Впрочем, это уже особого значения не имело. Выбранной фотографией я сказал все, что хотел.

* * *

Если бы полгода назад мне предложили составить список того, что я считаю наиболее важным в своей жизни, семья не вошла бы даже в первую десятку, но все меняется.

После поминальной службы мы с братьями отправились в Госфорд и сели в дворике небольшого винного бара. Сначала Эд предложил вернуться в дом, но я отчаянно нуждался в смене обстановки. Я просто не мог стоять и наблюдать, как пришедшие помянуть Лайлу расходятся и сад снова пустеет.

Мы представляли собой довольно гротескную компанию: я, убитый горем, с покрасневшими от слез глазами, и мои братья, молча сидящие по обе стороны от меня. В баре было довольно тихо. Все другие посетители были молодыми специалистами, отмечавшими таким образом конец рабочей недели. Мы сидели на сплетенных из лозы стульях, освещенные заходящим солнцем. Я опирался правым плечом о кирпичную стену, согреваясь исходящим от нее теплом. Мне было холодно, хотя день выдался теплым. Это напомнило мне, что Лайле никогда больше не согреться.

Мы заказали себе выпить и молча сидели, пока официант не принес наш заказ. Вилли поднял свой стакан.

– За Лайлу! Насколько я понимаю, она была красивой и замечательной женщиной. Пусть ее наследие продолжает жить.

Я поднял стакан со скотчем, который он мне заказал, и кивнул.

– За Лайлу, – прошептал я. – И за семью.

Скотч прожег себе дорогу до пустого живота. Беседа разгоралась.

– Когда вы прилетели? – спросил я у Эда.

– Сегодня утром. Мы едва успели к началу службы. Я пытался дозвониться тебе, чтобы убедиться, что этот Алан не сумасшедший, прежде чем сесть в самолет, но твой телефон был отключен.

– Я даже не знаю, куда я его сунул, – признался я, хотя было странно осознавать, что я находился совершенно вне досягаемости и прежде об этом даже не задумывался. – Он, наверное, уже несколько недель как разряжен.

– Мы решили, что, даже если Алан безумец, мы лучше слетаем к тебе, проведаем, – криво усмехнувшись, сказал Вилли. – Мы позвонили к тебе в офис, и кто-то соединил нас с Карлом.

– Он по крайней мере знал, кто такая Лайла. После этого мы смогли связать факты в единое целое, – пробормотал Эд.

– А вы здесь надолго? – спросил я у братьев.

– Пробудем столько, сколько понадобится, – сказал Эд. – Больше нигде в мире у нас неотложных дел нет.

* * *

На протяжении последующих дней Эд и Вилли молча бродили за мной по дому и саду, готовили еду, следили, чтобы я ел, поднимался с постели и принимал душ. В противном случае, вполне возможно, я этого не делал бы. Мы действительно почти не общались в то время. Нет, разумеется, порой мы заводили бессмысленные разговоры о том, какие растения есть в саду, каковы размеры земельного участка, что из растущего съедобно и прочее в том же духе. Не имело значения, о чем мы говорим и говорим ли вообще. Если бы рядом со мной не было братьев, я оставался бы один, и кто знает, как бы я справился с горем?

Когда пришло время уезжать, Вилли отнес мою сумку к машине и положил в багажник. Я в последний раз прошелся по дому, понимая, что пришло время прощаться. Возвращаться я не собирался. Надо было не забыть ничего из своих вещей.

Я остановился перед дверью, ведущей в нашу спальню. Эд уже собрал все мои туалетные принадлежности и одежду, догадавшись, что я не горю желанием заходить туда, где она часто бывала.

Наконец я вошел в комнату и увидел отпечаток ее тела, оставленный на постели. В моем мозгу пронеслись образы того, какой стала Лайла в эти последние недели своей жизни. Я быстро окинул взглядом комнату, убедился, что все на месте, и уже хотел уходить, когда заметил мигающий огонек ее лэптопа.

– Черт!

Я вспомнил, как она неуклюже перегнулась через меня, чтобы его захлопнуть, когда я нес ее на террасу. Я открыл лэптоп, чтобы выключить, и на экране возник ее почтовый клиент.

Было вполне естественно с моей стороны проявить любопытство. В ящике для исходящих сообщений застряло письмо. Возможно, все дело было в том, что интернет на ферме вел себя очень капризно. А может, она просто слишком рано захлопнула чертову крышку. Я кликнул на сообщении.

Дорогой Алан!

Когда ты получишь это письмо, я уже умру. Это станет для тебя неожиданностью.

