— Жаль. Я-то надеялся, что на смену прежнему появится такой же крепкий профессионал.

Хагент вздохнул.

— Не везет. Впрочем, это не все плохие новости. Говорят, часть посольского персонала пойдет на повышение, а другая будет уволена.

Они стояли под деревьями, слушая симфонию лягушек и насекомых.

— Моник уже там? — спросил Хагент.

— Нет, она еще не приехала.

— Ты разговаривал с ней после обеда?

Элиот заглянул в лицо Хагента.

— Нет. А что такое?

— Не знаю, стоит ли говорить, это достаточно неприятно, но мне звонил Ранджит Бенирджи, мой приятель из министерства культуры. Ну, знаешь, разговор в духе пресловутою: думаю-вам-будет-интересно-узнать…

Элиот почувствовал, что на него накатывается очередной ком грязи, у него даже кишки свело.

— Что она сделала?

Хагент глубоко затянулся, стряхнул пепел и только после этого заговорил:

— Вроде того, что она в присутствии нескольких человек назвала одну из министерских жен дешевой проституткой.

— Вот дерьмо!

— Я толком не понял, где это произошло, вроде на какой-то выставке, знаю только, что она там была с Робертом Фэрренсом, Ему пришлось спешно ее оттуда выволакивать.

Сердце Элиота дало сбой. Она была с Фэрренсом. Еще одно доказательство. Она устроила скандал, и они вынуждены были вдвоем бежать оттуда. А ему пришлось выслушивать все это от коллеги. Фрэд, конечно, не будет этого распространять, но там хватало других людей, и у них нет никаких причин держать рог на замке.

— Вижу, придется мне поговорить с ней, — сказал Элиот, почти не способный скрыть своего стыда. — И, может быть, с этой индийской парой…

— А что, неплохая идея поговорить с леди и ее министерским супругом. Он там советник, кажется, или что-то в этом роде. Думаю, они не откажутся выслушать тебя.

— Надеюсь.

— Имен мне не сказали, но я раздобуду их, не волнуйся. В понедельник они будут у тебя на столе.

— Спасибо, Фрэд.

Хагент бросил окурок на тротуар, наступил на него, поднял и бросил в урну. Затем, похлопав Элиота по плечу, вошел в посольство. Несколько минут тот стоял, глубоко вдыхая бальзамический воздух, чтобы хоть как-то блокировать приступ дикого раздражения. Если бы Моник сейчас появилась здесь, он мог ее убить…

Тут Элиот увидел подъезжавшую посольскую машину. Кроме водителя, в ней сидел лишь один человек. Он отступил поглубже в тень, с удивлением подумав, что Энтони приехал без жены. В глубине души он надеялся на это, но когда машина остановилась, в свете, исходящем от посольства, он увидел профиль Бритт Мэтленд. И сердце его, вздрогнув, забилось сильнее.

Элиот подошел к автомобилю, открыл дверцу и предложил ей руку.

— Добрый вечер, миссис Мэтленд.

— Ну и ну! — с улыбкой сказала она. — Ваш долг перед дядюшкой Сэмом заключается в том, чтобы открывать двери автомобилей?

— Хороши все способы продвижения по службе, в том числе и этот. Дипломатия в век электроники стала уж совсем не та, что прежде.

Она вышла из машины, сделала глубокий вдох и осмотрелась вокруг, ища ту индийскую экзотику, о которой наверняка много слышала. Элиот тем временем успел осмотреть ее саму. Она была в облегающем черном платье и вызывающе коротком жакете. Волосы зачесаны вверх и стянуты в узел. В ушах серьги — две огромные жемчужины в гнездах из бриллиантов. На точеной шее — жемчужное ожерелье из фамильных драгоценностей Мэтлендов.

— Я вижу, юстиция не почтила своим присутствием дипломатию.

— Да, — сказала Бритт. — Я оставила ему миску супа и кружку чаю.

Она подошла к кусту роз и вдыхала их аромат — по очереди склоняясь к каждому цветку. И он успел рассмотреть ее губы.

— В третьем мире нет ничего хуже бациллы, разве что инфляция.

Бритт рассмеялась и посмотрела ему в глаза. Она выглядела такой счастливой. А по его венам все еще курсировал адреналин, ворвавшийся туда с сообщением о выходке Моник. Все же Элиот сумел скрыть свой гнев и растерянность. Он предложил ей руку, она положила свою на сгиб его локтя, и они направились к парадному входу.

— А Моник здесь? — спросила Бритт.

— Нет. Боюсь, она опоздает, это у нее в обычае.

