— Я домой хочу… — Катя обхватила себя руками, отчего-то почувствовав вдруг маленькой и беззащитной, а еще ранимой до крайности… как бы не расплакаться… Прошептала почти, уже без ярости и гнева, как просьбу, очень надеясь, что Андрей послушается, но он был бы не Веселовым, если бы не…

Проехал еще сотню метров, свернул в карман, аварийку включил, ремень отстегнул, к ней повернулся… Лицо руками зафиксировал, заговорил, вроде и спокойно, но жестко как-то.

— Самойлова. Слушай меня внимательно. Я не планировал в твою жизнь лезть. Ты сама уехала тогда, за двоих все решив. Но как-то так случается, что мои планы идут лесом, потому что ты везде! Черт тебя дери! Везде! Вот тут — на нее глянул, — вот тут, — пальцем по виску постучал, — вот тут, — на грудь указал. — И я не знаю, как от этого избавиться. Как от тебя избавиться…

Потянулся к ней, почти губ коснулся — она не дала — увернулась, шепнула…

— Я не целуюсь с малолетками, Веселов…

Сказала, и тут же язык прикусить захотелось, но просто… Что она решила-то? Что? Он ведь не просил остаться… Ни разу не просил. А потом понятно стало, почему. Зачем ее останавливать, если Филимонова все же завоевана?

Андрей хмыкнул, уткнулся лбом в ее плечо… голое, как на зло… По девичьим рукам мурашки пошли, а по щекам — пятна красные…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Какая ж ты дура, Кать… Какая дура…

Тоже прошептал, потом от нее оторвался, защелкнул ремень безопасности, рванул в сторону дома.

Доехали молча и быстро.

Катя выскочила, как только выпала такая возможность. Собиралась уйти, и слова больше не сказав, но Андрей оказался проворней. Поймал, когда она машину обходила, к теплому капоту прижал слегка, лбом лба коснулся…

— Ты его не спасешь, Кать. Его никто уже не спасет, если он сам не захочет.

— Я знаю.

— Не рви себе душу из-за мусора человеческого, даже если он когда-то был для тебя дорог…

— Не был, просто… жалко…

— Захочет — выберется.

— Ты прав…

Катя высвободилась, его руки с себя сняла, пошла в сторону парадного. Надеялась, что Андрей выдержит паузу и следом не рванет. Очень надеялась. Потому что дальше — лифт. Слишком тесный, слишком близко… И про «не целуюсь с малолетками» уже не прокатит, просто с губ не сорвется…

Ей повезло. Андрей остался на улице, Самойлова же успела зайти в квартиру, снова стянуть с ног туфли, в зеркало на себя посмотреть… Красотка… Бледная и в пятнышко…

Застыла, когда услышала звук дверного звонка… Снова Веселов. Стоял, крутил нетерпеливо ключ в руке, ждал…

И Катя прекрасно понимала — вот не надо открывать. Точно не надо, но… три щелчка и дверь нараспашку.

Он залетел в квартиру, стоило Кате открыть. Залетел в совершенно прямом, прямее некуда, смысле.

Самойлова не успела не то, что отойти — и шаг в сторону сделать, как была зафиксирована — руки на талии легли, как влитые, Андрей в три шага прихожую пересек, у Кати же выбора не было… В голове одна мольба: лишь бы не споткнуться. Слава богу, удалось…

Катя почувствовала спиной стену, выдохнула… А надо было вдыхать, потому что Веселов… Совершенно бесцеремонно, абсолютно бесстыже, не заботясь о ее желании и вообще мыслях на свой счет… взял и поцеловал. Больно и так отчаянно, как никогда. Впервые за четыре года.

Пока она пыталась пропищать что-то невнятное, он все сильней целовал, губы раскрыл, руками от талии вверх поднялся… под кофтой… до дрожи… И как же хорошо ощущалось, что не от скуки делает это, что сам… Горит… Но и минуты не прошло, как он оторвался, руки убрал, губы, ее одежду оправил, свою, прокашлялся…

— Екатерина Марковна, прошу прощения, удаляюсь.

И пока девушка ртом воздух хватала, не в состоянии и слово вымолвить, развернулся, таким же размашистым, как минуту тому, шагом преодолел коридор, у стеллажа остановился.

— Кот уходит со мной. В качестве компенсации за ущерб…

Схватил свой же подарок, в карман засунул, оглянулся…

— Андрей Владимирович…

Тут уж Катя в себя пришла, хоть чуть-чуть. Обратилась, практически с восторгом в голосе. Голос, видимо, был так же растерян, как она сама — в тонах потерялся.

