— Да, — голос Мая дрогнул, и он завел мотор, — Она действительно умерла именно здесь. И старик это подтвердил. Но ни ты, ни твои… — он вдруг запнулся, но продолжил, — …родители не знали, что она сбегала сразу же, и все это время была со мной.

— Где? — я опустила взгляд на чёрную тетрадь и меня пробрал озноб.

— Она жила у меня чаще, чем в кампусе. Но в последние месяцы перед её смертью, мне нужно было улететь в Корею и решить свои проблемы, поэтому перед летними каникулами, я улетел в Сеул. А когда вернулся…

— Изабель умерла, — я продолжила вместо Мая, а он нажал на газ.

Машина тронулась с места и выехала из парковой зоны напротив того самого байкерского бара. Мы ехали к выезду из городка, и уже миновали заправку, которая, как раз таки, находилась на шоссе.

— То есть ты хочешь сказать, что это фальшивка? — я развернула и открыла тетрадь, а Май выругался и стал пробуксовывать на дороге, которую заметало снегом всё сильнее.

— Нужно найти где заночевать. Это корыто не рассчитано на такую погоду, — бормотал Май, но на мой вопрос так и не ответил, продолжая буксовать на месте.

— Я спросила тебя…

— А я жду, когда ты включишь мозг, Делакруз. Где здесь гостиница?

Он повернулся ко мне и застыл взглядом на том, как по моим щекам текут слезы.

— Отвечай, где здесь можно жарко провести ночь? — ядовито повторил и прищурился.

Смотрел на моё лицо, а мне хотелось плакать ещё больше. Май резко подался вперёд, а я вздрогнула, но тут же опешила, потому что он снял перчатки и, оттянув рукав водолазки, аккуратно вытер мои слезы.

— Перестать… — прошептал настолько тихо, словно и не говорил вовсе, — Я не переношу бабских слёз.

— Это правда?

— Да, Грета. Ненавижу сопли, — было сказано в мои губы, а потом он поднял медленно взгляд вверх, и прошептал, — Это правда. Ты поверила в пустышку.

— Но ведь…

— Я задал тебе вопрос. Или ты решила залить здесь всё своими соплями? Я из-за них насмерть замёрзнуть не собираюсь.

— В гостиницу не нужно… — лицо Мая в нескольких сантиметрах от моего и от него веяло жаром, настоящим теплом, которое прямо вынуждало забыть обо всем.

— Предлагаешь спать в машине? Этот Армагеддон не закончится до утра.

— Можно остаться в нашем старом доме…

— У тебя ключи есть?

— Нет, — руки начинают дрожать, а я не понимаю, что происходит.

Он словно намеренно, своим этим голосом и полушепотом, заставляет меня успокоиться.

— Тогда придется идти на взлом с проникновением, — вновь совершенно тихий шепот, и уверенное, — Ты же понимаешь, что нам нужно очень серьезно поговорить, Грета.

— О чем?

— Обо всем.

— Мы уже поговорили, — холодно отрезала, на что мне тут же ответили:

— Я бы не отказался повторить такой разговор, но намерен не трахать тебя, а вести, наконец, диалог, Делакруз. Раз-го-вор, а не секс. Хотя от последнего я не откажусь никогда.

Я не понимала, как в такой ситуации он позволял себе подобное.

— Тебе весело? — задала вопрос почти мертвым голосом.

— Нет, мне как раз НЕ весело, Грета. У меня внутри сейчас такое творится, что вряд ли я смогу описать это нормальными словами. Цензурными. Знаешь почему?

— Ты больной? Ты действительно не понимаешь, ты… Ты же не знаешь… Это…

Подобное со мной происходило лишь однажды — когда вся школа судачила о том, кто выиграл право лишить меня невинности на тотализаторе, который устроила моя же сестра. Это было настолько низко и гадко, что я не могла поверить в подобное до последнего. А теперь понимала. Иззи считала себя дочерью шлюхи, а узнав, что её обманули и здесь, решила что мне тоже нужно хлебнуть того же дерьма.

Я еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Выскочила из машины и встала рядом, прикрывая рот рукой от нахлынувшей истерики.

"Кто я? Как меня зовут? Почему я живу так? Как я очутилась в этом месте? И почему всё вокруг рухнуло в одночасье?.."

— Хочу закончить это всё.

— Могу помочь, — на мои плечи упал тяжёлый плед, а следом Май встал прямо передо мной и натянул мне на лицо свою маску.

