Садится у окна, глядит в сад — что зимой, когда заснежено все, что весной, когда цветет, что летом — в самую жару, что осенью, в листопад, и шепчет, маму зазывая… Знает, что мама не сможет прийти, забрать его, но все равно шепчет.

Тихий ребенок, ласковый, тянется ко взрослым, но нет у них столько времени и душевных сил, чтобы каждому дыру в сердце заткнуть, которая должна быть заполнена родительской любовью. К сожалению, нет.

— Нам сказали, все формальности будут до полугода длиться.

— Это если повезет. Может и дольше. Я не из вредности, поймите правильно. Просто будьте готовы… Вы и так знаете, что всякое может быть, но будьте готовы…

— Мы готовы, — Леонид ответил, улыбнулся — сначала женщине напротив, потом жене. Чтобы обе не сомневались.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Тогда пойдемте знакомиться.

* * *

Группа детей — мальчики и девочки, от четырех и, пожалуй, до восьми лет оккупировала тот самый внутренний двор. Здесь было неплохо. И песочница, и качели, горка даже, машина из колес, деревья, цветы… Если не знать, что находится игровая площадка на территории детского дома, а играющиеся тут дети — сироты, легко подумать, что это обычный двор, а вокруг квартиры, а не «палаты» на двенадцать человек.

Марина с Леонидом остались в стороне, молча наблюдая за детьми, заведующая же подошла к воспитательнице, шепнула, что к Сереже пришли.

Леонид пытался не смотреть на Марину — хотелось самому определить — где тот самый почти что их ребенок. Не больно-то получалось, если честно.

— А ты с ним знакомилась уже?

— Да. Вот он, — женщина кивнула на одного из мальчишек. Сидел поодаль остальных, на деревянном ограждении песочницы, держал в руках палку, увлеченно что-то рисуя на земле. Видно было, что ребенок весь в процессе, даже язык высунул от усердия. Смешной такой… Маленький совсем…

А ведь Леонид отчего-то даже не подумал толком, что такое шесть лет. Поле вон четыре, она совсем еще кнопка, а тут всего на два года больше…

Сережа и не заметил бы, что к нему пришла знакомая, если бы не подошедшая заведующая, которая попыталась аккуратно отвлечь от занятия, но он все равно дернулся, когда женская рука легла на плечо.

Она что-то сказала (далеко было — не слышно совсем), он сначала на нее смотрел, что-то спросил, потом оглянулся в ту сторону, куда женщина кивнула. Детские глаза расширились, он рванул было, потом застыл — оглянулся на свой рисунок. Решал видимо, готов ли пожертвовать им ради разговора. Жалко было… Старшие мальчики затопчут ведь, как увидят, что он отошел… Но решил, что еще нарисует, бросил палку, пошел к навестившим его гостям…

* * *

— Здравствуйте, — Сережа бесстрашно заглянул в глаза незнакомого мужчины, протянул руку.

— Здравствуй, — отказывать ребенку в рукопожатии Леонид не стал, улыбнулся, на корточки присел, чтобы и его разглядеть мальчику было удобней, и ему самому. — Меня Леонид зовут.

— А я Сергей. А ты — Марина, — он повернулся к женщине, точно так же протягивая руку. — Я помню. Ты приходила.

— Да, мне приятно, что помнишь, — Марина задержала в своих руках детскую ладошку дольше, чем того требовали элементарные правила приличия, но она такой теплой была, такой нежной, отпускать не хотелось. Дыхание сперло при мысли, что совсем скоро они вот так, за руку, по городу идти будут, может. Или в школу даже…

— Можете отойти вон туда, на скамейки, там тихо будет, поговорите, — заведующая улыбнулась потенциальным родителям, подталкивая их с Сережей в уголок, скрытый от глаз других детей. Не из вредности — из жалости скорей. Это ведь так горько, когда не к тебе пришли. Часто после таких посещений кто-то злится, кто-то обижается. Да и неизвестно еще, получится ли из этого что-то. — А я пока тут подожду, вы как поговорите — возвращайтесь.

Довольно интересная тройка направилась к той самой скамейке. Взрослый мужчина с полуседой головой, но пружинящей походкой. Красивая взрослая женщина, у которой наверняка все всегда под контролем и в пределах нормы. И мальчик. Маленький. Слегка косолапый, нерешительно мнущий руки за спиной, идя между этими двумя великанами.

