Ну, и самое главное — пусть будет уверен, что я фригидна! Это очень охлаждает мужской пыл! Хотя… Для этого даже стараться не нужно! Как бы он ни старался, а никакого удовольствия это спаривание с ним мне точно не принесет! Это же изнасилование в чистом виде! Только моральное…

— Все равно ничего лучше я не придумала. Да и Вадиму плевать на все эти суеверия. Не переживай, он не примет это за намек, — предупреждаю следующий визг мамы. — Он просто не в курсе о таких вещах.

— И все равно — сходила бы ты что-то посмотреть, — озабоченно прижимает ладони к щекам мама.

— А ты что, тоже часы собиралась дарить, да?

— Я? Ты что, Мир! Нас с отцом даже и не пригласили! Но подарок я Вадику все равно приготовила!

— Что, не такой твой Вадим и благородный, да? Не счел тебя достойной его праздника? — как ни сдерживаюсь, а эта желчь все равно прорывается. Боже, — да у нее хоть когда-нибудь откроются глаза? Или она и правда считает, что это все — от большой любви ко мне он делает?

— Ну, что ты такое говоришь! — мать сразу становится в позу, аж вспыхивает. — Он так о тебе и о нас заботится! Так помогает! Просто Вадик очень чуткий, и прекрасно понимает, как мне не хочется появляться среди людей после такого скандала! Ну, а отец еще слишком слаб… Да и я не оставила бы его! Сама же все понимаешь, зачем выдумываешь! Ты, главное, ему чего-нибудь подобного не ляпни!

— Я пойду и правда загляну в магазины. Может, что-то еще и найду, — почти пулей вылетаю из квартиры. Не могу больше и секунды выдержать рядом с ней!

И когда только самые родные стали такими чужими? Не понимаю… Он же мать… Она же чувствовать должна!

Мне и правда нужно было выйти, — понимаю уже на улице.

Только не за подарком, конечно, а за противозачаточными.

Еще перед поездкой на море была у врача, чтоб мне назначили. Когда решилась во что бы то ни стало не отдать ему свою девственность!

Воспоминания о нашей последней ночи чуть согревают меня, отгоняя тягостность внутри.

Нужно купить побольше противозачаточных. Целую сумку ими набить. И спрятать обязательно — и от матери, и от Вадима.

Мало ли, — может, он еще и ребенка мне заделать со старта захочет!

И мать, похоже, будет и в этом на его стороне, — чтобы уж понадежнее привязать в нам такого благородного зятя! Еще и выбросит, если найдет!

Кстати, — это тоже вариант, — может, Вадим решит, что я бесплодна? Все средства хороши, лишь бы не попасть в эту кабалу на всю жизнь! Уверена — он жалеть тогда не будет! Скажет, что ему достался бракованный товар и просто вышвырнет меня из своего дома! Да! Это просто идеальное решение!

— Не нашла ничего, — сообщая матери с порога, как только возвращаюсь, — в основном, чтобы она не пошла со мной в мою комнату и не увидела, как я рассовываю между одеждой таблетки. — Так что все-таки будут часы.

И я очень надеюсь, что они сработают в качестве приметы, — добавляю мысленно, скрещивая пальцы.

— Ой, да не так уже важно, Мира! Ты, главное, не опоздай, — времени-то видела, сколько?

Блин, — и опять трясти просто начинает. От одного голоса ее.

Глава 47

Антон.

— Блядь, ну скоро уже начинаем? Полчаса лишних топчемся на месте! Эд, что там у них?

Я расхаживаю взад — вперед, нервно бросая взгляд на часы, — каждая минута заставляет меня психовать все сильнее.

— Чего дергаешься? Не переживай, за все лишнее время нам заплатят дополнительно, сверх гонорара, — усмехается Эд совершенно расслабленно. — Хрен знает, кажется, ждут еще кого-то, потому и не начинают — вон, видишь, даже за столы не садятся, хоть все и стынет. Важный, наверно, кто-нибудь. А нам-то что? Нам же лучше — пока мы ни хрена не делаем, нам капает хорошая надежная валюта. И в очень неплохих суммах. Ну, ты как в первый раз!

Да. Это верно, — почти никогда все не начинается вовремя, и мы обязательно проговариваем этот пункт в договоре.

Но все равно — не могу не думать о том, что Мира может и сегодня ко мне зайти, — ну, хрен его знает, хотя бы, может, за тем, чтобы узнать, куда я пропал! Она же понимает, что ни адреса ее, ни номера, у меня нет, — и наша связь, получается, пока может быть только односторонней!