Слуга-индиец открыл перед ними двери зала, где проходил прием. Там их встретила разноголосица, музыка, аромат еды и восточных благовоний. Бритт взглянула на него, лицо ее сияло от счастья.

— Я впервые на дипломатическом приеме, — созналась она. — Немножко нервничаю.

Ему понравилось, что она способна так открыто признаться в своей небольшой слабости.

— Сделайте два глубоких вздоха, расслабьтесь и держите ровную улыбку. Управитесь с этим — будете иметь успех.

— Вас послушать, так все это очень легко.

— Ну, не труднее, во всяком случае, чем упасть с велосипеда.

— Скажете мне, если я что-нибудь буду делать не так, ладно? Я решила воспользоваться подходящим случаем и немного поточить зубки, прежде чем появиться в вашингтонском обществе.

Элиот был весьма доволен тем, что будет сопровождать ее весь вечер, — как член семейства, которому она может доверять. Насколько она может ему доверять, он не думал. Главное сейчас, пожалуй, то, что он хоть на время выкинет из головы Моник.

Когда они приблизились к Эдриэнн Вэлти и послу, Элиот представил ее. Эдриэнн тотчас куда-то уволокла Бритт, и Элиот пал духом. Он заказал порцию двойной водки с тоником и следил за развитием действия издали.

Его мачеха выглядела и вела себя очень хорошо. Ее улыбка ни разу не показалась искусственной, речь звучала чисто, искренне и очень мелодично. Он видел, что она мгновенно усвоила его маленький урок. Что ж, это для нее действительно хорошая подготовка к выходу в вашингтонский свет. Минут через десять она очаровала всех гостей, что, казалось, доставило ей немалое удовольствие. Он не без удивления подумал: где же таилось прежде все то, что так пышно начало расцветать в ней сегодня?

С таким умом роль жены-товарища, жены-помощницы не может удовлетворять ее долее, чем полгода. Моник и столько не продержалась. Трагедия этого создания, его жены, в том, что она не способна логически мыслить. Ей показалось мало быть просто женой, но и конструктивной альтернативы этому она не находила. Отсюда пьянство, неразборчивые интрижки. Отсюда и Фэрренс… Элиот вообразил себе картинку: Моник повышенным голосом, так, что ее слышат все, обзывает несчастную индианку дешевой проституткой, отчего у злосчастного Фэрренса отвисает челюсть.

Черт ее задери совсем!

А ему бы не на приеме сейчас быть, а мчаться приносить извинения оскорбленной женщине. Слушок насчет выходки Моник уже наверняка дошел и сюда. У многих сотрудников миссии есть приятели в правительстве. Правда, Эдриэнн Вэлти, если и знала, виду не показывала, но на то она и жена посла. Даже если бы Юджин сообщил ей о разразившейся только что ядерной катастрофе, она и глазом бы не моргнула, дабы не вызвать панику среди гостей.

Элиот направился к столику с закусками, но его перехватила Саломея Хагент, прижавшись обширной грудью к его руке — верный признак того, что она желает поговорить с глазу на глаз.

— Что за очаровательная девочка эта миссис Мэтленд, просто восторг!

— Да, она прелесть, — сказал он, отхлебывая добрый глоток своей выпивки и радуясь уже хотя бы тому, что разговор не коснулся Моник.

— И такая смышленая. Подозреваю, что она вскоре окажется в Верховном суде, рядом со своим мужем.

— Почему это?

— Она хочет стать адвокатом. Разве вы не знали? Она сказала мне, что через месяц поступает в школу правоведения.

Элиот посмотрел в сторону Бритт. Вокруг той собралось с полдюжины задорных петушков из посольского штата, включая Юджина Вэлти.

— Ну вот, Саломея, а я и не знал столь значительного факта. Впрочем, ваше сообщение меня не особенно удивляет, она действительно умница.

Саломея повернулась и, глядя на Бритт, сказала:

— Удивительная девочка. Жаль, что этот судейский разболелся и не смог прийти. Я бы с удовольствием на него посмотрела.

— Энтони солидный и весьма представительный человек.

— Он, должно быть, и мужик хороший, раз положил глаз на такую роскошную девочку и она от него не отвернулась. — Проговорив это, Саломея подцепила с подноса канапе и, отправив его в рот, величественно удалилась.