Заведующая смотрела на эту картину, и сама не поняла, как слезы на глаза навернулись. В такие моменты, и на этом контрасте куда отчетливей становится видно, что и свитерок у Сережика заношен уже, на локтях вон практически до дыр стерся, и ботинок правый каши скоро попросит, стоптался из-за косолапости. Но важнее другое — для счастья ему не новый свитер или башмаки нужны. Он и в этих будет счастлив, лишь бы было, кого мамой назвать, и к кому обратиться, как к отцу.

— Сережа, мы хотели с тобой познакомиться поближе.

Марина с мальчиком сели на скамейку. Сначала Сережа даже бедра ее коснулся своим боком — теплым, вот только взгляд ее поймал, испуганный, отодвинулся. Марина как поняла этот его жест, захотела себя же стукнуть, да поздно.

Леонид же снова на корточки присел, пытливо заглядывая в детское лицо.

Он для себя уже все понял, на самом-то деле. Их ребенок. Сомнений нет. Но хотелось это же в его глазах увидеть, ведь это серьезное решение, принимать которое должны не только «благодетели».

Сережа же взгляд отводил постоянно, из-за стеснительности или почему — надо было разобраться.

— Меня Леонидом зовут, я муж Марины, — старший Самойлов имя свое повторил, улыбнулся, — с ней вы уже знакомы. Тебе сколько лет?

— Шесть.

— А мне вон скоро шестьдесят будет. Представляешь?

Привлечь внимание ребенка оказалось не так уж и сложно. Самойлова это мысленно «улыбнуло». Значит, есть еще порох в пороховницах. Сережа поднял взгляд, с удивлением смотря на мужчину. Это польстило. А потом уже пришло время детской неосознанной лести для Марины.

Мальчик на нее взгляд перевел, удивленный.

— А тебе тогда сколько? Я думал, ты молодая…

Марина рассмеялась. Никому в мире не спустила бы такой комментарий. Никому, кроме Сережика.

— Я моложе. Ему повезло просто, что я согласилась за такую развалину замуж выйти, — женщина подмигнула мальчику, он зарделся, а потом мужу. Тот, к сожалению, был уже не в том возрасте, чтобы краснеть, стоит только поймать взгляд красивейшей из женщин, но шутку оценил.

— Вы хотите меня усыновить? — Сережа так быстро главный вопрос задал, что пара даже опешила. Думали, надо будет кругами ходить, нельзя сходу надежду давать. А вдруг не срастется? Но когда ребенок вот так в лоб тебя спрашивает… Не врать же.

— Хотим, — Леонид кивнул, взял в одну руку Маринину, в другую — будущего сына. Марина помедлила немного, но набралась смелости и положила вторую руку сначала на детское плечо, а потом с него соскользнуло прямо в открытую ладошку. Господи… Аж сердце будто подпрыгнуло и понеслось… бешеной лошадью куда-то вдаль. Лишь бы инфаркт не хватил прямо тут. От счастья.

Сергей кивнул, никак не выражая свои эмоции, задумчиво уставился на свои руки — почему-то так сильно сжимавшиеся руками взрослых.

— А свои дети у вас есть?

— Есть. Сын. Марк. Но он взрослый уже совсем. Не пугайся только, но ему сорок почти, представляешь? Сплошные старперы вокруг, скажи?

Сережа улыбнулся снова.

— У тебя такой взрослый сын? — глянул на Марину.

— Нет, он только Лёнин, у меня своих детей нет. Будут, если ты согласишься. И если нам позволят…

Мальчик кивнул, вновь глядя на руки. Ему уже жарко было, если честно, ладошки потеть начали, но просить отпустить не хотелось почему-то. Эти люди Сереже нравились. Марина казалась невероятно красивой, а еще так вкусно пахла, и смотрела по-доброму. Леонид же успокаивал всем своим видом, голосом, взглядом.

— Я знаю, что мои настоящие родители умерли и что они за мной не придут.

— Нам очень жаль, что так произошло.

— И я все же буду их любить… — мальчик произнес фразу, будто прося простить его за это и понять. — Но, если у вас получится меня усыновить, я думаю, что буду не против.

Трое в саду детского дома в унисон улыбнулись. Мальчик — нерешительно, мужчина — ласково, женщина — счастливо, сдерживая слезы.

