Дина Рид - Без боя не сдамся

– Ты сегодня добрая, как голодный крокодил на выгуле… – заметил Лёня, ничуть не оскорбившись.

– Её обидели, – пояснила Катя. – Анка отправляет танцевать на какой-то конкурс для начинающих звездулек.

– Как называется?

– «V-персона».

– А чем ты недовольна? – не понял Лёня, налегая на мясной пирог. – Программа рейтинговая. Её Первый канал выкупил с «КНТ». В США, кстати, аналог идет. Тоже в топе телешоу.

– Их рейтинги на мне не отразятся, я буду работать почти бесплатно. Вдобавок чёрт знает с кем. С молокососами какими-то, – выпятила губу Маша.

– Погоди-ка, по-моему, ты не права насчет молокососов. Народ там разный. – Лёня потянулся за пультом к громадному телевизору и гордо заявил: – Ты, кстати, мою главную новинку ещё не видела.

– Катин живот? Видела.

– Перестань дерзить, дурилка. Я про телик. Зацени: 3D с выходом в Интернет. Браузер, все примочки встроенные.

– Круто, – равнодушно ответила Маша.

– Сейчас я твоё шоу покажу. Прошлогоднее, конечно. Так, набираем на «Ютубе» «V-персона»… Ого! – присвистнул Лёня. – Тут уже с этого года какое-то пиратское видео выложили – за десять дней почти миллион просмотров – офигеть! И не удаляют. Может, сами раскручивают? Сейчас и такое случается. Ха-ха, да тут просто праздник! Комменты глянь: «Жесть: рокера заставили петь Пугачёву», «Скандал на кастинге», «Судьи чуть не подрались из-за «Линкин Парк», «Рокер опустил Марка Далана»… Забавно, кто это так отличился?

– Боже, там ещё и Далан! – простонала Маша. – За что мне это?!

Лёня запустил ролик. Чёрный прямоугольник файла на «Ютубе» расширился на весь экран, и при виде скандального участника у обеих подруг вытянулись лица. Маша вперилась в экран, а Катя пробормотала:

– Ничего себе!

Это был Алексей. Собственной персоной. Робкий в первые секунды и вдруг сумасшедший, бунтарский, искренне злой. В Машиной голове снова, как когда-то, всё закружилось. Он снова пел ненавистный теперь «Линкин Парк». Тот же самый «Numb». Но совсем по-новому. Машины пальцы сжали скатерть в комок. Предательские мурашки пробежали по спине, не подчиняясь разуму.

На экране Алёша был совсем другим, завораживающим, яростным и уверенным, как демон, сорвавшийся с цепи. Судьи сидели, раскрыв рты, и вдруг остановили его бестактно, не вовремя, начали перепалку. Затаив дыхание, Маша переживала о том, что скажут, чувствуя себя растерянной, рассерженной, не понимающей, как можно не видеть его таланта и говорить подобную ересь. Машу раздирали надвое гордость за Алексея, словно это она, она и никто другой открыла его дар, будто и стоял он на сцене лишь благодаря ей, и тёмное желание быть отомщённой. Хотя бы так. Низко и несправедливо. Чтобы Алексей ощутил себя униженным, ненужным – как чувствовала себя она.

Видео затянулось. Маша не могла не смотреть на его лицо. Оператор навёл объектив камеры на глаза крупным планом – невероятные, наполненные страданием. Маше стало дурно и абсолютно невыносимо. Из сабвуфера полился его голос, достающий до самого сердца.

Маша вскочила и, вырвав из Лёниных рук пульт, резко нажала на «стоп». Видео застыло.

– Как он посмел?! – гневно выкрикнула Маша. – Как он посмел?!. Петь ЭТО?!

Катя стала мрачнее тучи и, видя реакцию подруги, пробормотала:

– Отморозок. Надо было…

– Не надо. – Лёня тронул её за локоть и поторопился свернуть браузер. Катя оглянулась на мужа и прикусила язык.

– Не-на-ви-жу-его, – процедила Маша. – Ненавижу! Лицемер… Предатель!

– Он тебя не достоин, – сурово проговорила подруга. – Ты должна его забыть.

– Я забыла.

Катя не ответила на откровенную ложь. Маша опустилась на стул, снова встала, уронила вилку, нервно сказала:

– Спасибо за ужин. Спасибо, Лёня. Мне стало легче. Намного! Аха-ха-ха! Работа будет великолепной. Далан и Алексей… Чудесно! Просто замечательно! И я посерёдке плясать буду: во саду ли, во городе. Чёрт! Осталось только повеситься. Я этого не вынесу. Такого лицемерия. Неуважения… – Машу била крупная дрожь.

– Успокойся сейчас же! – встряхнула её Катя. – Мария! Приди в себя! Я тебя сейчас ударю!

Маша перевела дух и заплетающимся языком проговорила:

– Всё. Прости-прости. Я спокойна. Прости.

