Грейстил выпустил ее руку, и Велвет стремительно сбежала по ступеням. Услышав, как хлопнула входная дверь, он тоже спустился по лестнице, а затем, держась на некотором расстоянии от Велвет, пошел следом за ней по улице. Дойдя до угла, она подозвала экипаж и, сев в него, уехала. А Грейстил, тяжко вздохнув, побрел обратно к себе. Вернувшись в кабинет, он зажег лампу и увидел выдвинутый ящик со взломанным замком, разбросанные повсюду бумаги и свое последнее послание к Монку. Но как ни странно, Велвет не сломала печать, так что письмо осталось неповрежденным. А вот если бы она прочитала это письмо, то, возможно, многое поняла бы. Ведь он пытался убедить Монка, что следует поддержать Карла Стюарта, а не Ричарда Кромвеля.

«Еще бы один день — и мы бы с Велвет обвенчались, — подумал Грейстил со вздохом. — А теперь…» И тут ему вдруг пришло в голову, что так даже лучше… Да-да, возможно, это даже хорошо, что они сейчас не поженились. Пусть сначала все прояснится, пусть Карл Стюарт займет свое законное место, а уж потом он, Грейстил, добьется своего.

Велвет прекрасно понимала, что ехать ей некуда, за исключением дома у ворот Бишопсгейт. При этом следовало иметь в виду, что перед отъездом она много лгала, написала не соответствующее действительности письмо, а теперь ей придется униженно просить прощения за свои деяния и умолять вдовствующую графиню, чтобы та впустила ее к себе и вновь предоставила кров.

Когда экипаж подкатил к дому у Бишопсгейт, Велвет вручила кебмену полкроны и, не дожидаясь сдачи, выбралась из экипажа. Затем, поднявшись с замирающим сердцем к парадной двери, она постучала, еще не зная, как будет отвечать на вопросы хозяйки. Сказав «благодарю» открывшему дверь слуге, девушка быстро пересекла холл и направилась к ярко освещенной гостиной.

Навстречу ей вышла Кристин Кавендиш.

— О, Велвет, дорогая!.. Вот уж не думала, что этот день может стать еще лучше! Ах, как ты порадовала меня своим приездом!

Велвет невольно вздохнула. Сердечный прием графини лишь усугубил ее чувство вины. Собравшись с духом, она проговорила:

— Миледи, покорнейше прошу вашего прощения за то, что позволила себе обмануть вас. С моей стороны это был недостойный, неблагодарный поступок. Ведь вы столько всего для меня сделали и с таким гостеприимством принимали у себя в доме.

— Дорогая, я прекрасно знаю, что ты уехала из-за постоянных… издевательств со стороны моего внука. Вскоре после твоего отъезда я велела ему собираться и отправила его обратно домой, к своему папаше, — с ухмылкой сказала Кристин. — А чуть позже, когда я прочитала твое письмо и поняла, что на самом деле ты едешь в Роухемптон, то есть прямо в объятия Грейстила Монтгомери, меня это немало позабавило. Могу я надеяться, что ты готова сделать сейчас весьма важное заявление?

Пытаясь успокоиться, Велвет сделала несколько глубоких вздохов.

— Да, миледи. Мы с лордом Монтгомери нареченными женихом и невестой более не считаемся. И все отношения между нами прерваны. Если вы позволите мне вернуться в ваш дом, я буду в долгу перед вами до скончания дней.

— Разумеется, позволю, моя дорогая. Где же еще тебе отсиживаться после ссоры с любовником? Я уверена, что не произошло ничего такого, чего нельзя исправить. В такой знаменательный день, как этот, возможны какие угодно нервные срывы и выплески эмоций. Я написала письмо королеве Генриетте Марии. Королевское семейство будет вне себя от радости, узнав о смерти Оливера Кромвеля. Будем надеяться, что это событие ускорит реставрацию монархии и восшествие на престол законного короля.

— Я тоже так думаю, — кивнула Велвет. — И надеюсь всем сердцем на его скорое возвращение. Миледи, можем мы поехать завтра в Роухемптон, чтобы забрать оттуда Эмму?

— Конечно, дорогая. — Кристин налила два бокала вина. — Надеюсь, ты выпьешь со мной?

Велвет подняла свой бокал:

— Давайте выпьем за его величество Карла Стюарта, короля Англии, Ирландии и Шотландии! — Она осушила свой бокал одним глотком и даже глазом не моргнула, когда Кристин вновь наполнила его.

Вскоре дамы опустошили всю бутылку, а затем на нетвердых ногах начали подниматься по лестнице.

