Кира Шарм - Безбашенный

Но это все, блядь — неважно.

Не важно, — понравлюсь я сидящим за столами людям или нет.

На хрена мне теперь эти бабки, этот успех?

На хрена, — если сердце вырвано и его теперь добивают, сжимая и выкручивая, эти их переплетенные руки?

— Я ведь люблю тебя, — кричу ей глазами, душой, сердцем этим полудобитым. — Люблю больше жизни! Ты — моя жизнь, Мира! Ты! Я ведь подыхаю сейчас на этой сцене под громкое ржание жующих салаты морд!

И мне кажется, что она слышит, что разбирает каждое слово, что ее глаза в ответ орут мне о той же любви, которую я видел там, у себя дома, в пустой комнате универа, на Побережье…

Блядь, — ну это же не может быть правдой!

— Зачем? Зачем все это было? — я полыхаю отчаянным непониманием!

Блядь, — насколько было бы проще не подходить к ней тогда в кафе!

Но у меня сердце дернулось, когда увидел ее, — такую неземную, такую прекрасную, до невозможности! А по щекам лились тихие безмолвные слезы…

— Я твоя, — бредом кричат мне в ответ ее глаза, — и я дергаю головой, чтобы избавиться от этого наваждения. — Вся твоя, Антон, — блядь, мне даже кажется, что ее голос звучит у меня в ушах.

И ни хрена уже не понимаю. Ни хрена. Бред и наваждение, — быстрее бы закончилась эта невыносимая пытка. Скорее бы попасть домой, — чтобы больше никогда ее не видеть, не читать этого всего в ее необъятных, невозможных глазах!

— Слишком пресно сидеть за столами и слушать шутки! — оглашаю под одобрительный гул. — Пора танцевать, — какое же веселье без танцев! Первый танец — именинника с его прекрасной возлюбленной!

Сжимаю кулаки, покрываясь испариной, глядя на то, как в довольной ухмылке расплывается Асколов. Как берет ее за руку, чуть коснувшись губами шеи. Как прижимает к себе, выходя с ней в самый центр зала… Лицо покрывается испариной, — на это смотреть реально выше моих сил.

Только почему Мира не улыбается счастливому возлюбленному?

А вместо этого так и продолжает смотреть на меня, — каким-то затравленным взглядом?

Нет, видно я все себе придумал, — и она на самом деле просто испугана тем, что я ему разболтаю.

Не переживай, Мира.

Твоя грязная тайна останется со мной. Я не стану портить тебе жизнь из-за какой-то ерунды, которая для тебя ровным счетом ничего не значила. Я не настолько подонок.

— У артистов всегда свои привилегии, — говорю в микрофон, когда их танец заканчивается. — Поэтому вторым красавицу приглашу на танец именно я! Вы ведь не против? — улыбаюсь Асколову так, что зубы сводит.

Он довольно кивает, — ну да, все любят с нами танцевать.

— Ваша невеста настолько прекрасна, что невозможно оставаться на сцене, — даже не поворачиваюсь в этот момент к Мире, — Асколов расплывается еще сильнее, проглатывая лесть. И ее все любят, чего уж. Ни разу еще не видел на корпоративах исключения.

Мира дрожит, когда я притягиваю ее к себе, обхватывая за талию.

Молчит и тяжело, надрывно дышит, — а я забываю все слова, которые хотел сказать, просто утопая в ее синих глазах. Тону в них. Тону и задыхаюсь от боли. Потому что никогда уже не выплыву. Это я, блядь, знаю точно.

— Не бойся, — мне удается очнуться только к концу танца. — Я никому ничего не скажу. Твоим отношениям с ним нет никакой угрозы.

— Антон, я, — блядь, ну почему в ее глазах слезы? Она же радоваться сейчас должна, нет? На хрена меня добивать еще?

— Я… — пытается что-то сказать, но запинается. А что тут скажешь?

Прижимаю к себе так близко, что ощущаю каждый миллиметр ее тела.

Обхватываю затылок рукой, в последний раз зарываясь лицом в ее волосы, в ее одуряющий аромат. В последний раз, — и потому глотаю его — жадно, чтобы напиться напоследок.

— У тебя с ним все будет хорошо, — хрипло шепчу в ее волосы, отпуская, наверное, слишком резко.

Танец закончился. И я больше никогда к ней не прикоснусь.

Поражаюсь, как меня не шатает, как я вообще добираюсь на сцену не свалившись по дороге.

Все. Больше даже смотреть в ее сторону не буду. Это слишком невыносимо.