— Что ты делаешь?

— Закрой рот!

— Ты охренел?!

— Ты и вправду не понимаешь ни ласки, ни нежности от меня. Тебя заводит бесить меня, Делакруз?

— Пошел ты…

— Охотно и в направлении твоего дома, — он схватил меня за руку и потянул к тротуару у магазина на парковке.

11.3. Грета

Состояние апатии вернулось. Вакуум воспользовался моей слабостью и окунул меня в прострацию полностью. Май купил бутылку вина, сигареты и пакетированный уголь, который использовали для барбекю. Всё, что делала я — смотрела на черную тетрадь в своей руке.

Всё, во что верила. Всё, что заставило меня разрушить свои мечты, оказалось пустышкой, которую кто-то умело мне подсунул, чтобы я повелась на слова, написанные в ней.

— Согрелась? — передо мной возник бумажный стакан с кофе, и я подняла лицо.

— Я задал вопрос.

— Мне холодно, Май, и я не понимаю, что происходит… — я действительно вела себя, как безумная с самого начала.

А сейчас, кажется, вообще не понимала, что происходит.

— Значит ответ, нет. Тогда пей кофе здесь, — он потянул меня к стойке у окна, а сам вышел наружу и встал у дверей, достав сигареты.

— Грета? Ты так и не уехала? — Барни вошёл в магазин и остановился рядом со стойкой, как только меня заметил.

— Нет.

— Тогда пошли. Я уже сказал маме, что ты, возможно, останешься у нас.

Я смотрела в одну точку, и ничего не соображала совсем. Смотрела на спину, обтянутую черной паркой и огромный капюшон, который скрывал его лицо. Только дым быстро вырывался из него, и обволакивал фигуру, которую окружал снегопад.

Барни что-то говорил, а я машинально кивала. Наверное, так и сходят с ума. Наверное, Иззи этого и добивалась — моего безумия. Или этого добивается тот, кто использовал её имя и смерть, чтобы столкнуть меня с Маем и довести до такого состояния.

Тот, кто хорошо знал и был с ней постоянно рядом. Но таких людей слишком много. И узнать, кто всё это проворачивает невозможно.

— Почему ты не выпила кофе? — я опомнилась и повернулась в сторону голоса Мая.

Он вошёл и встал за спиной Барни, буравя меня хмурым взглядом.

— Грета, этот парень с тобой? — Барни обернулся к Маю и посмотрел на него с высоты своего роста.

— Не хочешь пить? Отлично! Мёрзни! — Май выхватил кофе из моих рук и бросил его в мусорное ведро рядом со стойкой.

— Парень, ты кто такой, что так с ней разговариваешь? — Барни заслонил меня собой, а я натурально испугалась того, как Майкл посмотрел на него.

— Ты давно в больничке не квартировался, парнишка? — холодно спросил Май, а следом посмотрел на меня, — Грета, нам пора.

— С чего это ей идти куда-то с тобой! Грета, я сейчас позвоню шерифу Адамсу. Если этот придурок приставал к тебе…

— Барни, — я прикоснулась к плечу парня рукой, и он тут же обернулся, — Спасибо за помощь, но этот человек мой… — но я не успела закончить, потому что Май перебил меня таким голосом, что я тут же вспомнила побоище в сестринстве.

"Ненормальный…" — пронеслось в голове, когда он чеканил каждое слово в сторону Барни.

— Если ты хочешь остаться цел, американец, просто отойдешь от моей женщины и прекратишь звать её к себе домой!

Я даже не успела что-то возразить, как Май потянул меня за руку и вытолкнул на улицу.

— Ты доверчивая дура. Все бабы доверчивые дуры. И Мелочь была такой же. Он к тебе клеится, а ты стоишь и глазами хлопаешь, как невинная овца. А потом всё — ты у него дома, а ночью он лапает твой зад и пытается переспать с первой встречной девкой, потому что это его последний шанс натянуть нормальное тело.

Всё это он говорил совершенно будничным тоном, пока тянул меня вдоль улицы, обратно в центр. Снег прилипал к одежде, а идти становилось всё труднее.

— Что ты несёшь, Ли?! Это мой друг детства…

— Это маменькин сынок и неудачник по-жизни. Он и пристал к тебе только потому что у тебя опухшее от слез лицо, с сопливым носом и поволокой боли в глазах. Он хоть спросил тебя, почему ты стоишь столбом посреди магазина вся в слезах, Делакруз?