После бессонной ночи Грейстил Монтгомери поднялся на рассвете и провел почти весь день в поездках но Лондону. Он побывал во всех частях города и везде прислушивался к тому, что говорили люди о смерти Кромвеля. Он заехал и в Темпл, где побеседовал с банкирами и золотых дел мастерами, а затем наведался на рынки и послушал разговоры торговцев. Вернувшись домой, Монтгомери заперся у себя в кабинете, взял со стола запечатанное восковой печатью письмо — и надолго задумался. Наконец, приняв решение, сунул письмо в карман и сказал себе: «Это — мой последний отчет». После этого взял чистый лист бумаги, сложил его и сунул в чистый конверт, который, как и первый, запечатал воском. И стал ждать курьера.


Глава 10


Эдинбург, Шотландия


Серые пронзительные глаза Грейстила Монтгомери пристально смотрели в выпуклые водянистые глаза Джорджа Монка. Они сидели друг против друга в кабинете генерала, за его массивным дубовым столом.

Монк вскрыл конверт и извлек из него чистый лист бумаги.

— Курьер доставил мне его два дня назад, — сказал генерал. — Как вас понимать?

— Поскольку это мой последний отчет, я решил доставить его вам лично.

Передавая генералу второй запечатанный конверт, Грейстил вдруг заметил, что Монк на него нисколько не сердится. Причем генерал вовсе не скрывал своих чувств. Да, он действительно не сердился!

Грейстил наблюдал, как генерал читает его письмо, и заметил, что выражение его лица не изменилось.

— Итак, Кромвель умер, — медленно проговорил Монк. — Как была воспринята эта новость?

Монтгомери с усмешкой ответил:

— Даже собаки не выли.

Генерал кивнул:

— Да, понимаю. А каков, по-вашему, его сын Ричард?

— Он очень быстро занял кресло отца и стал протектором. Но даже если сам железный Оливер оказывался временами не в силах держать Англию под контролем, то его слабый, бесхарактерный сын полностью утратит власть.

— «Спотыкающийся Дик»… кажется, так его называют? — пробормотал Монк.

— Совершенно верно.

Грейстил снова усмехнулся.

Монк положил свои огромные ладони на стол и словно о чем-то задумался. Наконец, пошевелив толстыми пальцами, решительно заявил:

— Я с величайшей радостью провозглашу Кромвеля-младшего протектором Шотландии. А там посмотрим, что будет. Веревками я его, во всяком случае, снабжу.

Генерал изволил шутить. По его мнению, Кромвель-младший скоро так запутается, что у него останется только один выход: или вешать других — или повеситься самому!

— Но ведь вы генерал, командующий войсками в Шотландии. И если, предположим, Ричард Кромвель начнет совершать серьезные ошибки, то вы поддержите его своими войсками?

Монк с минуту хранил молчание. Потом сказал:

— Тогда придется сместить его и найти нового правителя.

Монтгомери хотелось получить прямой и недвусмысленный ответ, но он знал, что Монк слишком осторожен и откровенничать не станет.

— Конечно, сэр, вам хватит сил, чтобы убрать Ричарда, но в этом случае вся ответственность за судьбу королевства ляжет на ваши плечи. Однако существует и другой способ сохранить власть и добиться славы и почестей. Если произойдет реставрация монархии, то ваша репутация обеспечит вам пост главнокомандующего всей английской армией. Вы, кроме того, могли бы стать одним из главных советников монарха, что не так уж плохо, верно?

— Похоже, сэр, вы сохраняете верность Стюартам, — заметил генерал.

— Совершенно верно, — ответил Грейстил не задумываясь.

— Я подозреваю, что канцлер Хайд направил мне секретное послание, сообразуясь именно с вашими советами.

— Но вы не ответили ему, верно, генерал?

— Надеюсь, вы не считаете меня легкомысленным человеком, лорд Монтгомери?

— Разумеется, не считаю. Я знаю, что вы слишком осторожны, чтобы доверить что-либо бумаге. Но если вас это устроит, то я готов сыграть роль посредника, который будет передавать ваши слова лично Карлу Стюарту.

— Как уже было сказано, я публично провозглашу Ричарда Кромвеля новым протектором Шотландии. Одновременно я частным образом предложу тем, кто находится в изгнании, не предпринимать никаких необдуманных или поспешных действий, если новый режим начнет шататься.

Монтгомери с улыбкой кивнул:

— Я вас понимаю, генерал. Вы и на сей раз проявите осторожность. Но меня интересует вот что: допускает ли генерал Монк возможность реставрации монархии?

