– Потому что не болит, – вздохнула Маша.

– Конечно, не болит! Лидокаинчиком обработали, укол сделали. А вот завтра ты, девочка, по-другому скажешь…

Алёша встревоженно глянул на врача:

– Сергей Васильич, скажите честно – у Маши что-то серьёзное?

Тот махнул рукой:

– Думаю, ничего страшного. Рентген сделаем. Баллончик с лидокаином выдадим. Дома отлежится. Будем надеяться, без гипса обойдётся. А вот ты, Колосов, зря девушку на руки хватаешь. Даже если она нравится тебе так сильно. Кто у нас неделю назад встать не мог, Пушкин?

Маша обеспокоилась:

– Ты не мог встать? Что случилось?

– Да всё нормально, – улыбнулся Алёша.

– Не обманывай! – настаивала Маша. – Кто, как не я, должен знать?

– С тебя уже хватит, – ответил Алёша. – Я в порядке.

Сергей Васильевич крякнул:

– Ладно, как «Скорая» приедет, я вернусь.

Группа «Твайс» отправилась на сцену, Зарина ещё куда-то, и они остались одни.

– Ты знаешь, я… – начала было Маша, но Алёша закрыл её губы поцелуем. И она поддалась, приникла к нему, обмякла. Алёша был счастлив, безмерно счастлив чувствовать клубничный запах волос, пить сладость с её губ, держать её в своих руках. Нежную. Трогательную. Родную. Он почувствовал себя дома, как путник, вернувшийся в оазис из утомительного похода по пустыне.

– Люблю тебя, – прошептал он, жадно ловя слухом её колокольчиковое «Люблю».

Глава 10

Кого прощать, кого карать…

Когда приехала «Скорая помощь», Алёша упрямо пошёл провожать Машу и уехал бы в больницу с ней, если бы та не взмолилась:

– Прошу тебя, останься! Для меня! Пожалуйста!

– Колосов, да не волнуйся ты! Она в надёжных руках, – уверял Сергей Васильевич. – Нет, ну ты посмотри на него, вцепился, как клещ! Отпусти девушку, кому говорю! Хорош обниматься!

Маша быстро написала адрес на бумажке:

– Вот. Здесь я живу. Только попробуй не прийти.

Алёша зажал адрес в ладони и склонился над Машей, она обвила его шею руками и поцеловала:

– Я буду по телевизору смотреть, как ты выиграешь. А ты обязательно выиграешь! И сегодня и вообще. Я в тебя верю!

* * *

«Скорая» уехала. Алёша потоптался у служебного входа и вернулся в концертный зал с одной мыслью: тот, кто заставил Машу страдать, должен ответить. Здесь всё нашпиговано камерами – несложно найти виновного. Хотя Алёша был уверен: имя виновника он и так знает. Убил бы гадину! И Юру этого в придачу, с его мерзкой ухмылкой. Кулаки сжимались сами. Раздуваемый мыслями гнев клокотал в груди. И пусть то и дело всплывали в голове строки из послания апостола Павла к Римлянам: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию», Алёша оправдывался перед ним: «Я не за себя! Я и щёку подставлю, если надо… А за Машу по стене размажу!»

Алёша зашёл в аппаратную.

– Чего надо? – оторвался от мониторов оператор.

– Записи просмотреть с камер у гримёрки балета.

Лысый оператор, расплывшийся телесами по широкому креслу, прищурился:

– А кто ты такой, чтобы я тебе показывал? Сюда вообще посторонним вход воспрещён. Так что давай, пацан, иди, своим делом занимайся.

– Я не посторонний.

– Короче, не отвлекай! Тут работы валом! Если что надо, приходи с продюсером или менеджером. Свободен.

В аппаратную заглянул охранник:

– Михалыч, проблемы?

– Да нет, – буркнул оператор, – но пацана забери. Мешает.

– Ещё вернусь, – с досадой бросил Алёша и протиснулся в щель между дверным косяком и раскачанной грудиной шкафообразного охранника.

* * *

Общую песню уже спели, до объявления результатов голосования оставалось больше часа – есть время подумать. Погрузившись в мысли, Алёша забрел в неизвестный коридор с подсобными помещениями. Из-за тускло освещённой двери послышалась возня. Алёша усмехнулся: кто-то решил уединиться в безлюдном местечке? Но вдруг раздался удар, женский вскрик и грохот падения.

Алёша толкнул дверь и не поверил своим глазам: намотав на руку длинные светлые волосы, Далан наклонился над распластанной на полу Викой:

– Сука, чуть все шоу не сорвала…

– Прекрати! – заорал на него Алёша. – Что творишь, сволочь?!

Далан обернулся:

– А, вот и ты, Колосов! Наверняка за Марию отомстить хочешь? – Он мотнул головой в сторону блондинки: – Давай, вмажь стерве хорошенько! Её рук дело.

Вика жалобно подвывала, но не вырывалась.