Ну, — не факт же, что она обиделась, решив, что я ее игнорю! А вдруг подумает, что заболел, придет проведать? А там — никого… И даже если бы обиделась, — вдруг решит скандал мне устроить, прийти, чтобы в лицо мне высказать, какой я козел!

Так что, — каждая минута для меня сейчас на вес золота! Хотя, — нет, — намного, намного дороже!

— Интересно, кого они ждут? — задумчиво потягивает Эд, выглядывая из-за шторки. — Ты видел, какие люди собрались? Политики, бизнесмены, — да половину из мы только по телеку и видели! Это — пиздец, какой крутой уровень, Тоха! — Лагин ерошит волосы. — Даже поражаюсь сейчас, что именно нас пригласили! И, знаешь, я готов насрать на все предупреждения Углева! Думаю, если нормально отработаем сегодня, если хоть парочка заказов от этих людей будет, — мы с тобой — миллионеры! И ни хрена не в рублях! Бляяяяя… Да кто ж там такой, — вон, все расселись уже, одно место только пустует! И именинник нервно расхаживает взад-вперед! Совсем важная какая-то птица! Не президент часом?

— Мы просто попали в струю, — бормочу, выглядывая из-за его спины, — нет, ну самому уже реально интересно. — Повезло. Мы сейчас модные. Потому и зовут.

— Ага! И вот именно поэтому мы за эту вечеринку должны зубами уцепиться и отыграть так, как никогда! Потому что после нее мы станем уже не просто модными — на каких-то несколько минут, пока мода не сменится, а очень даже сможем укрепиться! Ты посмотри только — директор центрального телеканала! Блядь, Тоха, что-то я нервничать начинаю, как бы все хорошо прошло!

А я… Я так и замираю с открытым ртом. Хотел что-то ответить Эду, но, блядь, — все слова из головы вылетели и просто забылись на хер.

В зал впархивает, — именно впархивает, — ОНА.

В безумно воздушном нежно-розовом платье, с развевающимися крупными кольцами локонов, — нереально красивая, невозможная, — как видение…

Внутри все замирает, а дышать я уже, кажется, совсем перестал, — легкие жжет охиренным жаром, как будто меня самого изнутри все спалить на хер хочет.

Трясу головой, — нет, этого не может быть, мне кажется!

Но, блядь, — картинка того, как резко дергается ей навстречу именинник, как притягивает к себе и сочно целует в губы на у всех на глазах, — никуда не исчезает.

Это пиздец.

Я не могу, я не хочу этого видеть, — блядь, это же невозможно!

Трясущимися руками впиваюсь в шторку, отшатываясь, прижимаясь к стене, по которой медленно сползаю вниз, опускаясь на пол, — и просто пытаюсь ловить ртом воздух, — но ни хера не получается, он не вдыхается, сами легкие будто стали каменными, и каждая попытка вдохнуть оборачивается только бесполезным хрипом.

И чувство такое, как будто меня ударили ногой под дых, — и продолжают херачить разрывающей болью — до белого тумана перед глазами.

— Охиреть… Вот, оказывается, кого ждали! Да… Ради такой красавицы и президент может холодное вместо горячего поесть… Антон! Ты чего? Да что с тобой? — Эд срывается, опускаясь передо мной, не сразу заметив, что произошло.

— Тоха! — трясет за плечо, — но ни хера не помогает, — его лицо видится мне расплывчатой дымкой.

И сразу, блядь, все начинает становиться на свои места.

Этот ее побег с Побережья, этот букет, насмешливо выброшенный в урну. И даже то, как она ушла утром из моей квартиры, — специально, пока я не проснулся, чтобы не объясняться, в глаза мне чтоб не смотреть.

Блядь! Эд ведь говорил, что не только День рождения празднуют, но еще и помолвку!

Сколько шансов, что Мира — просто сестра именинника, и он всегда сестренку так вот целует, проталкивая в нее свой язык?

Правильно, — ноль целых ноль десятых.

Так кем я был для тебя, Мира?

Случайным романом, простым развлечением перед свадьбой, — вот кем!

Девочка просто решила развеяться перед тем, как всю жизнь потом будет спать только с одним мужчиной! Так, между прочим, поступают многие! Но, блядь, — никогда и близко не мог представить, что моя Мира — из таких!

Блядь, — какая моя, на хрен! Что я несу? Я для нее — мимолетное развлечение, постыдная игрушка, грязная тайна, которую легко от всех спрятать, — ну, естественно, судя по уровню ее жениха, наши дороги никогда не смогут пересечься. И сейчас я, как клоун, буду развлекать ее и их окружение! Это пиздец…

Впиваюсь руками в волосы, дергая их до боли. Чтобы через эту легкую боль хоть немного очнуться, прийти в себя!