Кажется, дело за малым. Ведь главное добро получено…

* * *

Подходила к концу первая послеканикульная неделя. Андрей благополучно провел ее дома, но клятвенно обещал выйти в школу уже в понедельник. Катя же прожила ее будто на автопилоте. Утром уходила на уроки, после обеда бежала к репетиторам, потом либо к Андрею на пару часов, чтобы вместе сделать задания, либо сразу домой — чтобы сделать то же по переписке.

В голове роилось много мыслей, но поднимать тему переписки с Алисой Филимоновой она все никак не решалась. В конце концов, у нее у самой до сих пор фотография этой девки лежит в ящике стола. И даже себе Катя не могла объяснить, зачем ее хранит. Может сама подсознательно чувствует, что рано или поздно Андрей захочет ее вернуть? Фотографию… а то и девушку…

От таких мыслей мурашки шли по телу, но Самойлова то и дело к ним возвращалась. Устала… А еще устала от растущей с каждым днем все сильней тревоги.

Близился выпускной. С невероятной скоростью летело время. А что будет дальше, они с Андреем так и не обсуждали. У нее в почте уже давно лежат купленные билеты в Америку. Снежана и Марина то и дело сбрасывают в ватсаппе фото чемоданов и других вещей, необходимых для близящегося переезда.

Катя пыталась отметать тревогу, да только теперь она посещала уже ежедневно. От нее хотелось сбежать, но куда?

Сегодня попытка побега была совершена в гости к Вере с ночевкой. Родители подруги уехали, поэтому сам бог велел устроить дикий тусич! Купить чипсов, газировки, фруктов, скачать «Гордость и предубеждение», «Дневник Бриджит Джонс» (все три части), «Грязные танцы» (обе), заказать килограммовый суши-сет на двоих и каааак провести пятничный вечер за обжираловкой, сплетнями, гаданиями и прочим безудержным весельем… Благо, завтра суббота, а значит, «тусоваться» можно до утра.

Чем девушки и занимались уже целую «Гордость» и половину первой «Бриджит». Пижама-пати выдалась на славу. Было немного стыдно за все съеденное и сказанное, а ведь еще даже до главного не добрались — парней не обсуждали, эту тему сознательно оставили на десерт.

Уже ночью, улегшись на одной кровати, потушив свет, уставившись в потолок, шепотом (не понимая, кого боятся разбудить?) завели разговор.

— Ты мне почти ничего не рассказываешь о вас с Андреем… — Вера сказала немного обижено. Имела на это право, наверное, хотя… Происходящее между ними с Андреем казалось Кате таким сокровенным, что делиться этим с любым человеком было сложно.

— У нас все хорошо, — и даже лежа в темноте, чувствуя тепло руки подруги, а еще абсолютное спокойствие, сходу разговориться не вышло. — Скучаю только, в школе… привыкла уже, что он рядом вечно, а тут…

— Ну да, приходится перемены с подругой проводить, ужас просто, — Вера не упустила возможность отпустить шпильку, пошла даже дальше — ущипнула за ту самую голую руку.

— Ай! — Катя ее отдернула, глянула на Яшину обижено. — Будто это не ты попросила меня с первой парты свалить, чтобы Сашку своего пристроить!

Вере крыть было нечем, хотя она и планировала оспорить, нахмурилась, думая, в чем же принципиальная разница между ее поведением и поведением Кати, но не найдя достойного объяснения, кивнула темноте.

— Ладно, будем считать, что я тебя простила.

— А вот я тебе… прямо не знаю… — Катя же продолжала тереть пострадавшую кожу, побаиваясь возвращать руку на исходную позицию. Мало ли, что за обидка Вере через минуту в голову взбредет.

— Ладно, не дуйся, расскажи лучше, какой он? — Яшина легла на бок, пытливо глядя на профиль подруги.

— Он… — Катя задумалась, подбирая слова, потом же тоже на бок повернулась, отвечая с улыбкой на губах, — практически идеальный, Вер, веришь?

— В то, что идеален — нет, а вот практически — охотно! Саша тоже, знаешь ли, во всем «практически»…

Девушки захихикали.

— Гений… практически. Аполлон… практически. Хватает на лету… практически. Уступчивый… практически, — начала Вера.

— Разговорчивый… практически. Покладистый… практически, — Катя же с радостью подхватила. Перечислять эти «практически» можно было до утра, но… Все равно ведь в совокупности эти неидеальности давали уникальных, неповторимых, а главное — таких любимых…

— Они с Разумовским так и продолжают воевать?

— Да, — только отсмеявшаяся Катя моментально приуныла. — Не хочет даже слушать о нем.