Я остановилась, и смерила Мая злым взглядом. А потом до меня дошло, что я и вправду опять плачу.

— Ты опять, бл***, делаешь это! Не беси меня, Грета!

Пакет упал в снег, а меня притянули резко к себе, стянули рукой маску с моего лица вниз, и впились в губы с такой силой, что я проглотила собственный вдох. Вспышка снова пронеслась перед глазами, а жар раскрутился в груди за каких-то несколько секунд, пока его губы сжимали мои, и нежно, но с силой дарили ласку.

Долго и медленно лишали воли, но оживляли опять. Возвращали возможность мыслить и хотеть. Май вернул мне желание дышать, в буквальном смысле. Потому что снова возвратилось это чувство. Именно то, когда не важно, как тебя зовут, кто ты и откуда появился. Важно лишь то, что ты ощущаешь в эту секунду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отлично. Опять ожила. Это главное, Делакруз. Продолжай меня ненавидеть, и возможно, мы сможем нормально поговорить, — Май сдавил моё лицо в своих руках, как безумный и снова прижался к мои губам, уже сильнее, с дикостью, присущей только ему.

— Отпусти меня, — я сказала это не потому что не хотела его, я сказала это потому что понимала — если мы не остановимся, то не поговорим никогда.

Складывалось впечатление, что диалог между нами невозможен, и каждый раз, когда мы встречаемся — всё обречено закончиться только так. Только с помощью бешеного желания и дикости. На инстинктах и никак иначе.

— Ты сам хотел поговорить…

— Да! Я жажду сейчас именно разговоров, бл***, - он скривился, и схватив пакет одной рукой, другой вцепился в мою ладонь.

Мы шли сквозь метель, и когда свернули на мою улицу, я поняла что Май знает дорогу, мало того ведёт меня прямо к моему дому.

— Откуда ты знаешь, куда идти?

— А более тупого вопроса ты не нашла, Делакруз?

Мы прошли на задний двор, а Май встал напротив черного входа. Осмотрелся, и подняв один из обрезов трубы, бесцеремонно выбил им маленькое окошко в двери.

— Я начинаю узнавать тебя с новых сторон, Ли. Ты не только ненормальный и больной, ты ещё и асоциальный тип, способный войти в чужой дом без особого напряга, — я скривилась, а сама смотрела на то, как он просунул руку через отверстие и спустя несколько секунд послышался щелчок.

— Сигналки нет, значит. Ужасно не осмотрительно.

— И не говори! Однако мы вывезли отсюда всё ценное. Выносить нечего, — огрызнулась и пихнув его в сторону, вошла в дом.

Попыталась включить свет, но нащупав выключатели, поняла, что его отец тоже отключил.

Это был просто дом, который отключили от всего, и он стоял здесь одиноким напоминаем моего счастливого детства.

— Камин? — Май захлопнул двери, а я вздрогнула от его резкого вопроса.

— В гостиной, слева, — ответила, и проследила за тем, как он включил вспышку на сотовом и пошел в сторону гостиной.

— Здесь можно окочуриться раньше времени, бл***, - он ворчал.

Я впервые видела его таким. Поэтому неспешно шла вслед за Маем, а когда вошла в гостиную, увидела, как парень присел у камина и стал сбрасывать туда уголь, который купил в магазине.

— Дрова хоть какие-то остались? — он поднял на меня взгляд, а я так и стояла, ловя глазами каждое его движение.

— Чего ты уставилась на меня, Грета? Мы здесь пневмонию себе заработаем, если ты не скажешь, где лежат дрова?

— На кухне… Там есть кладовая для инструментов. В ней когда-то отец… — мой голос дрогнул, и Май это заметил, — …мы там хранили дрова для камина.

Парень медленно поднялся и бросив всё из рук, подошёл ко мне.

— Рассказывай, Грета. Я следил за тобой все эти дни и видел, что с тобой происходит. Говори, мать его, почему ты стала похожа на вонхви?

— Вонх… — я нахмурилась и попыталась повторить сказанное Маем, но меня прижали к косяку двери, нависли надо мной, и зашептали горячим дыханием.

— Призрак, которого не смог оживить даже мой дружок, который ухаживал за тобой всё это время? Чем тебе Нам Джун не угодил, что ты его отшила?