— Ну, так далеко я заходить не стану. Пока. Я верю, что возвращение к свободно избираемому парламентом правительству может в данный момент… принести некоторую пользу. — Немного помолчав, Монк добавил: — И знаете, мне кажется, двор короля-изгнанника может кое-что выиграть в общественном мнении, если переберется из католического города в какую-нибудь протестантскую страну.

— Ваш совет мудр и дорогого стоит, — с улыбкой заметил Грейстил. «Даже странно, что эта мысль не пришла в голову тем, кто обитает в лагере Стюарта», — подумал он с удивлением.

Поднявшись из-за стола, лорд Монтгомери протянул генералу руку, которую тот с готовностью пожал.

— Благодарю вас за время, которое вы мне уделили, и за ваш ценный совет, генерал. — Грейстил снова улыбнулся.

— Желаю удачи, сэр, — произнес Монк.

Монтгомери понимал, что ему следует поспешить. Было ясно: как только в Брюгге узнают, что Ричард Кромвель провозглашен протектором Англии и Шотландии, роялисты из разряда самых отчаянных и непримиримых попытаются вновь начать борьбу, устраивая мятежи и поднимая восстания, почти наверняка обреченные на поражение. Поэтому Грейстил, не заезжая в Ноттингем к отцу, проследовал прямо в столицу, и через двадцать четыре часа после возвращения на Солсбери-Корт он уже находился на борту корабля, пересекавшего Ла-Манш.

Добравшись до Брюгге, Монтгомери застал весь тамошний двор в состоянии безнадежности и отчаяния. Один только Карл демонстрировал привычные самообладание и стоицизм.

— Ваше величество!.. Я прибыл, чтобы довести до вашего сведения последние новости, а также сообщить, что говорят и делают люди в Лондоне и в других частях Англии.

— Всегда рад услышать правду, — ответил Чарлз с улыбкой. — Это будет приятным разнообразием после докладов лжецов и льстецов.

— Подготовка к похоронам Кромвеля, ваше величество, ведется с королевским размахом. Изготовленная из воска фигура протектора, задрапированная в черный бархат, выставлена для всеобщего обозрения в Сомерсет-Хаусе. Люди выстраиваются в длинные очереди, чтобы посмотреть на сей курьез. Когда же черный бархат заменили на алый, в руку статуе вставили скипетр, а на голову водрузили корону, кто-то забросал грязью щит с его гербом. По слухам, тело должны захоронить в Вестминстерском аббатстве. Лондонцы любят пышные процессии в средневековом стиле, но мне сомнительно, что они оценят их по достоинству применительно к протектору. Теперь, когда Старый Нолл умер, некоторые, хотя и не все, начинают поговаривать, что, мол, «близятся счастливые денечки».

— Они имеют в виду восстановление монархии? Мне особенно интересно узнать твое мнение по этому вопросу.

— Боюсь, время для этого еще не настало. И все роялистские восстания будут безжалостно подавляться.

Карл с усмешкой кивнул:

— Да, понимаю. Многочисленные поражения отучили меня бросаться в бой очертя голову. Но если начнет трещать по всем швам протекторат Ричарда Кромвеля, то я, пожалуй, рискну выступить.

— Не поддавайтесь на искушение, ваше величество. Протекторат Ричарда Кромвеля действительно будет трещать по швам, а потом развалится. Но это должно произойти без вмешательства из-за границы. Как бы само собой.

— Похоже, ты обладаешь исчерпывающей информацией по данному вопросу.

— Просто перед отъездом я лично разговаривал с генералом Джорджем Монком. Сразу после смерти Кромвеля я отправился в Эдинбург, чтобы поставить его в известность относительно того, что слагаю с себя обязанности его агента. Он прекрасно осведомлен, что я — ваш человек, сир. Хотя Монк собирается публично провозгласить Ричарда Кромвеля протектором Шотландии, в глубине души он не сомневается, что его падение произойдет очень скоро. Кстати, он называет нового лорда-протектора Спотыкающийся Дик — так прозвали Ричарда простые лондонцы.

— Но вопрос в том, собирается ли Монк добиваться для себя высшего положения в стране, — заметил Карл.

— У него и сейчас достаточно влияния, чтобы вырвать жезл лорда-протектора из рук Кромвеля-младшего. Но Монк — человек не очень молодой. Кроме того, он прекрасно понимает, сколь тяжкое бремя ему придется возложить на себя в этом случае. И полагаю, он настолько осторожен, что не станет открыто выступать за восстановление монархии. Он сказал мне, что верит в новый, свободно избранный парламент.