Молчание было в данном случае наилучшим ответом. Джейн пожала плечами и снова уставилась в окно кареты.

К счастью, мама не стала продолжать разговор на опасную тему. Джейн чувствовала на себе ее взгляд и боролась с желанием высказать еще парочку возражений и объяснений. Не совладав с собой, она наверняка попала бы в неловкое положение.

Она скрипнула зубами и упорно продолжила смотреть в окно. Через несколько секунд — они показались ей целой вечностью — она услышала, как мама вздохнула, а потом задвигалась на сиденье. Джейн украдкой обернулась. Слава Богу, мама сосредоточила внимание на другом окне.

Джейн снова обратилась к наблюдению за людьми и экипажами на улице. И снова у нее возникло желание, чтобы их карета двигалась побыстрее.

Вероятно, она и в самом деле ожидает от сегодняшнего светского сборища чего-то большего, чем обычно. И это неудивительно. Хотя бы на этот раз ей не придется, стоя в окружении кадок с пальмами, слушать разговоры напыщенных и, как правило, толстых, самоуверенных и педантичных старых лордов на ужасающе скучные темы. Сегодня вечером она сможет поговорить, пусть и недолго, с виконтом Моттоном.

У нее возникло желание… Вернее, она заобожала его с первого взгляда, когда увидела во время одного из своих выездов. Она тогда была совсем глупенькой, ей только что исполнилось семнадцать лет. Голова была битком набита волшебными сказками, несмотря на то что у нее было три брата и она прекрасно знала, что мужчины очень редко, а может, и никогда не бывают похожи на героев из книжек, которые убивают драконов и спасают девушек. Реальные мужчины скорее готовы были обращаться к девушкам с мольбой о спасении и обожали игру в крикет.

Но лорд Моттон выглядел как настоящий герой, когда она увидела его стоящим перед окном в городском доме у своего дяди. Увидела — и вдруг почувствовала себя похожей на принцессу из сказки, которой грозит беда. Дядя Роули никогда не одобрял мамино замужество — он считал, что его сестре не следовало вступать в брак с каким-то нетитулованным поэтом. Жена дяди свысока взирала на свою бедную маленькую племянницу. Тем более что ее собственная дочь, кузина Джейн по имени Гортензия, которая тоже начала выезжать в свет, была высокой, белокурой и очень красивой. Джейн этими качествами не обладала. В бальном зале она чувствовала себя маленькой серой мышкой, которая в тени Гортензии пробралась туда и боится, что ее кто-нибудь заметит и вышвырнет за дверь одним взмахом веника.

Мама заставляла Стивена и Джона сопровождать ее на балы и танцевать с ней или, что предпочтительнее, побуждать своих друзей приглашать ее. Стивен в недовольстве противился этому и проводил большую часть вечера в комнате для игры в карты, однако Джон послушно выполнял свои обязанности. Джейн как раз танцевала с одним из его друзей-садоводов, который что-то бубнил о каком-то загадочном растении, когда она увидела лорда Моттона Он был один, надменный и такой красивый, что сердце Джейн так и замерло. Она хотела его — Боже милостивый, как она его хотела! Она заболела им, а он даже не заметил ее существование. Он протанцевал один танец с Гортензией, еще один с какой-то другой девушкой, а потом исчез.

Джейн опустила голову и вздохнула.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да, мама, все хорошо.

Весь этот сезон и все предыдущие Джейн наблюдала за ним. Она уже не могла себя контролировать. Она предчувствовала, когда он войдет в помещение, сердце подсказывало ей это. Ее глаза тянулись к нему, как железные опилки к магниту.

И каждый сезон он ее не замечал. Игнорировал.

До прошедшей ночи. Прошедшей ночью он не игнорировал ее. Он позволил себе потрясающие вольности по отношению к ней — и ей так хотелось, чтобы он и дальше их себе позволял, даже в большей мере.

Ей двадцать четыре года. За то время, пока она выезжает, Джейн позволила нескольким джентльменам поцеловать себя — скорее из любопытства, нежели по иной причине. Эти опыты не принесли ей радости. Ха! В лучшем случае они были скучными, в худшем — неприятными. Она до сих пор вздрагивала, вспоминая о лорде Беннингтоне. Она, должно быть, выпила слишком много шампанского, когда позволила ему увести себя в кусты в парке лорда Истхейвена. Уф! Тот поцелуй оказался настолько слюнявым, что ей потом пришлось вытирать лицо носовым платком.

