Мы обнялись, и он ушел. Я смотрел ему вслед, пока Эд не скрылся из виду. Потом я почувствовал себя ужасно одиноким.

* * *

Я не из тех, кто легко впадает в ярость. Взрослея, мои братья любили растравливать в себе гнев, прежде чем вступить в ожесточенную схватку, но я был на них не похож. Всякий раз, когда Эд или Вилли пытались вывести меня из себя, я, ответив спокойной колкостью, уходил заниматься тем делом, которое интересовало меня больше всего в то время. Я быстро пропускал через себя гнев, никогда не позволяя ему мной управлять, поэтому, полагаю, так и не научился его контролировать.

Я прожил дома уже несколько дней, когда меня начало захлестывать волной. Это был королевский прилив. Надвигался он медленно, поэтому я даже не осознавал, как высока волна, пока та не накрыла меня с головой. Я стал тонуть. Место горя заполнила черная грозовая ярость. Я еще мог смириться с тем, что Лайлу у меня отобрали… едва ли смириться, скорее вынести, но ее не отобрали, она сама меня покинула и даже не уведомила меня об этом.

Однажды утром, сидя на диване и не слушая, что вещают по утреннему телевидению, я вдруг подумал о том, сколько у нее было возможностей обо всем мне поведать. Лайла приобрела эти медикаменты еще в Мексике, задолго до нашего знакомства. Минуло столько дней, ночей, недель и месяцев, когда она могла бы упомянуть о них, хотя бы намекнуть! Она что, мне не доверяла? Она что, думала, я не догадаюсь? Я мог бы к этому подготовиться. Я мог бы ее морально поддержать.

Я не помню, как запустил чашкой в экран телевизора, но точно сделал это. Помню стон и эмоциональный всплеск такой силы, что сдержать его не было ни малейшей возможности. Я просто был не в состоянии больше это выносить. Всплыл я на поверхность спустя пару секунд, возможно, чуть позже. Осколки керамической чашки валялись повсюду на полу гостиной, а разбитый жидкокристаллический экран зловеще трещал разрядами статического электричества.

Это случалось снова и снова на протяжении недель. Я не мог заставить себя пройтись по пляжу, так как отовсюду в глаза бросалось здание, в котором она прежде жила. Пришлось обходить пляж десятой дорогой. Часто, когда я шел по улицам пригорода, меня охватывала тоска по ней, а затем я начинал скучать по песку и соленому воздуху. Мое одиночество какое-то время казалось просто невыносимым, пока его место не занимал гнев. А потом ничего, кроме гнева и ярости, не оставалось. Я растворялся в них, а когда вновь выныривал, легкие мои горели огнем, ноги дрожали, и я оказывался в противоположном конце пригорода, весь мокрый от пота. Припадок мог случиться в супермаркете или в кафе. При виде влюбленной пары меня охватывало такое слепое бешенство, что я бросал свою тележку либо вскакивал из-за столика и уходил. Кровь шумела у меня в ушах.

Я сердился на Лайлу и сердился на себя. Как я не догадался? Линн рассказала мне, как она будет умирать. Было это мерзко и страшно. Почему звонок тревоги не зазвучал в моей голове, когда Лайла просто заснула и не проснулась? Давала ли Лайла мне подсказки, которые я просто не понял? Или она вообще мне не доверяла?

Мой внутренний хаос постепенно улегся. Я усвоил, что все со временем проходит. Эмоции постепенно уступили место логике, которая аргументировала принятое ею решение, утверждая, что таким образом Лайла пыталась примириться с собой. Когда королевский прилив гнева и злости схлынул, я обнаружил, что вокруг меня сформировалось странное общество доброжелателей.

Коллеги присылали мне по электронной и обыкновенной почте письма с выражением соболезнования, давая понять, что помнят обо мне. Карл приходил несколько раз, а потом уговорил дважды в неделю встречаться с ним в офисе и вместе обедать. Леон и Нэнси «случайно проезжали мимо» каждые несколько дней, привозя в качестве гостинца коробки с овощами и фруктами.

Братья, которых я долгие годы считал почти чужими людьми, теперь каждый день звонили по телефону или связывались со мной по скайпу.

В течение сорока лет я смотрел на окружающий мир как на враждебную территорию, где даже с близкими людьми следует держать себя настороже. Я был чужаком в любой группе. Утрата Лайлы разрушила эту точку зрения и воссоздала ее заново. Мне надо было решать. Я до сих пор числился в оплачиваемом отпуске, но уже начинал сомневаться в разумности подобного положения вещей. Жизнь моя оказалась перевернутой с ног на голову и вывернутой шиворот-навыворот. Теперь я находился в том же положении, что и всегда, только мир вокруг меня полностью изменился. Мне тоже нужно было двигаться вперед.