«Вот тебе и месть. Как в Библии говорится: «Мне отмщение. Аз воздам». Кровь за кровь, око за око… Ну, нет! Так эта фигня никогда не закончится», – с омерзением подумалось Алёше, и он сквозь зубы повторил:

– Прекрати, я сказал. Руки от неё убери!

– Ха! Ты что, рыцарем прикинулся?! – злобно сгримасничал Далан. – Да это не женщина, это змея! Ей на всех наплевать, на шоу, на эфиры, лишь бы отомстить…

И он снова замахнулся на Вику.

Без слов Алёша подскочил и с размаху саданул певца по плечу – тот отлетел в сторону, обрушив старый стеллаж.

Алёша наклонился над растрёпанной Викой. Она в ужасе закрылась от него руками и запричитала:

– Не бей! Не бей! По лицу не бей! Ещё на сцену выходить…

– Да не собираюсь я тебя бить, – ужаснулся Алёша её реакции.

– Я больше не буду-у-у! – будто не слыша его, продолжала Вика.

– Успокойся. Никто тебя не бьёт. Встать можешь? – Он протянул ей руку.

Из угла, куда упал Далан, послышались охи и ругательства. Алёша посмотрел на него и кивнул Вике:

– Этот козёл тебя больше пальцем не тронет.

Она уставилась на него неверящими, расширенными глазами и вдруг призналась:

– Но это же правда я. Это я виновата…

– Плохо, – хмуро ответил Алёша, но руку не убрал.

Вика оперлась на протянутую ладонь и села, недоумённо глядя на него:

– И ты ничего не сделаешь?

– Нет.

– Идиот, – закряхтел Далан, поднимаясь. – Она потом яду тебе подсыплет и на могилке гоу-гоу станцует. Она же всё сделала, чтобы ты вылетел сегодня вместе с Марией. Недожала немножко.

Алёша пристально взглянул на Далана:

– А ты безгрешен?

– Нет, и что? Скажи, ты реально во всю эту христианскую хрень веришь? – удивился Далан, потирая плечо. – Ёпс, тяжёлая у тебя рука, Колосов.

Он не стал приближаться, осторожничая на всякий случай, опёрся о другой, целый ещё стеллаж и продолжил:

– Ты реально считаешь, что сейчас простишь Викторию, и она не подставит тебя снова?

– Ты за меня не говори, Марк, – с неприязнью бросила Вика. – Может, его и не подставлю…

– А Машу? – спросил Алёша.

Далан заржал:

– Не могу, наивный чукотский вьюноша!

– Ты думаешь, она святая? Машка?! Не ровняй людей по себе! – возмутилась Вика. – Она сама на меня драться полезла в прошлом году – подумаешь, я про вас статейку пихнула. Край деньги нужны были. Да-да, у меня нет богатеньких родителей – мать пьёт, как лошадь. Все бабки, что я на оплату квартиры заработала, мамаша пропила, сука. В долги влезла. Нас бы резко на улицу вышвырнули. Ага. Но из-за Маши твоей распрекрасной меня с работы турнули, пришлось полгода в гнусном стриптиз-клубе отпахать. Там, кстати, все такие вещи с туфлями делают. И ничего, выживают. Я вон выжила…

– Да уж, выпахалась, стахановка, – фыркнул Далан. – Ноги не сдвигаются.

– Выпахалась, – огрызнулась Вика.

– У всех свои трудности, но не стоит лицо терять, – ответил Алёша.

– …а то потом с асфальта не соскребёшь, – продолжил Далан.

– А на вас, кстати, Марк Борисович, при желании она спокойно может подать в суд. За нанесение телесных повреждений, – сказал Алёша.

– Как и я на тебя, голубчик… – Далан снова потёр плечо, другой рукой придерживая поясницу: – Это в монастыре тебя так бить научили? Кубань-Шаолинь?

– Жизнь научила.

Далан продолжил:

– А вообще какой суд, ты обалдел? Виктория же по головам лезет к деньгам и славе. Остальное ей по барабану. Отряхнётся и пойдёт. – Он покачал головой. – Загадочный ты, Колосов. Я прусь просто.

Вика встала наконец с пола и как ни в чём не бывало спокойно поправила платье:

– Знаешь, Марк, Колосова ты не поймёшь, не тужься. Понимать нечем, у Колосова в груди сердце, а у тебя – моторчик от «Майбаха». А у меня… Не важно, что у меня… Мне сердце по статусу не положено. Компенсирую бабками. Но если что, и правда в суд подам. Надоело.

– Посмотрим, что ты завтра запоёшь, – буркнул пренебрежительно Далан.

– Вот завтра и посмотрим. А сейчас я пошла к выходу готовиться. Синяк хорошо бы замазать. Как и те, на заднице, с прошлой недели… Да, Марк? Тоже Маше спасибо за визит. Правдоискательница, блин. Пусть отдохнёт маленько.

