Дина Рид - Без боя не сдамся

– Да как к нему относиться? Монах ненормальный.

– Почему ненормальный? – полюбопытствовал полицейский.

– А разве нормальный парень в таком возрасте пойдёт в монастырь?

– Почему бы и нет… – склонил голову служитель закона. – А как вы сами к тут присутствующей Марии Александровой относитесь? Уж не ревнуете ли? Девушка красивая…

– Мы просто дружим много лет, – сказала Маша. Юра только кивнул, подтверждая. Она продолжила: – В одной труппе танцуем, и до этого были знакомы… тоже по танцам…

– И между вами прям-таки ничего и не было? Никогда?

– Нет.

Полицейский посмотрел на притихшую в уголке Катю:

– А вы как думаете?

– Да-да, конечно. Друзья они. Мы все.

– У меня к вам тогда ещё есть вопрос. Раз уж ваша подруга такая неразговорчивая… Есть у нее тут ещё поклонники? Я уж точно знаю: где бабы красивые, там беда. У нас вон и недели не прошло, как драка на почве ревности была. А пять лет назад и убийство. По пьянке всё, конечно…

Но Маша ответила сама:

– Знаете, поклонники у меня есть везде. Видимо карма такая: как куда ни заявлюсь – сразу поклонники, хоть сортируй и в штабеля укладывай. И любимый вами Марк Далан тоже хотел «приобщиться»… Заработался на съёмочной площадке, так заработался, аж оторваться не мог! Можете его расспросить. – Маша нервно одёрнула куртку и поднялась: – В Залесской почти все монахи – не знаю, сколько их тут – ходят в чёрном. Наверняка и среди них есть высокие и далеко не святые.

– Хорошо, – отметил что-то на бумаге полицейский. – Но у меня есть ещё один вопрос – к вам, молодой человек. Где вы были вчера около часу дня, когда всё и случилось.

– Мы были вместе, – ответила Катя, – у Лидии Семёновны. Только Маша работала на съёмках.

– А ваши друзья, кстати, где? Вас, кажется, пятеро было?

– Они вчера вечером уехали. Но мы все: я, Вика, Антон и Катя были вместе. Лидия Семёновна нам обед подавала, тоже подтвердит. И Никиту Багульникова можете спросить. Он нас видел вместе в обеденное время, – сказал Юра.

– Ладненько, тогда подпишите здесь, – ткнул ручкой в протокол полицейский. – Проверьте, фамилии правильно написаны?

Все подписали, а Маша обеспокоенно уточнила:

– Нам надо уезжать сегодня. Мы можем?

– Почему нет? – кивнул полицейский. – Телефончики оставьте и адреса. И друзей ваших уехавших. Вот тут запишите, пожалуйста.

Ребята с облегчением вышли из отделения полиции и отправились собираться. Вскоре они расселись по местам в «Ниве Шевроле» Семёновны мужа, рассчитавшись с лихвой за отдых и удобства. Автомобиль тронулся, и Маша вдруг вспомнила, что перед тем, как встретить Алёшу в лесу, она видела на съёмочной площадке Юру. Он был в тёмно-синей футболке и в таких же тренировочных брюках. Да-да, он болтал с озабоченным чем-то Лёней. Кстати, и тот был во всем тёмном. Как сговорились. Маша напрягла память и поняла, что оба её друга были в бейсболках, причём оба высокие, на голову выше Алексея. И Юра, и Лёня видели, как она ушла в лес, поскандалив с Юнусом.

«О боже!» – похолодела Маша. Они ведь могли стать свидетелями её сцены с Алёшей. Но неужели кто-то из её друзей был способен на то, чтоб убить человека? Столкнув в пропасть какой-то палкой… И неужели тот, кто делал это, поступил так ради неё?

После перевала, усыпанного камнями, трасса Апшеронск – Краснодар, асфальтовой тесьмой обегающая леса, казалась идеально гладкой, и Маша, забившись в угол на заднем сиденье, всё-таки уснула. Её разбудил зычный голос Семёновны мужа:

– Так вас в аэропорт или на вокзал везти?

– А мы уже в Краснодаре? – встрепенулась Маша, выбираясь из-под куртки.

За окном громоздились в пробке машины, автобусы, грузовики, гудящие, пыльные, раскаленные южным солнцем. По обе стороны дороги выстроились автосервисы и автомобильные магазины, пестрящие вывесками: Nissan, Honda, Toyota, Mitsubishi. Подальше белели новостройки.

– Почти приехали, – ответил водитель.

– Знаете, где областная больница? – спросил Юра. – Нам туда надо. А потом уже в аэропорт. Мы доплатим, если подождёте.