На хрена тогда? На хрена все эти «люблю»? На хрена «ты лучшее, что было в моей жизни»?

Блядь, — так бы и написала, — прости, Антоха, я просто хотела повеселиться перед свадьбой. Ощутить внутри себя другой член, почувствовать разницу. Срать мне на тебя и на твои чувства, и вообще — у меня жених есть. Так что подавись и закатай губу.

Я б тогда — не искал.

Больно бы было, — пиздец, как больно, — но хотя бы понял, кто она на самом деле. А так…

Блядь, — сердце раскурочивается, разваливается на рваные куски, — потому что так и стоят ее глаза перед мысленных взором, так и вижу эту любовь в них, совершенно пьяных, и голос ее набатом гудит в висках…

С ним так же?

Так же пьянеет и комкает простыни? Так же рвет ногтями его кожу на плечах и спине?

Блядь, — это становится почти навязчивой идеей, — один порыв сейчас — подойти к заказчику и рвануть на нем рубашку, чтобы в этом убедиться. Чтобы увидеть на нем рваные следы ее ногтей.

Они свежее, чем мои? С сегодняшней ночи, в которой я, как собака, свернувшись калачиком под дверью, вздрагивал от каждого шороха, как идиот, ожидая, что она появится снова? А она в этот момент полосовала ЕГО спину, выкрикивая его имя, извиваясь в оргазме?

Глава 48

— Антон? — тревожный голос Эда заставляет меня вынырнуть в реальность. — Тебе плохо? Скорую, может? Брат, ты меня пугаешь!

— Нормально все, — сжимаю челюсти так, что зубы начинают трещать. — Все нормально, Эд. Правда. Начинаем.

— Да ну на хер, — какое нормально? Тох, я вытяну, ты пойти присядь. Если лучше не станет, — реально скорую вызываю.

— Нормально, сказал, — подымаюсь, сжимая и разжимая кулаки.

Что ж, — каждый должен знать свое место.

Мое — быть шутом для чужой невесты. И не только на сцене, на празднике — но и по части чувств. Пойду отрабатывать свою роль.

Решительно отстраняю Эда и первым выхожу на сцену, натягивая на лицо привычную улыбку.

— Добрый, добрый, добрый вечер, дамы и господа! — весело звучит на весь зал мой голос, тут же утопая в аплодисментах. За натренированным весельем не слышно яда, который меня убивает с каждым взглядом на нее.

Мочу какие-то шутки отработанным зажигательным голосом, кривляюсь, как самый настоящий клоун, — все взрываются хохотом и аплодисментами, а сам, блядь, — варюсь в котле с кипящей смолой, которая убивает и изнутри и снаружи.

Блядь, — ничего, кроме нее, не замечаю!

И замкнулся бы в этой боли, которая живьем с меня кожу сейчас сдирает, понимая, что боль эта — только моя, что моя прекрасная леди на деле оказалась просто пресыщенной дешевой девкой, которой острых ощущений напоследок захотелось, — но, блядь, — не могу!

Не могу, — потому что тогда бы она меня и не заметила, продолжала бы смотреть горящим фальшивым взглядом на своего жениха — такие ведь не любят, не умеют, на хрен, любить!

Так почему она дергается сразу же, как только слышит мой голос? Вспыхивает и глаз все время от меня не отводит, а ее грудь в полуоткрытом платье поднимается так высоко и так часто, что я даже отсюда, кажется, слышу, как судорожно сейчас стучит ее сердце!

Что это? Страх разоблачения? Боится, что ее жених все узнает о ее мимолетной интрижке? Или?

Блядь, — я выдаю, наверное, желаемое за действительное, — или совсем, на хрен, уже окончательно с ней помешался!

Потому что глаза, блядь, — они врать не умеют!

А в ее глазах я будто вижу отражение себя, — раздирающую пронзительную боль и любовь, которая искриться, причиняя еще больше боли… И какое-то убийственное отчаяние…

Она одна не смеется, — растянула губы в резиновой неживой улыбке и так и замерла.

Не соображаю, не вижу никого, кроме нее, кроме ее глаз, и, блядь, сплетенных с Асколовым рук, которые лежат на ее коленях.

Не понимаю смысла того, что выкрикиваю вслух, — это просто какие-то механические звуки, которые я выдаю просто на автопилоте, на автомате, кажется, перемешивая написанную для этого вечера программу с другими выступлениями, превращая все в смешанный коктейль.