Алёша нахмурился, раздираемый противоречивыми чувствами, главным из которых, пожалуй, была гадливость по отношению к присутствующим персонажам. Как в вонючее болото провалился. Он прочеканил:

– Иди. Но ещё раз подобное выкинешь, карьеру испорчу: с организаторами поделюсь, кто тут постоянно гадит, или видео в прямом эфире пущу. Способов много. Я находчивый. И злой.

А Вика, приглаживая волосы, ответила:

– Ой, Колосов, не пугай. Ты добрый. Когда в себе, конечно. Но расслабься: Машка своё уже получила. Больше её не трону. Обещаю. Ага. Только имей в виду: уступать тебе в конкурсе я не намерена. Пускай по-честному, но мы ещё поборемся.

– На то и конкурс.

Уже на выходе Вика остановилась и сказала:

– Слышь, Колосов, а меня ещё никто не защищал, как ты. Мне понравилось. Да, кстати, раз ты такой порядочный, должен знать – твоя Маша недолго по тебе страдала – раз-два и к Юрке Григоряну в постель запрыгнула. Может, и залетела от него, кто знает? Так что теперь сам решай, камнями в неё бросаться или прощать.

Она скрылась в коридоре, а Далан саркастически заметил:

– Укусила-таки, змея… Вот и верь бабам после этого. Дурак ты, Колосов. Романтик и дурак.

Стиснув зубы, Алёша процедил:

– Лучше молчи, а то я твои поцелуи с Машей в горах вспомню… А если вспомню, убью.

И Далан прикусил язык, поняв, что тот не шутит.

* * *

Сверкали огни вокруг конкурсантов, выстроившихся на сцене рядом с наставниками, прогрохотала пафосная заставка, театральное действо продолжалось. Публика затаила дыхание, в нетерпении ожидая объявления ведущей, а Алёша был далеко – в своих мыслях. «Ну и что же? Она была с ним… Я и сам не ангел. Но почему с ним? Ведь гнус же, самовлюблённое мурло. Может, Вика наврала? Или нет…»

Несмотря на все резоны, на зарок не ревновать, в груди щемило. Цепочки, украшения с ро́ковой атрибутикой, которыми щедро увесила шею и запястья костюмер, казались тяжёлыми, как вериги. Алёша лишь автоматически отмечал: Слава прошёл, «Твайс», Рома…

– И лидером зрительского голосования становится… Алексей Колосов! Снова! – выкрикнула ведущая. Летиция задрала его руку вверх, как рефери у бойца на ринге. Девушки в зале завизжали. Алёша поклонился, улыбнулся, помахал. Сам удивился: надо же, научился улыбаться на публику! Поклонился ещё. Благо теперь можно уходить.

Едва он спустился за сцену, позвонила Маша:

– Как обещала, рассказываю. – Слышно было, что она улыбается в трубку. – Хирург сказал: ничего страшного, разрыва связок нет, через три-четыре недели можно танцевать!

– Это хорошо, – сдержанно ответил Алёша. – Тебя довезут домой?

– Да. Не волнуйся. Мы уже едем. – Маша помолчала секунду и добавила: – И если получится, приходи. Буду ждать.

– Хорошо.

С экранов на стенах закулисья пела песню «за жизнь» Вика, но Алёше было без разницы, вылетит она или нет. Он тихо шепнул Зарине, что отлучится. Та, бледная, как привидение, пробормотала: «Да делайте, что хотите… Достали. Сумасшедший дом, а не шоу». Наскоро стерев грим, Алёша накинул куртку и, прихрамывая, направился к выстроившимся у концертного зала такси. Пересчитав смятые бумажки, Алёша решил, что на сегодня денег хватит. Он сел в автомобиль с шашечками и назвал оставленный Машей адрес. В глазах таксиста мелькнул интерес:

– А вы, случаем, не из «V-персоны»? Как его, этот, Алексей Колосов?

– Да, это я, – с изумлением кивнул Алёша.

– Подпишите, – протянул дядька блокнот.

– Зачем?

У Алёши в голове мелькнула радостная мысль о бесплатном проезде для конкурсантов – вдруг договор есть с организаторами, но таксист улыбнулся и пояснил:

– Дочка от вас с ума сходит – от телевизора не оторвёшь. Обрадуется автографу!

– А-а, ясно, – обалдел Алёша и, черкнув по вощёной бумаге, оставил первый в своей жизни автограф.

Такси понеслось по ночной столице и притормозило в небольшом дворике меж пятиэтажных хрущёвок. Алёша расплатился и вышел. Фонарь высвечивал номера квартир на табличке, серое крыльцо, огненно-красные и лиловые дубки в палисаднике. Алёша взглянул на листок с адресом, но в подъезд не зашёл. Не смог.

Углубившись в темноту двора, он сел на приземистую скамью у песочницы. Было зябко. Алёша спрятал кисти рук в карманы и втянул шею в воротник.