Прошу тебя открыть вложенный файл только в том случае, если события примут нежелательный оборот и кого-то обвинят в моей смерти. Сохрани мое письмо в системе хранения документации. Пусть доступ будет только у тебя. Я прошу тебя как верного друга, которому всецело доверяю.

Большое спасибо за все то добро, что я видела от тебя за все эти годы. Желаю всего хорошего.

Сёрша

К письму прилагался файл, слишком большой, чтобы его можно было переслать по электронной почте. Дрожащей рукой я открыл его. На экране появилось лицо Лайлы.

И тут же меня захлестнуло с головой почти физической болью. Плюхнувшись на табурет, стоявший у кровати, я указательным пальцем прикоснулся к изображению на экране. Если бы я мог залезть в проклятый экран, то сделал бы это.

– Привет, – прошептала она.

Я был в шоке, когда понял, кто лежит под одеялом на заднем плане.

– Мое имя – Сёрша Далила Мак-Дональд, а мужчина, лежащий на кровати позади меня, – любовь всей моей жизни. Его зовут Каллум Робертс.

Она с трудом заковыляла назад. Каждое движение вызывало у нее кашель. Ей было больно. Лайла выглядела очень нездоровой. Опустившись на кровать, она сильно меня толкнула.

– Я хочу мандарин.

Я вдруг понял, что именно она снимает, и это едва меня не доконало. Потом состоялся разговор между мной и Лайлой, и я ушел в сад. Как только я скрылся из виду, Лайла поднялась с постели и шаркающей походкой вернулась к столу. Я расплакался, глядя на экран.

– Меня зовут Сёрша Далила Мак-Дональд. Я умираю от болезни Хантингтона. Впереди меня ожидает долгая дорога унизительных страданий. Существующие на данный момент законы не позволяют защитить меня от них.

Она вытащила из-под стола небольшой пузырек без этикетки. Я не видел, откуда она его взяла. Из него Лайла вытряхнула на ладонь пригоршню маленьких таблеток. Ее глаза наполнились слезами.

– Это этаминал натрия. Я приобрела его нелегально, когда была в Мексике больше пяти лет назад. Сейчас я держу на ладони его смертельную дозу. Я сама приняла решение. Никто, присутствующий в данный момент в доме, об этом не знает. Я надеюсь… Я так спланировала, чтобы они были со мной, когда я умру, но решили бы, будто я умерла от воспаления легких. Они, я знаю, стали бы возражать против моего решения оборвать свою жизнь прежде, чем я перестану быть собой… – Гримаса исказила красивое лицо Лайлы. – Будь у меня больше времени, я бы поборолась за свои права, но уже слишком поздно. Мой разум уже не тот, что прежде. Я уже начинаю многое забывать. Не хочу медленно исчезнуть. Я уйду из жизни так, как сама запланировала, ясно осознавая, что я делаю. И еще раз: ни Пета Мак-Дональд, ни Каллум Робертс ничего не знают о том, что я задумала. Намасте[28].

После этого Лайла с видимым трудом проглотила несколько таблеток, встала и заковыляла прочь от камеры обратно в постель.

Я наблюдал… Пальцы мои до сих пор касались экрана…

Лайла села на кровати и стала меня ждать. Я принес ей этот дурацкий мандарин. Когда я на экране покинул спальню и отправился будить Пету, Лайла вновь выскользнула из постели и остановила видеозапись. Я помнил, что случилось потом…

Я бы не смог переслать видео, даже если бы захотел. Если бы Лайла в этом разбиралась, то поменяла бы настройки так, чтобы запись имела низкое разрешение. В этом случае файл стал бы меньше и без труда отправился бы по почте. Я бы ничего не узнал. Отключив питание, я взял лэптоп с собой. Я не мог сейчас думать о том, что увидел. Слишком рано… Слишком много… Я спрячу это знание где-нибудь в уголке собственного разума…

Я заставил себя покинуть этот дом.

* * *

– Что вы собираетесь дальше делать? – поинтересовался я у Петы.

Мы с братьями заехали к матери Лайлы по дороге в мою городскую квартиру. Мы хотели избавиться от скоропортящихся продуктов и проверить, как там Пета. К моему немалому удивлению, она неплохо держалась, судя по всему, примирившись со своей утратой.

– Мне никогда не хотелось жить на ферме, – призналась Пета, – но теперь, когда она умерла… ну… Я не знаю… Возможно, я перенесу сюда свои занятия. В саду можно будет сделать студию для учеников. Мне хочется быть рядом с ней.

– А сад?