* * *

— Антон? — я сижу в машине, жду Эда, чувствуя, как меня колотит. — Сказал бы тебе, что все было супер, — бормочет он, сканируя меня взглядом. — Да оно и было, я прям тебя сегодня не узнал, — ты был в таком ударе! Пять новых заказов! И суммы шикарные!

— Так что? — голос у него явно нерадостный.

— Только вот ты мне ни хрена не нравишься, друг. То тебя колотит и ты чуть не валишься, то лихорадит на сцене, будто адреналина лошадиную дозу вкололи, и вот теперь… Блядь, Тоха, только не говори, что ты присел на наркоту! Я ж тебя своими руками удавлю! Нет, сначала в больничку отправлю, а потом удавлю таки!

— Вены тебе показать? — усмехаюсь.

— Антон! Я же серьезно! Я, блядь, знаешь, сколько этого уже повидал! Это вначале только драйв и все думают, что от одного-двух раз ничего не будет! А потом живым трупом становишься и съехать с этой дряни уже не выходит!

— Да нет, Эд, все нормально, — хлопаю его по плечу. — Слишком долго не спал, три ночи так точно! Видимо, организм сорвался, уже не выдерживает.

Ее тайну я даже друзьям открывать не стану. Пусть живет спокойно, не дергаясь от страха, что все раскроется. Нет, я им, конечно, доверяю, как себе, но… Мало ли! Не зря говорят, что тайна перестает быть тайной, когда ее узнают двое! Эд не узнал Миру, — сегодня она выглядела так, что узнать нереально, а, может, просто не всматривался, — его гораздо больше потенциальные клиенты интересовали! Пусть так все и останется.

— Тогда сейчас домчу тебя первым и ложись отсыпаться.

— Нет. Я лучше пройдусь. Воздух мне нужен.

— Точно все нормально? Уверен?

— На сто процентов, — киваю, выходя. Да. Мне очень, очень нужен воздух. Чтобы все внутри проветрил. И ее выветрил из меня. — До завтра, Эд.

Он верит, что все дело в недосыпе, — все-таки, у меня гораздо более сложный график, чем у него, — мне на радио еще вставать, пока он после корпоративов может отоспаться. Правда, еще немного стоит, ждет, пока я передумаю, и только минут через пять я слышу, как его машина уезжает.

Мира.

— Любимая? Все в порядке? — Вадим берет меня за руку, заглядывая в глаза.

Наклоняется слишком близко, — так, что я просто задыхаюсь его удушливым запахом. Любой запах после прикосновений Антона отвратителен и вызывает только тошноту.

— Ты весь вечер сама не своя! Только не говори мне, что тебя так поразили эти комики! Ты же не из тех, что влюбляется во всяких там звезд с экрана? А то я бы уже начал волноваться! — он запрокидывает голову и ржет, очень довольный своей шуткой. — Ты не сводила со сцены глаз!

— Ты потрясающе организовал все, — опускаю глаза. — Мне очень понравилось выступление.

— Мир… — снова наклоняется, проводит пальцем по моей щеке, — так, что на губах я уже чувствую его дыхание, — и приходится сжать кулаки и впиться в ладони ногтями, чтобы сейчас не дернутся от омерзения.

— Перестань, — шепчу, так и не подымая глаз. — Еще гости не все разошлись…

— И что? — вскидывает бровь. — Мы вообще собирались сегодня огласить о нашей помолвке! Я тебя раскусил, — его губы уже совсем близко, почти касаются, а меня трясет от желания оттолкнуть его — вот пусть даже и при всех! — Ты просто хочешь два праздника, — его пальцы спускаются вниз, по шее, а мне остается лишь терпеть, превращаясь в бесчувственную куклу.

— Два красивых платья, два вечера, — я прекрасно все понял, Мираааа. Будет тебе праздник, через неделю, — рука уже почти на груди, и меня обжигает ненавистью за это. — Хочешь, мы их снова пригласим? Они специально для нас все новое напишут…

— Нет! — почти выкрикиваю.

— Что? — бровь снова взлетает вверх. — Не понравились? А мне казалось, что наоборот…

Черт, надо себя сдерживать, иначе ведь не только я и родители могут пострадать, но и Антон! А уж этого мне хочется меньше всего, — его страданий. Ему и без того их достаточно.

— Ну, ты же сам сказал, — новое платье, новый вечер… Я хочу чего-то новенького, другого, — о, Боже, — он сказал уже через неделю???

— Как скажешь. Но здесь все понимают, что ты моя… Так что стесняться нечего… Я ж не пацан тебе, чтобы просто за ручки держаться, — его пальцы уже почти легли на грудь…

— Пожалуйста… Вадим… Не нужно…

— Это все, что я от тебя слышу, Мира, — недовольно гаркает он, но руку все-таки убирает. — Ладно. Это даже хорошо, что ты такая стеснительная на людях. Но… Может сегодня останешься у меня? Хватит уже этого цирка! Люди месяцами перед помолвкой живут вместе!