– Как скажете, – прокряхтел Семёновны муж, протискивая «Ниву» в более свободный второй ряд.

Маша с благодарностью посмотрела на Юру: как она могла подумать о нём плохо? Не может он быть убийцей – ну, поприкалывается злобно, подерётся, но чтобы убить? Невозможно.

Она громко вздохнула. Рядом сидевшая Катя нежно взяла её за руку:

– Ну, что, Котёнок, отдохнула чуток?

– Ага, – выдавила из себя улыбку Маша. Её взгляд переметнулся от Кати к Юре, разместившемуся на переднем кресле. Да ведь они почти одного роста – Юра выше, но не намного! Маша повернулась к Кате: та ласково улыбалась, и Маша опять отказалась от беспочвенных подозрений – да мало ли высоких людей?! Катя и Юра – её самые верные друзья! И поездка доказала это!

А вот Вика – та ещё стерва. Жаль, по описаниям не подходит, и убивать Алёшу ей не с руки. Антон и росту не такого уж большого, да и добряк по натуре, увяз только по уши в любви к «королеве» Виктории.

Мысли Маши коснулись Лёни. Со съёмками он, конечно, «удружил». Деньги хорошие, а всё остальное… Какая там карьера кинозвезды в подобном клипе – скорее роль симпатичной подстилки! Машу снова передёрнуло.

Она подумала, что так толком с Лёней и не пообщалась за время съёмок. Он был постоянно занят: носился с камерой то за актёрами, то за натурными сценами. Юнус всё время его озадачивал бабочками, цветочками, брызгами водопада и прочим, даже когда остальные отдыхали. Тяжёлая у него работа, снова вздохнула Маша и невесело усмехнулась: «И захочешь кого убить, некогда будет…»

Маша в уме перебирала всех, кто был на площадке: Марк, он весь день провёл на виду в своем голубеньком костюмчике, «двое из ларца», Юнус, помощники… Никому из них не было дела ни до Маши, которую они видели впервые, ни тем более до неизвестного им послушника. При мысли об Алёше в душе снова всё сжалось: скорей бы узнать, как он! Хотя вряд ли стоит ждать хороших новостей…

* * *

Наконец автомобиль притормозил возле неприветливого серого здания, обнесённого по периметру кованым забором. Катя предпочла подождать в машине, а Юра вызвался сопровождающим. Выяснив, куда идти, Маша понеслась в сторону нейрохирургии так, что Юра не мог за ней угнаться, но перед дверью в отделение она остановилась. Её била крупная дрожь, совладать с которой она никак не могла. Юра приобнял её:

– Ну, ты чего?! Эй. Перестань. Не стоит себя винить, дурочка! Успокойся! Сказал же полицейский – ты ни при чём…

Маша лишь кивнула и, переведя дух, потянула за массивную металлическую ручку.

– Куда? – преградила путь перекособоченная пожилая санитарка с лицом цербера.

– Скажите, послушник Алексей Колосов в какой палате? – робко спросила Маша.

– Это какой? С батюшкой который, что ли?

– Да-да.

– К нему нельзя. Он в коме, – отрезала санитарка.

– Почему нельзя? – переспросила Маша.

– В реанимационные палаты пускают только близких родственников и то ненадолго, – безапелляционно выдала санитарка, уперев руки в боки. – Вы – близкая родственница?

Юра подхватил Машу под локоть:

– Ну, нельзя так нельзя. Пойдём.

Маша выдернула руку и резким движением достала из сумочки кошелёк. Она протянула санитарке две тысячные купюры и сказала, подчёркивая каждое слово:

– Я – очень близкая родственница.

В коридоре было пустынно, и санитарка не стала спорить с предъявленным аргументом, составлявшим почти половину её месячного заработка. Впрочем, она не преминула заметить:

– Проходить можно только в халате и в бахилах. Бахилы у нас по пять рублей.

Маша сунула кривой санитарке ещё десятку и наспех натянула дежурный халат.

– А молодой человек? – спросила привратница уже совсем любезно.

– Он не идёт, – бросила Маша и обернулась к Юре: – Прости, я должна сама…

Тот пожал плечами и развернулся к выходу.

Шурша синим полиэтиленом бахил, надетых поверх кроссовок, Маша пошла по коридору вслед за припадающей на одну ногу санитаркой. Та, словно оправдываясь за взятые деньги, по дороге рассказывала посетительнице, что молодые здесь работать не хотят, оттого ей, хромой и немощной, приходится в две смены выходить, а платят так, что аж самой стыдно бывает…

Реанимационные палаты были выделены в отдельный стеклянный бокс. Санитарка распахнула перед посетительницей дверь и вполголоса сказала, указывая в глубь узкого помещения:

– Совсем молоденький… Жалко. Ну, побудьте. Не трогайте ничего.