Было очень важно, чтобы сад не захирел. Лайла об этом никогда не заикалась, но и так все было яснее ясного.

– Ох, Каллум! Я даже понятия не имею, с чего начать… Нет, Леон и Нэнси будут здесь работать, пока не умрут, а потом я передам сад какой-нибудь благотворительной организации, отстаивающей идеалы хиппи, – улыбнулась Пета, впервые с тех пор, как умерла ее дочь. – Обязательно придите на оглашение.

– Оглашение чего?

– Завещания.

Я поморщился.

– Пета! Мне там нечего делать. Если от меня что-то понадобится, просто позвоните мне.

– Нет, Каллум. – Она настаивала на своем. – Лайла упомянула вас в своем завещании. Вы обязательно должны присутствовать.

– Я не…

– Я весьма сомневаюсь в том, что Лайла передала вам свою тайную коллекцию картин Пикассо, но крайне удивлюсь, если она не оставила вам что-то на память о себе.

Эти умоляющие голубые глаза, до боли знакомые… Я вздохнул.

– Ладно.

Мы обнялись в последний раз, и я поцеловал ее в щеку. Потом я забрался к себе в машину, и Вилли повез меня в город.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я смотрел в окно на мелькающие деревья и водные просторы, которые прежде так радовали глаз Лайлы.

– Понадобится некоторое время, но со мной все будет в порядке.

* * *

Эд и Вилли улетали на следующий день. Я отвез их в аэропорт. Рейс Вилли был первым. Мы обменялись с ним рукопожатием, когда брат шел на посадку.

– Я не нахожу слов благодарности, Вилли.

– Я очень сожалею, что мы приехали слишком поздно, Каллум. Пожалуйста, оставайся на связи. Я понимаю, что проще на все забить, но не надо…

Я кивнул и привлек к себе брата, обнимая.

– Я справлюсь. Обещаю.

До рейса Эда оставалось еще несколько часов, поэтому мы сначала пообедали в здании аэропорта внутренних авиалиний, и только после этого я отправился вместе с ним к международному терминалу. Пока Эд проверял багаж, я подумал о том, что до его рейса остается еще время.

– Я могу побыть с тобой тут.

– Не нужно. Я собираюсь что-нибудь купить в дьюти-фри для Сюзетты. Она… – Брат запнулся. – Ты же к нам скоро приедешь, Каллум?

Всю свою жизнь я знал, насколько не похож на братьев, но после минувшего уикенда, получив от них молчаливую поддержку и понимание, я осознал, как мы все же близки друг другу. Я знал, что смогу без них обойтись. Повзрослев, я прекрасно обходился без них и мог продолжать в том же духе вечно. Проживи я хоть миллион лет, и в этом случае я не подумал бы, что моим сильным, приземленным, крепко сбитым братьям может меня не хватать. Но вот я отчетливо услышал в голосе Эда плохо скрытую надежду вместе с тревогой и страстным желанием вновь меня увидеть. Быть может, он всегда этого хотел, просто теперь, когда я наконец ощутил свое одиночество, я понял это.

– Приеду, – пообещал я.

– В этом году?

– Обязательно, Эд.

– Сейчас неподходящее время об этом говорить… Не уверен, как ты…

– Ничего. У тебя все в порядке? – нахмурившись, спросил я.

Брат медленно кивнул.

– Жена беременна. Мне казалось, что писать об этом по электронной почте не совсем правильно, а по телефону мы давно уже не разговариваем. Понимаю, что сейчас не время, но мы вот-вот расстанемся… Я чувствую себя дерьмом из-за того, что приходится так тебе об этом сообщать.

Я попытался представить себе его жену Сюзетту. Ее фотографию я видел всего раз, но точно запомнил, что она брюнетка. Я представил ее на последнем месяце беременности, а затем сияющей от счастья, с ребеночком на руках рядом с Эдом. Счастливая семья. Круговорот жизни: Лайла умерла, а теперь ее место на земле займет кто-то другой. Я отдавал себе отчет, что завидую, но куда больше я радовался за брата. Я просто не мог не радоваться, когда Эд стоял сейчас передо мной, сияя от гордости. Я позволил себе слегка улыбнуться.

– Просто фантастика, Эд.

– Через пару месяцев ты станешь дядей, – сказал брат. – Прилетай к нам, прилетай в любое время, когда пожелаешь. Если появишься во время сезона, я свожу тебя на тренировки и на игру. Если после того, как сезон окончится, мы отправимся путешествовать или придумаем еще что-нибудь интересное. Главное – приезжай.