Я включил компьютер и начал искать информацию о туристических поездках, новых вакансиях и университетских курсах. Я сделал закладки на страницах, посвященных бегу на марафонские дистанции, которым когда-то хотел заняться. Затем попытался найти через интернет новые линзы для своего фотоаппарата.

Я никогда не спешил, если приходилось принимать решения, но на этот раз у меня вообще ничего не получалось. Слишком скоро… слишком больно… слишком тяжело… Что я сейчас буду фотографировать с этими новыми линзами? Кто будет ждать меня на финише, когда я пробегу марафонскую дистанцию?

Попытка выбрать новую дорогу в жизни едва не раздавила меня. Наконец я взялся за свой телефон.

– «Тайсон Криэйтив». Элис у телефона.

– Элис, – в моем голосе звучала неподдельная теплота, – это Каллум.

– Ой, Каллум! Нам тебя не хватает. Без тебя у нас тут сущий бедлам, клянусь тебе. Как ты?

Я знал, что все на фирме в курсе, почему я не работаю. Возвращение будет тяжелым и болезненным, но я был готов приступить, сосредоточиться на чем-то, что может полностью занять мои мысли, найти что-то стабильное в жизни, пока не решу, что делать с собой. Я зажмурился, вобрал в грудь побольше воздуха и начал притворяться так искусно, как только умел.

– Все нормально, Элис. Я хотел бы вернуться на работу…

* * *

Я забыл о завещании. Весь следующий месяц я боролся за то, чтобы вернуться на работу, снова начать бегать по утрам, возобновить ремонт квартиры, питая надежду, что со временем кто-то захочет ее у меня купить. До спокойного сна в течение всей ночи, до ощущения, что я в конечном счете со всем справлюсь, до нормализации всего моего существования было еще далеко, очень далеко… Но, по крайней мере, я теперь мог действовать по своему усмотрению.

Я был на совещании, когда пришло сообщение от Петы: «Завещание будет оглашено в офисе в 13: 00. Целую и обнимаю».

Даже дня в запасе не оставалось. Вздохнув, я потянулся за своим айпадом. Конечно, у меня были назначены деловые встречи, которые просто нельзя было отложить. Так что я вполне мог этим оправдаться. Мне даже не придется столкнуться с недовольством Петы. Можно будет ответить в сообщении, что время мне не подходит… с легкостью…

Я снова сосредоточился на телефоне. «Встретимся там». Мои пальцы меня предали. Я дождался, пока мое сообщение будет отправлено, а затем притворился, что внимательно слежу за происходящим на совещании.

По крайней мере, я смогу на оглашении завещания еще раз повидаться с Аланом.

* * *

Пету я застал в вестибюле конторы «Дэвис Мак-Нелли». Мы неуклюже обнялись и почти одновременно заметили, что со стены исчезла табличка, прежде висевшая рядом с именами других партнеров адвокатской фирмы. На голом цементе виднелись два отверстия в тех местах, где табличку прикручивали к стене. А еще там были заметны следы клея. Без сомнения, на это место вскоре повесят другую табличку. Едва появится новый партнер, ее тут же прикрутят. Память о Лайле здесь стерли. Это, возможно, было правильно, но мне все равно это показалось неприятным.

В полном молчании мы поднялись на лифте на этаж, на котором располагался кабинет Алана. Я нес в запасном чехле, найденном дома, лэптоп Лайлы. Из-за этого меня терзала легкая паранойя. Если Пета спросит, смогу ли я убедительно солгать, заявив, что это мой лэптоп?

Пета, разумеется, ни о чем меня не спросила. А зачем ей спрашивать? Я пришел с работы. Вполне логично, что я прихватил с собой лэптоп. Если бы я даже очень нервничал, никто бы меня винить в этом не стал, не придал бы этому значения, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Хорошо выглядишь, Алан, – поприветствовала юриста Пета и поцеловала его в щеку.

– Жена посадила меня на экстремальную диету от Лайлы. Я уже пару кегов веса сбросил[29].

Пожав мне руку, Алан проводил нас в комнату для встреч с клиентами.