Дверь закрылась. Маша осталась одна перед высокой реанимационной кроватью, на которой лежал Алексей. Только это был совсем не он – не тот красивый, то мрачный, то презрительный, то сдержанно улыбающийся или восхищенный юноша. С содроганием Маша смотрела на недвижимое тело, почти полностью скрытое под гипсом и повязками, опутанное трубками, ведущими ко множеству аппаратов. Пергаментное лицо Алёши, несмотря на наложенные местами швы и выцветшие следы йода, напоминало изображения святых мучеников на потемневших от времени деревянных иконах. Сухие полуоткрытые губы были покрыты запёкшимися кровью трещинками.

Судорожно сглотнув, Маша подошла поближе. Она достала из сумочки влажную салфетку и трясущейся рукой отёрла его лоб, поправила простыню. Испуганная, подавленная, она не знала, что делать.

Её глаза коснулись кончиков Алёшиных пальцев, виднеющихся из-под жёсткого панциря гипса на правой руке. Она опустилась на колени и со страхом дотронулась до них, чувствуя еле уловимое, но всё же живое тепло.

– Прости меня, Алёша, – проговорила она скорее для себя, чем для него, ибо ощущение непоправимой ошибки многотонной глыбой наваливалось на неё и становилось невыносимым.

Слова облегчения не принесли. И, раздавленная созерцанием умирающего парня, Маша продолжала сидеть на полу, поджав ноги, осторожно поглаживая натруженные, мозолистые фаланги пальцев Алёши с короткими совсем ногтями, боясь неосторожным движением сделать ему больно, хоть он, очевидно, ничего и не чувствовал.

Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался отец Георгий.

– Ты что здесь делаешь?! – громко возмутился он.

Маша поднялась навстречу, хотела ответить, но лишь заплакала, закрыв руками лицо.

Священник недобро сказал:

– Раньше надо было плакать. И думать.

Маша вытерла слёзы и попробовала оправдаться:

– Вы уже слышали, что он не пытался с собой покончить? Есть свидетели, что Алёшу столкнули…

– Не важно, – священник был неумолим, – уверен, что в любом случае не обошлось без страстей, с тобой связанных. Я знаю таких, как ты, – молодых и наглых. Думаешь, всё дозволено, и Закон Божий не про тебя писан? Посмотри на результат, – кивнул отец Георгий на тело Алексея. – Довольна?

– Но я не… – начала было Маша.

– За вертолёт – спасибо. А говорить нам с тобой не о чем, – отрезал священник и добавил: – Живи как знаешь, делай, что заблагорассудится. Бог тебе судья. Но здесь тебе не место! Уходи!

Маша выползла из палаты, как побитая собака, и вдруг сорвалась – побежала со всех ног. Юра поймал её на выходе из отделения:

– Тпру, стой! – рявкнул он, стиснув её предплечья. – Эй, Маруся! От кого ты так убегаешь?

Она тяжело дышала, словно пробежала не двадцать метров коридора, а целый марафон, но всё-таки ответила:

– От себя…

Юра кивнул:

– А теперь остановись. Посмотрела? Живой?

– Не совсем…

– Но не мёртвый. Я тут попа этого видел. Это он небось тебе гадостей наговорил?

– Он правильно сказал, – горько признала Маша.

– О-о! А вот это уже надо лечить, – покачал головой Юра. – Вернёмся в Москву. У меня есть знакомый психолог – потрясный дядька. А может, и так обойдёмся. Да, Марусь?

– Боюсь, такое не лечится…

– Да брось, лечится всё: даже сифилис и менингит! – хмыкнул Юрка.

Маша попыталась его затормозить.

– Ну, что ещё? – буркнул он.

– Мне бы с лечащим врачом поговорить – я ж не знаю ничего о состоянии Алёши, видела только – лежит, как мёртвый…

– Я уже поговорил.

– И что? Есть хоть какие-нибудь шансы?

– Мизерные. Твой любимый маньяк переломал почти все кости и позвоночник в двух местах. Док сказал, что собирали его по кусочкам, как могли, – операция семь часов шла. А насчёт того, выкарабкается или нет, ничего сказать не может. Но даже если и выживет, инвалидом будет наверняка. Овощем.

– Но какие-то лекарства, может, нужны… – пролепетала потрясённая Маша.

– Если даже нейрохирург говорит, что в таком случае главное – молиться, – заметил Юра, – то самое серьёзное лекарство сейчас сидит при нём. А ты не мешай.

– А если купить что-то надо будет? – волновалась Маша.

– Во, блин, мать Тереза! – вспылил Юра. – Он кто?! Монах…

– Послушник, – поправила Маша.