Элиот продолжал стоять и смотреть в сторону Бритт. Весь ее вид вдруг страшно взволновал его. Он попытался представить, как у них с Энтони обстоит в сексуальном плане, но что-то в нем сопротивлялось этому. Он никак не мог разобраться, что беспокоит его, — ассоциации, связанные с его матерью, или банальная ревность. К Энтони он всегда относился несколько двойственно — с уважением и неясным ощущением вины, скорее всего потому, что не испытывал к отчиму особенно добрых чувств. Возможно, сейчас старинная неприязнь вылезла наружу лишь из-за того, что на сцене появилась Бритт? Ах, опять эта зависть!

Элиот почувствовал, что кто-то подошел к нему, обернулся и увидел мажордома Вэлти, сикха внушительного роста по имени Рами. И хотя всем своим видом — ростом, камзолом, тюрбаном и бородой — он производил на присутствующих весьма грозное впечатление, на самом деле был очень внимательным и всегда готовым улыбнуться человеком, а его глаз улыбка не покидала вовсе.

— Добрый вечер, мистер Брюстер.

— Рами! Ну как вы?

— Превосходно, сэр. Благодарю.

— Веселенький вечер. Вам, наверное, достается…

— И в самом деле, сэр, дел хватает.

В это время Бритт сказала что-то, заставившее ее окружение рассмеяться, а всех остальных — обернуться к ним.

— Сегодня, сэр, я вижу, здесь у нас объявилось новое сокровище, — меланхолично заметил Рами.

— Да, супруга члена Верховного суда.

— Его превосходительство тоже здесь?

— Нет, Рами. Сегодня честь сопровождать эту даму выпала мне.

Они немного поговорили о том, что, с точки зрения Рами, представляло интерес для обоих. Но Элиот легко читал его мысли и чувства. Они оба продолжали восхищаться и любоваться супругой его превосходительства Верховного судьи.

— Скажите, Рами, сюда сегодня не звонила миссис Брюстер? — спросил Элиот.

— Нет, сэр.

— А Роберт Фэрренс еще не появлялся?

— Нет, сэр.

Моник и Фэрренс не могли быть темой их обсуждения, даже если бы Элиот того и захотел. Но это не значило, что мажордом пребывает в неведении. Рами знал больше, чем кто-либо еще в Дели. Когда Элиот отставил пустой стакан, Рами сделал знак официанту, и тот мгновенно принес новую порцию водки с тоником, что говорило о безупречно налаженном ведении домашнего хозяйства посла. В этот момент Рами, кивнув в сторону двери, сказал:

— Вы спрашивали о мистере Фэрренсе, сэр. Я вижу, он прибыл.

Элиот поднял глаза и увидел Роберта Фэрренса, остановившегося у входа и обозревающего публику. Их глаза встретились, и Фэрренс быстро отвел свои. Элиот продолжал следить за ним, чувствуя скорее презрение, чем ревность. Несмотря на мрачный, рассеянный от многих лет пьянства взгляд, Роберт Фэрренс внешне был привлекателен и даже изыскан. Этот человек любил все величественное и красивое и носил в себе свое страдание, как иные носят цветок в петлице. Некоторые женщины — и Моник в их числе — находили его весьма интересным. Элиот не понимал этого, но, впрочем, он ведь не женщина.

Среднего роста, темный шатен с темными проникновенными глазами, Фэрренс, чья подтянутость и ухоженность иногда сочетались с небрежностью, больше напоминал праздного богатея, чем дипломата. Сегодня, кстати, он явился на прием в несколько более встрепанном, чем обычно, виде. Элиоту показалось, что с той минуты, как появился Фэрренс, люди стали осторожно поглядывать в его сторону.

Элиот имел репутацию человека, подающего большие надежды в сфере дипломатических служб. Ему, несмотря на молодость, прочили должность посла. И вот он стал объектом насмешек. Моник определенно знала, чем его побольнее задеть. Кто-то из великих сказал, что характер закаляется трудностями. Теперь, видно, и для него наступил момент, когда трудности загнали его в угол и заставляют проявить характер.

Эдриэнн Вэлти заметила Элиота, стоящего в одиночестве, и жестом подозвала его к себе. Он подчинился, понимая, что не может весь вечер находиться в подвешенном состоянии. Натянув на лицо одну их своих наиболее обаятельных улыбок, он подошел к Эдриэнн и нескольким окружавшим ее женщинам. Они все встретили его весьма приветливо, но он чувствовал под этим всем радушием тщательно скрываемое сочувствие.

Слушая привычно бессодержательную светскую болтовню и привычно отвечая на реплики стандартными фразами, Элиот в то же время продолжал исступленно думать, как все же выйти из ситуации, созданной Моник. Развод казался неизбежным. Тем более что это последнее прибежище рогоносца…