— Но ведь это неправильно… Вадим… Давай у нас все будет, как должно быть… После свадьбы я к тебе переду.

— Нет, Мира. После помолвки, раз ты так настаиваешь. Или мы прямо сейчас едем в ЗАГС и расписываемся. Блядь, девочка, ты даже не представляешь, как я тебя хочу, — его рука уже ползет по моей ноге вверх под столом… — И как я уже заебался ждать…

— Хорошо, — киваю безвольным болванчиком. — Хорошо, Вадим. После помолвки.

— А сейчас… Маленький аванс, — он уже хрипит мне в ухо, одергивая кромку трусиков под платьем.

— Вадим, простите, можно вас на минутку? — к нам подходит девушка, — кажется, она с Антоном и Эдом была вместе. — Я по поводу выступления…

— Сейчас вернусь, — он окидывает ее злобным взглядом, но отрывается от меня, — и это уже облегчение.

Закрываю глаза и откидываюсь на высокую спинку стула.

Неделя.

У меня еще есть неделя отсрочки!

И, если бы это зависело от меня, я бы провела ее с любимым. Но… Вправе ли я причинять ему еще большую боль?

По крайней мере, нам, наверно, стоило бы объясниться.

Вряд ли он согласиться вот так…

Точно нет.

Он прощался со мной тем танцем, он для того его и затеял. Я знаю. Значит, я ощущала его близость сегодня в последний раз.

— Мира? — Вадим возвращается, уже, к счастью, глядя на меня без прежней похоти. — Иди в мой кабинет, а я пока провожу гостей.

Ну, можно и выдохнуть — этот вечер закончился. Только вот почему он не вызовет мне такси или не отвезет сам? Черт, — снова начнет приставать, когда мы останемся вдвоем…

Но, с другой стороны, — у него же здесь не друзья собрались, а деловые партнеры. О делах, конечно, хочет с ними поговорить, потому и отсылает меня. Надеюсь, что после этого ему будет уже не до приставаний, а деловые разговоры затянутся надолго…

Вадим, как ни странно, приходит на удивление быстро.

— Домой? — тихо шепчу я, делая вид, что просто засыпаю. Надеюсь, это сработает и собьет его с сексуального настроя.

Но, кажется, не получается.

Вадим, с мрачным лицом и полыхающими каким-то странным, даже пугающим огнем, глазами, подходит ко мне вплотную.

Челюсти сжаты, ноздри раздуваются, — и мне рефлекторно хочется отступить.

— Вадим…

— Сука, — цедит сквозь сжатые зубы, лупя меня по щеке наотмашь.

Так, что даже дергается голова, а из носа начинает струится дорожка крови.

Я замираю, в ужасе. Каким бы он ни был, но такого от него никак не ожидала!

— Сука! — сжимает мои плечи, поднимает вверх так, что мое тело начинает болтаться в воздухе и встряхивает с такой силой, что, кажется, у меня все внутренности перемешиваются внутри.

— Блядь, Мира, — сколько я терпел? Сколько, я тебя, блядь, спрашиваю, — я терпел эти твои отказы? — орет он так, что начинает гудеть в висках. — Все эти «не сейчас», «давай дождемся свадьбы», «я устала»! Блядь, у меня яйца разрывались, — но я все равно терпел и ждал, даже ни с одной шлюхой ни разу за все это время пар не выпустил! Терпел и ждал нашей с тобой первой ночи! Даже, блядь, приятно было, что невеста у меня такая целомудренная, такая, блядь, правильная! Думал, — таких уже не бывает!

— И что?! — швыряет меня к стене, наступая. — Что, блядь, я тебя спрашиваю?! Моя недотрога, моя невеста, оказывается, все это время трахается в этим, блядь, клоуном! А я-то, блядь, думаю, — что это моя Мира глаз с него не сводит! Даже блядь, радовался, что так тебе угодил! А невеста, оказывается, думает только о том, когда закончится праздник и ее комик заткнется, чтобы начать ее ебать! К нему собиралась, да, сука, — сразу после того, как я бы отвез тебя домой?

Я вжимаюсь в стену, надеясь только на одно, — что он успокоиться сейчас.

Но — нет. С каждым словом Вадим злится еще сильнее. И багровеет весь.

— Блядь… Я с тобой, как с королевой! А ты! — новый удар разбивает мне лицо так, что белые вспышки резко сверкают перед глазами, почти ослепляя.