— Ну вы и наглеееец…

Веселов кивнул деловито, потом усмехнулся…

— Да, есть немного. А вы любите с малолетками целоваться. Очень сильно любите, Екатерина Марковна. Сладких снов…

Вышел, дверь закрыл за собой… Теперь уже аккуратно, а Катя… по стеночке то ли сползла еще, то ли стекла уже, лицо в руках спрятала, засмеялась тихо, чувствуя, что дрожь по всему телу ходит, а губы огнем горят.

— Дал бог соседа… по жизни…

Глава 28

— Как это «он в квартиру ворвался и поцеловал», Коть?

Самойлова стояла у кухонного окна своей квартиры, говорила с Верой по телефону, а пальцами непроизвольно по губам водила, не осознавая, что улыбается…

— Вот так, Вер. Мы попрощались уже… Ну точнее я ушла, а он… Ворвался, ну и…

— Я думала, он тебя убьет скорее, чем целоваться полезет… — Яшина ответила совершенно искренне. Страшно вчера было подругу с Веселовым отпускать. Такой он был злой. Воздух будто мерцал вокруг него от напряжения, а оказывается…

— Я тоже. Или что сама его убью…

— А ты-то его за что?

— То есть ему меня есть за что? — Катя возмутилась. Не ожидала от подруги, что она займет сторону врага. Хотя до сих пор ли он враг?

— Катюнь, ты меня прости, конечно, но это было очень глупо с твоей стороны. Очень… Зачем ты к Разумовскому подошла?

— Ты не понимаешь…

— Вот-вот. Ни я не понимаю, ни он не понимает. Андрей, то есть… Но он же за тебя заступился… Как всегда, Коть…

Катя губу закусила, чувствуя, как в лицо жар ударяет, а желудок узлом связывается. В детстве это еще бабочки были, а теперь уже какие-то судороги просто…

Заступился… Как всегда… И снова надежду дал, сомнения посеял. А вдруг…

Что «вдруг»? Любит до сих пор? Или заново влюбился? А она?

— Черт…

— Что такое?

Катя поняла, что в голос ругнулась.

— Ничего, кофе облилась, — врать пришлось. Кофе-то на столе стоял, не тронутый… — Он котенка забрал…

— Какого котенка?

— Ну того, который в прихожей стоял… Увидел, забрал, сказал — компенсация…

— Господи… Самойлова, да у вас там то ли детский сад, то ли взрослые игрища, так сходу и не поймешь…

— Вот и я не понимаю…

Ни себя, ни его, ни что делать. Катя совершенно не понимала. А еще новой встречи боялась, как огня. И предвкушала одновременно. Кто первый заговорит, что скажет, что в голове твориться будет?

Может действительно гордыню отбросить и напрямую поговорить? Вывалить на него всю боль, что за четыре года скопилась, и пусть утешает, объясняет? Хоть как-то… Она поверит. Черт возьми, Катя теперь только поняла, что в любую ложь поверить готова, лишь бы снова иметь возможность к нему прижаться крепко, в толстовку носом уткнуться, и в нее уже расплакаться.

— Держи меня в курсе, Коть. Я волнуюсь…

— Ага…

Катя скинула звонок подруги, от окна оторвалась, за стол села, в чашку теперь уставилась, водя пальцами по дереву и продолжая улыбаться… Его руки на талии лежат, вверх скользят, сжимают… Ох…

Телефон почти тут же снова ожил — Питер по скайпу набирал…

Сердце удар пропустило. Очередное «Черт» само собой вырвалось. Вот только… Катя скинула, написала быстро: «Прости, сердце мое, я совсем забыла, что мы договорились созвониться — бегу на встречу, наберу тебя завтра, хорошо?». Отправила, перевернула телефон вниз экраном, чтобы не было так стыдно… Она вечно Андрея Питеру предпочитает. Вот как так? Чех ведь, в отличие от Веселова, ее ни разу не предавал еще. Но она не готова с ним начистоту поговорить пока. Столько слез было пролито на его плече из-за Андрея… Столько боли выплеснуто… Он не поймет…

Да и она сама, если честно, не совсем себя же понимала, но и отрицать то, что ждет новой встречи, не смогла бы. Сердце за всю жизнь так и не научилось ускоряться при воспоминаниях о ком-то другом, кроме Андрея Веселова.

Малолетки. Негодяя. Предателя…

Любимого.

Безусловно.

Вопреки.