Но поцелуи лорда Моттона… м-м-м. Одно уже прикосновение его губ взбудоражило все ее существо, а когда его язык коснулся ее языка… Джейн вздрогнула при воспоминании о своих ощущениях.

— Тебе холодно, Джейн?

— Что?

Вот глупость! Она должна держать свои эмоции под контролем. Джейн вовсе не хотелось, чтобы мама весь вечер наблюдала за ней.

— Тебе холодно, Джейн? — На этот раз в голосе матери прозвучала тревожная нотка. — Ты дрожишь, я это заметила.

— Да нет, мне совсем не холодно.

— Я бы, пожалуй, удивилась, если бы это было не так. Мне, например, вполне тепло и уютно. — Мама посмотрела на нее сердито. — Ты и должна чувствовать недомогание. Прошлым вечером я подумала, что ты хочешь остаться дома, чтобы почитать в свое удовольствие, но ты и в самом деле чувствовала себя плохо. Выглядела ты хорошо, но я знаю, что внешний вид может быть обманчивым. Тебе следовало сказать мне, что ты и в самом деле нездорова. Я немедленно приказала бы нашему кучеру Джону развернуть лошадей и ехать назад, домой.

— Нет!!!

— Джейн! Почему ты так кричишь?

Джейн перевела дыхание, чтобы держать свой голос под контролем. Если она не будет сдерживаться, мама увезет ее домой, уложит в постель, укрыв до самого подбородка теплым одеялом, к ногам ей приложат нагретый кирпич и заставят ложку за ложкой съесть целую мисочку горячей овсяной каши.

— Простите, мама, но я и в самом деле совершенно здорова и очень хочу побывать на балу у Палмерсонов.

Очень? Она до смерти хотела попасть на этот бал! Она должна увидеться сегодня вечером с лордом Моттоном. И ей совершенно необходимо поговорить с ним о том самом рисунке.

— Ладно. — Мама окинула ее уже более спокойным взглядом. — Право, не знаю, Джейн. Мне кажется, что румянец у тебя лихорадочный, как при простуде.

— Я очень хорошо себя чувствую, мама.

— Я ни в коем случае не хочу рисковать твоим здоровьем. Будет еще множество балов, сезон только начинается. Думаю, было бы разумнее вернуться домой…

— Мама, ну пожалуйста!

Еще один глубокий вздох. Джейн могла бы раскричаться с досады, но это еще сильнее расстроило бы маму. Чего Джейн ни в коем случае не могла бы себе позволить — это сообщить ей о своем пылком желании увидеть виконта… Как она объяснит свое внезапное увлечение им, не рассказав о тех скандальных поступках, которые они оба позволили себе в кабинете Кларенса? Не то чтобы ее интерес к виконту был неожиданным. Семь лет пылкого увлечения никак нельзя назвать случайностью, однако ведь она неожиданно получила возможность — обещание! — повидаться и поговорить с ним. Она не может — и не позволит — ускользнуть такому между пальцами.

Быть может, он даже хочет прогуляться с ней в парке. Вполне вероятно. Он, разумеется, не захочет обсуждать с ней злополучный рисунок в бальном зале, где кто угодно может их подслушать. А когда они окажутся наедине в темных зарослях… Как знать, что может тогда случиться?..

— Ты снова вся красная.

Мама приподнялась, чтобы дать кучеру сигнал повернуть назад.

Джейн рванулась к ней и схватила за руку.

— Джейн, ты ведешь себя весьма странно.

Мама высвободила руку.

— Мы почти доехали до дома лорда Палмерсона, мама. — К счастью, так оно и было. — Просто глупо поворачивать теперь обратно.

— Но если ты больна…

— Я не больна! — Мама смотрела на нее недоверчиво. — И даю слово, что если мне станет нехорошо, я сразу скажу вам.

Мама глянула в окно, потом перевела взгляд на дочь.

— Ну хорошо, раз мы уже на месте…

Едва она договорила, карета остановилась. Они присоединились к длинному строю экипажей, ожидающих, пока пассажиры выйдут на тротуар возле городского дома Палмерсонов.

— Но обещай, что если тебе станет дурно, ты скажешь мне об этом, ни минуты не медля.

— Да-да, обещаю.

Джейн тоже выглянула в окно. Сколько там экипажей перед ними? Слишком много. Она хотела выйти из кареты немедленно, чтобы избежать дальнейших разговоров с мамой, — и поскорее попасть в бальный зал. Может быть, выездной лакей опустит ступеньки прямо тут, на этом месте?