– Возьми водички.

– Не надо, спасибо. Нормально. – Маше стало неудобно. Друзья смотрели, сопереживая, но она всем нутром почувствовала их неосознанное желание скорее освободиться от неё – от носителя вируса несчастья, внезапно и не к месту проникшего в их уютный, новорождённый мир. Зачем им её сложности? Скорее надо уйти отсюда!

Маша пробормотала:

– Простите, Лёня, Катя. На меня что-то нашло. Я лучше домой пойду.

– Я тебя провожу, – подорвался Лёня.

– Не надо. Правда. Я ничего. – Маша дошла до входной двери и, прежде чем выйти, бросила: – Надеюсь, его выгонят до прямых эфиров.

Дома Маша заперла дверь на цепочку и в тёмном коридоре сползла по стене на корточки, изнемогая от беззвучных рыданий.

* * *

Утром невыспавшаяся и бледная Маша пришла на репетицию в «Годдесс». Все только собрались после короткого отпуска, предвкушая веселье и новизну – Анка объявила о разборе новой программы. Этого всегда ждали, как праздника. В меру властная, в меру демократичная Анка обсуждала с коллективом удачи и яркие моменты истекшего «гастрольного» года, а затем обрисовывала концепцию нового, закладывая основу концерта. Она выслушивала предложения каждого, кто желал внести лепту. Именно до этого дня ребята хранили заготовки и идеи, отложенные в персональную творческую копилку. Нюансы, движения, изюминки разрабатывались коллективом. Процесс созидания увлекал и основной состав, и вспомогательный. Что могло быть лучше?

На этот раз Машу к обсуждению не пригласили. Анка была себе верна: она сразу отправила опальную девицу в студию на второй этаж – к новичкам. И Маше казалось, что в глазах коллег отражалась позорная вывеска на её лбу, бьющая неоновым светом: «Сумасшедшая неудачница».

«Ты получила слишком большой аванс, надо отрабатывать. «Годдесс» – прежде всего коллектив. Раз ты ставишь во главе угла личное, не уживаешься в нынешнем составе, воспитывай новый. И то – до первого скандала, – сказала Анка вчера и подчеркнула: – Это твой последний шанс остаться с «Годдесс».

Со вчерашнего вечера мысли Маши заполнила густая, нездоровая муть. Кто сказал, что расставаясь, люди разбивают сердце? У неё крутило всё тело, кости, словно ни одной клеточки не осталось целой. Всё было плохо. Всё раздражало. И не убежишь от себя, не сотрёшь из головы непрошеные воспоминания, не заставишь сердце молчать. Маша держалась с трудом.

Зато девочки, только переведённые в «Годдесс» из разных танцшкол, безмерно счастливые вступлением в мир взрослых, обрадовались Маше искренне – так, как многие внизу уже не умели. Это тронуло. Рассказывая девочкам о работе в подтанцовке на большой сцене, Маша почувствовала себя хоть кому-то нужной. Они принялись отрабатывать движения, и от работы стало на йоту легче. Иногда Машин взгляд падал сквозь стеклянную стену на первый этаж, где шло бурное обсуждение, смех, демонстрация па. Обида обрушивалась на Машу с новой силой. Впрочем, стоило увидеть павлином выступающего Юру, сожаления сразу рассеивались.

* * *

В пять вечера на первом этаже работа шла полным ходом, а Маша уже распрощалась с девчонками – какой-никакой плюс: пока не вызовут организаторы телешоу, есть масса свободного времени. Его можно посвятить кино и шопингу, к школьной подружке заехать или к родителям, просто пошататься по центру – давно не было такой роскоши.

Процокав по холлу каблуками полусапожек, Маша стремительно вышла из здания. Парень в куртке и джинсах стоял, облокотившись о перила лестницы. Скользнув взглядом, Маша прошла мимо. Но сзади послышался взволнованный голос:

– Маша! Здравствуй!

Алёша… Она узнала его мгновенно. Сердце прыгнуло от радости, длящейся лишь тысячную долю секунды, а потом колко ударило в груди и провалилось куда-то глубоко, мешая дышать. В висках заломило, захотелось обернуться, накричать на него, но Маша не замедлила шаг. Много чести. Не достоин.

– Маша! – догнал он её. – Мы можем поговорить? Прошу тебя!

Она остановилась на мгновение, смерила его холодным взглядом. «Боже, какой красивый! Зачем ты мучаешь меня? – простонала её душа. – Только бы не проявить слабость снова! Я не должна. Уходи!»

– Я ждал тебя. Я соскучился, – проговорил Алёша. Его губы тронула ласковая улыбка.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, – жёстко сказала Маша и пошла дальше.

Он опешил, но не сдался, зашагал рядом. «Не хромает, – ликующе отметила Маша и тут же оборвала себя: Мне нет до этого дела».