* * *

— Андрюха, что значит «я вломился к ней в квартиру, к стене прижал и поцеловал»? А ты вообще знаешь, что это не просто статья — это совокупность! Мне как тебя из тюрьмы потом вытаскивать? Пиши доверенность, брат, чтобы откупиться, мне твою тачку продать придется… Или свою квартиру, но тогда тебе уже на мои похороны собирать нужно будет… А то Верка, знаешь ли…

— Да не тараторь ты, Сань, как баба, честное слово… Вот так ворвался, вот так прижал, вот так поцеловал… Тебе что, приехать и показать?

Андрей вышел во двор, поднял взгляд наверх, на окна десятого, кухонные… Если честно, в глубине души надеялся, что она сейчас вниз смотрит, ну и они… вряд ли на таком расстоянии можно взглядами встретиться, но, елки-палки, он ее всегда ведь чувствует, и от одной только мысли, что она где-то рядом, уже все нутро скукоживается. Раньше он думал — от злости, а теперь понимает — от любви. Как тогда, в семнадцать.

— Не надо приезжать, по-человечески объясни просто. Мы с Веркой думали, вы вообще домой не доедете — поубиваете друг друга… Но ты грубо вчера с ней, конечно. Я понимаю, что она глупость сделала, но все же девушка, а ты так…

— Мы сами разберемся, Сань, не сыпь мне соль, я знаю, что грубо, извинюсь при встрече, просто меня выбесило, что она вместо того, чтобы в машину сесть, решила спасти этого своего хахаля…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Какой он ей хахаль? Вера говорит, она танцевать ушла, Катя за столиком одна осталась, а о том, что Разумовский в Бабочке будет, они и не подозревали, да и… Ты же знаешь ее историю, Андрюх, она никогда с наркоманом не связалась бы.

— Знаю…

Эти воспоминания тоже вчера ночью нахлынули. О маме ее, идиотке. О том, как сам когда-то не помог, не поддержал в нужным момент. И ведь неизвестно, что с этой Леной дальше было? Встретилась ли с Катей, пошла на поправку?

Андрей остановился у машины, прислонился к капоту леди Мазды, продолжая на окна десятого смотреть… Надо было в автосервис съездить, а потом на встречу рабочую, но мысли как-то все к ней возвращались.

К предательнице… вроде как. Изменнице… Стерве…

Котенку.

Нежному.

Мягкому.

Любимому.

Безусловно.

Вопреки.

— Давай друг, мне ехать надо…

Андрей скинул звонок Бархина, телефон в руках покрутил, хмыкнул. Звук услышал странный, застыл, выждал пару секунд, потом снова услышал… Обошел Мазду, присел, заглядывая под днище.

— А ты что тут делаешь? — увидел котенка. Трясущегося, маленького, грязного, худого… Руку протянул — попытался так достать, но куда там? Он мяукнул еще раз жалобно, а потом собирался дать деру.

— Да я ж все равно достану, дурак, чего ты…

Не жалея одежду, Андрей на землю улегся, начал шарить, схватил-таки, вытащил, встал, отряхнулся.

— Ты откуда такой? Дурище? — размером с ладошку. Кожа да кости, а еще глаза. Светленький, в еле заметную полосочку. Вырастет знатным кошаком. Мужик, между прочим… И отвечать не боится — ответственно заявил «мяу», чем заставил Андрей улыбнуться непроизвольно.

Еще один Котенок на его голову…

— Поехали что ли? — не раздумывая о том, правильно ли поступает, Андрей сел за руль, трясущуюся малявку посадил туда, где Катя вчера ехала, погладил по голове, дождался, пока пассажир устроится с комфортом, а потом поехал. Но, правда, первым делом уже не в салон — в ветеринарку…

* * *

— Мне сказали, это ты должен жрать с аппетитом, — Андрей Владимирович и его новый друг попали домой только вечером. Сначала находку осмотрел врач, определил график прививок, по корму проконсультировал, уходу… Дальше был зоомагазин, встреча, которую кое-кто тупо проспал в машине на пеленке, потом таки автосервис и только после всего этого — дом.

Андрей поставил купленную миску на кухонный стол, туда же поместил кота, стал с нетерпением ждать… Он же, почему-то, на еду не набросился… Понюхал… Отошел… На Андрея глянул… Мяукнул…

— А если молока? — тогда в ход пошла тяжелая артиллерия — вторая миска, уже с молоком… Тут кот оказался более благосклонным — взялся лакать, разбрызгивая на максимальное расстояние — всю морда в потеках, стол в каплях… Загляденье…