Нет, конечно же, нет. Не положено выскакивать из экипажа столь неприлично поспешным образом. Мама силой втащила бы ее назад и приказала бы кучеру Джону катить прямиком в Бедлам. Придется набраться терпения.

Джейн глубоко вздохнула и уселась на место. Старалась казаться спокойной и не обращать внимания на испытующий взгляд мамы. Проклятая карета двигалась со скоростью улитки, когда наконец тронулась с места.

Но вот они остановились у парадной двери и присоединились к длинной цепочке элегантно разодетых мужчин и дам, медленно поднимающихся по мраморным ступеням ко входу в бальный зал. Гул множества голосов заглушал все прочие звуки. Находится ли где-то в этом скопище лорд Моттон? Джейн искала его глазами со всем тщанием. Его нигде не было. Должно быть, он уже там, в бальном зале, и ждет ее. Джейн от волнения чувствовала спазмы под ложечкой. Хоть бы те, кто впереди них с мамой, двигались побыстрее.

Это тянулось целую вечность, но наконец было объявлено об их с мамой появлении. Джейн вошла в зал и пригляделась к толпе. Лорд Моттон, разумеется, ищет ее глазами. Конечно, он не может подойти к ней немедленно — это было бы слишком заметным. Им нежелательно привлекать к себе излишнее внимание светского общества. Но ей нужно оглядываться по сторонам, и как только она его увидит, направиться в его сторону. Тогда их встреча покажется случайной тем, кто ее заметит.

Джейн нахмурилась. Так где же он? Она внимательнее пригляделась ко всем углам помещения.

— Джейн, нам надо двигаться дальше, — услышала она мамин голос. — Мы загораживаем вход.

И мама слегка подтолкнула ее.

— Да, мама. Конечно.

Будь оно все проклято, но если виконт внезапно не стал невидимкой, его просто нет в зале.

Глава 4

Так где же он, лорд Моттон? Черт побери, ведь он же сказал, что сегодня вечером поговорит с ней на балу у Палмерсонов. Она это не придумала. Она помнила все совершенно точно. Он сказал это перед тем, как ускользнуть из кабинета Кларенса.

— Насколько я, э-э, понимаю, вы остановились в доме Уидморов, мисс Паркер-Рот?

— Ой! — Джейн вздрогнула и почувствовала на обнаженном плече прикосновение острого кончика пальмового листа. Она забыла, что мистер Маусингли — или Маус, то есть «мышонок», как его называли светские остряки, — стоит под пальмами рядом с ней. То был легко забываемый джентльмен — малорослый и худой, заметно сутулый, с большими ушами и рыжеватыми волосами, которые он зачесывал на затылок. — Вы меня испугали.

Маус сдвинул брови.

— Не понимаю, как я мог вас испугать. Я стоял здесь десять минут. Даже пятнадцать. Да, полагаю, что не меньше пятнадцати минут. Но я очень сожалею, если напугал вас. И помыслить об этом не мог. Я ни за что не стал бы пугать женщину. Я не стал бы пугать и мужчину, во всяком случае, намеренно.

— Да-да, я уверена, что вы и блоху не напугали бы, мистер Маусингли, вы и меня не испугали бы, если бы я немного не размечталась.

— Э-э, размечтались? Ах, в таком случае я весьма сожалею, что помешал вам! Можно, я просто молча постою здесь, пока вы не кончите мечтать? Или вас и это может напугать?

Джейн хотелось прикрикнуть на него, однако это несомненно привлечет нежелательное внимание общества в зале. Боже упаси, ведь люди могут подумать, будто Маус каким-то своим поступком довел ее до того, что она закричала. Какой абсурд! Она не удержалась от смеха.

Маус снова сдвинул брови.

— Я сказал что-то очень смешное, мисс Паркер-Рот?

— О нет, мне просто пришла в голову совершенно случайная мысль. Не принимайте это во внимание.

— Очень хорошо.

Маус кивнул и продолжил глазеть на Джейн, словно надеялся получить от нее кусочек сыра.

Что нужно этому человеку? Начиная этот дурацкий разговор, он произнес какую-то фразу… А, верно. Он спросил, где она сейчас живет. Странный вопрос. Чего ради ему понадобилось это знать?

— Вы, кажется, спрашивали, не остановились ли мы в Уидмор-Хаусе?

Маус с весьма заинтересованным видом кивнул.

— Это так. Мисс Уидмор, теперь она баронесса Трент, уехала, у нее медовый месяц, а бедный мистер Уидмор…

Маус испустил шумный вздох, насыщенный запахом чеснока. Джейн отступила на шаг-другой.