– Маша! – Он не выдержал, схватил за рукав плаща, развернул к себе.

– Отпусти, – процедила она сквозь зубы.

От волнения в животе всё сжалось. Но Алёша не послушал.

– Нам есть о чем поговорить, – сказал он. – Мы расстались так неправильно… Глупо. Я хочу всё исправить. Телефон твой… я так и не смог дозвониться. Маша, я прошёл кастинг на телешоу и теперь буду в Москве. Представь, я вернулся домой за одеждой, а горничная сказала, что ты приезжала… Я просто чуть с ума не сошёл. После всего… ты всё-таки приехала! А мне никто не сказал. Не удосужились. За всё лето!

– Пожалуй, это была не я, – саркастически усмехнулась Маша, боясь встретиться с ним взглядом.

«Не смог дозвониться! Как же…» Сейчас она ненавидела Алёшу ещё сильнее за ложь, которую он пытался выдать за правду.

– Нет, ты, – возразил Алёша. – Горничная узнала по фотографии. Ты передумала? Ты меня простила?

Маша резко дёрнулась и высвободила руку:

– Прощения, красивые слова… На колени снова будешь падать? Не считаешь, что для дежавю не лучший момент? Ты свой шанс уже упустил. И если не понимаешь с первого раза, повторюсь: мне-не-о-чем-с-то-бой-раз-го-ва-ри-вать! – прочеканила она Алёше в лицо и бросила яростно: – Убирайся! Иначе позову охранника! Или ты опять меня потащишь куда-нибудь?!

У Алёши вытянулось лицо и опустились руки. Гордо вздёрнув подбородок, Маша расправила плечи и полной достоинства походкой подошла к припаркованному рядом такси. Она распахнула дверцу королевским жестом и села, будто к личному шоферу:

– К ЦУМу. Поехали скорее.

– Как скажете, – улыбнулся белобрысый, похожий на колхозника таксист.

Автомобиль тронулся. Маша держала себя в ежовых рукавицах, чтобы не обернуться, но как только такси свернуло за угол, расплакалась. Ну почему не сломался каблук? Не пробило шину в авто? Почему этот гад не держал её крепче? Не придумал что-нибудь убедительнее? «Ненавижу! Ненавижу!» – думала она.

– Вы чего, девушка? Этот тип вас обидел?

Маша кивнула, отчаянно сопя в платок.

– Может, вернуться и по ушам ему надавать как следует? – озаботился дюжий водитель.

Маша подняла на него глаза и грозно сказала:

– Только попробуйте!

Припустил дождь. Алёша пробежал от крыльца к фирменному синему автобусу с серебристой буквой «V», вертикально прорезающей борта и окна по обе стороны. В автобусе Алёша встряхнул головой, вытер рукавом куртки капли с лица и плюхнулся на мягкое серое кресло в середине салона. Опять не выспался. Надо ловить свободные минуты. Зевнув, Алёша прикрыл веки.

Прошла неделя с того момента, как он встретился с Машей, а мутное чувство недоумения не покидало. Она вела себя так, будто не сама решила прекратить отношения, а он порвал с ней. И натворил ещё бог весть чего. Но чего?! Что ещё он сделал не так?

В душе вскипало раздражение: кто поймёт этих женщин? Алёша нахмурился. Он бы не сдался, пришёл и завтра, и послезавтра, пока Маша не поймёт что-нибудь, не сменит гнев на милость. Увы, осаду пришлось отложить до лучших времён – на следующее утро участников громкого конкурса изолировали от внешнего мира на подмосковной базе отдыха. По мнению продюсеров, требовалось полное погружение в сценический образ: никакой толчеи в метро, пивка с друзьями, мам, пап и внешних забот.

Из неизвестных певцов и певиц здесь усиленно лепили звёзд педагоги по вокалу, хореографии, сценическому мастерству, костюмеры, операторы, журналисты, фотографы и толпы людей, о названии профессий которых Алёша мог только догадываться. Жаль, его «СиДогс» вылетели слишком рано. Процесс оказался интересным, хоть и не простым. Алёша купался в занятиях музыкой, ловил каждое слово преподавателя и пел-пел-пел. Если бы не мысли о Маше, он был бы абсолютно счастлив.

Ребята вокруг, да и собственное отражение в зеркале менялись, становились ярче и эффектнее. Стилисты умудрились придать форму даже Алёшиным непослушным волосам. «Это не я!» – была первая реакция почти каждого, кто отдавался во власть хитроумных конструкторов имиджа.

Алёша смирился с новым обликом, по сути дела, ему было наплевать, уложены его волосы или торчат как попало. Такое же безразличие он проявлял и к одежде – в девушку не рядят, и ладно. Однако Алёша шумно запротестовал, когда перед съёмками видеопрофайла полная женщина с кучей кисточек и мазилок собралась его накрасить.