– Извините, что это заняло столько времени, – опершись локтем о стол, сказал нам Алан. – Мне нужно было собраться с мыслями и только после этого возвращаться к работе. Сёрша была важным членом нашей команды. Я понимал, что после ее смерти моральный дух коллектива будет подорван, поэтому постарался не пускать здесь дела на самотек. – Он перевел взгляд на лежащие перед ним бумаги. – С юридической точки зрения она оставила все в идеальном порядке…

Вступление затянулось, и я отвлекся. Я думал о том, сколько сотен часов Лайла провела в этом здании, в этом самом помещении. Хотелось бы мне увидеть ее здесь, одетую в костюм безумного сливового цвета, с волосами, собранными на затылке в чопорный узел.

– Недвижимость в Мэнли отходит Каллуму Робертсу…

Слова дошли до моего сознания с запозданием. Я посмотрел на Пету. Та в свою очередь с удивлением взирала на меня.

– Черт, Пета! Моя квартира выставлена на продажу. – Смущение заставляло меня заикаться через слово. – Вы сможете получить достаточно денег для вашей студии.

Пета улыбнулась и сжала мою руку в ладонях.

– Не чувствуйте себя обязанным это делать, дорогой. Лайле хотелось, чтобы ее квартира досталась вам, вот так и вышло.

Мне не следовало особенно тревожиться. Недвижимость в Госфорде, автомобиль Лайлы, а также все ценные бумаги и сбережения, о размерах которых мы мало что знали, отходили Пете. Лайла позаботилась, чтобы ее мама ни в чем не нуждалась.

– А еще осталось несколько писем, – произнес Алан, открывая другую папку. – Есть письмо, адресованное ее команде. Его я передал сегодня утром. Лайла в основном извиняется за то, что вела себя как рабовладелица и благодарит за совместную работу. А еще, я подозреваю, она советует своим незадачливым помощникам поскорее уволиться и найти себе работу по вкусу.

Алан поднял запечатанный конверт.

– Вот это письмо – для Дженис и Райана Абелей. Я узнаю их адрес сегодня чуть позже и доставлю письмо.

Я уже догадался, что там: извинение и объяснения. Я почувствовал уважение к Лайле за то, что она нашла в себе силы исправить ошибки, пусть даже и не лично встретившись с ними.

Я смотрел на папку, надеясь, что там еще остались письма.

– Это для тебя, Пета. – Алан передал ей второй конверт через стол и захлопнул папку. – И еще одно мне.

В помещении снова воцарилась неловкая тишина. Теперь Алан и Пета избегали смотреть мне в глаза. Я чувствовал разочарование. Господи! Как же сильно я был разочарован! У нее хватило времени изменить завещание, подарить квартиру, но не нашлось нескольких минут, чтобы черкнуть пару слов, объяснить, почему она так поступила, посоветовать, что, черт побери, мне делать дальше!

– Извините, Каллум. – Глаза Петы наполнились слезами. – Она должна была…

– Ничего, – оборвал я ее так мягко, как только сумел. – Все нормально. Думаю, что знаю, как у нас обстояли дела.

Кивнув, Пета вытерла глаза и прижала конверт к груди, словно это было дитя.

– Вот и все, – мягким голосом произнес Алан. – Я избавлю вас от всей этой юридической тягомотины и сам переведу собственность на ваши имена. Спасибо, что пришли.

Пете не терпелось побыстрее удалиться. Она вскользь упомянула о репетиции хора в Госфорде, но я видел, как ее пальцы мертвой хваткой вцепились в конверт. Скорее всего, она спешила домой, чтобы поскорее прочесть письмо. Я оставался на месте, пока Алан провожал ее до двери. Это была молчаливая просьба о разговоре один на один с моей стороны. Алан меня понял и, когда Пета вышла, притворил за ней дверь.

– Когда Лайла решила упомянуть меня в своем завещании? – спросил я.

– Много месяцев назад, когда впервые поняла, что больна, – ответил он.

До нашего расставания… До нашего воссоединения… Я тяжело сглотнул и заставил себя начать трудный разговор.

– Вы знали?

Я не был уверен, какой тон выбрать, и решил, что ошибся, когда Алан вообще никак не отреагировал на то, что я произнес. Я занервничал, и, когда вновь заговорил, речь моя отличалась бессвязностью.

– Она это планировала… Я нашел электронное письмо, адресованное вам, с видео. Ни я, ни Пета не догадывались, как Лайла на самом деле умерла. Видеофайл оказался слишком большим. Она не смогла его отправить.

Я поднял чехол с лэптопом, который стоял под столом, и положил его перед Аланом.

Юрист некоторое время смотрел на него, а потом произнес несколько неуверенным тоном: