Хватаюсь за плечи Мая и в свете от огня, вижу силуэт его лица и губы, которые смыкаются на коже у моей груди. Это настолько заводит, что хочется прижать его к себе сильнее, сделать так, чтобы Май стал частью меня навсегда.

Не хочу отпускать его. Не могу лишиться этого. А он продолжает эту пытку, сдавливает в своих руках так, чтобы я чувствовала то, как кипит и его кровь. А она вскипает слишком быстро. Настолько, что вскоре я оказываюсь повернута лицом к огню, а моя живая пытка медленно снимает с меня остальную одежду, покрывая жадными поцелуями спину, и спускаясь всё ниже.

Звонкий лязг пряжки его ремня приводит хоть немного в чувство, пока мужская рука находит мою и мы вместе упираемся в каминную полку, чтобы сжать холодную каменную поверхность, и переплести наши пальцы, сжать их от одновременной дрожи, которая пробивает наши тела.

Май с силой подаётся вперёд бедрами, а я теряюсь уже от того, что вижу, как моё тело дрожит, когда он начинает резко и глубоко двигаться во мне. Наслаждение приходит горячей волной почти сразу, но темп становится только сильнее, а мои стоны лишь отчётливее и громче.

Я слышу глубокое дыхание у моего уха, а сама открываю затуманенные глаза и вижу перед собой огонь. Он яркий, как тот, который снова зарождается во мне. Тело ноет, и просит ещё. Оно само прогибается, и ластится к движениям руки Мая, которая нежно проводит по моей пояснице. Она давит и заставляет прогнуться и запрокинуть голову, когда толчки становятся медленнее, но сильнее, и каждый следующий усиливает удовольствие и подводит все ближе к краю.

Май грубо и с силой толкается в меня, хватает рукой за подбородок и тянет лицо к своему вверх, чтобы словить мои крики и заглушить их горячим и влажным поцелуем.

Движения снова ускоряются и я теряюсь окончательно, потому что его рука сжимает мою все сильнее, пока вторая с жаром ведет по груди, задевает сосок пальцами, дразнит, а потом и вовсе накрывает полностью.

По телу прокатывается крупная дрожь, а следом я слышу глухой рык в моих волосах у затылка. Май насаживает меня на себя и сокращается прямо во мне. Это дарит отголоски моего собственного наслаждения, которое не даёт устоять на ногах.

Но мы стоим, и дышим глубоко и одновременно. Наслаждаясь истомой, и пытаясь прийти в себя.

— Это не нормально. Я не нормальный… — Май обернул меня и прислонился лбом к моей груди, тяжело дыша, пока его руки стали нежно обхватывать меня, поглаживать моё тело, а мне было мало.

Он сам отравил меня этой дикостью. Сам показал, как можно сходить с ума вместе.

— Это с самого начала не было таким, — шепчу, а сама понимаю, что он не двигается.

И в этот момент сознаю, что происходит, поэтому прошу:

— Отпусти меня.

— Нет. Я тебя предупреждал, Грета, что я не в себе, — он поднял голову вверх и я увидела черные омуты вместо глаз.

Совершенно дикий и бешеный взгляд, который не сулит мне опять ничего хорошего. И это заразило и меня безумием.

Весь страх, весь ужас и обида… Всё это требовало выхода. И заменить это чёрное чувство я хотела Маем. Это меня и ослепило. Ведь я опять забыла, что он заменял подобное не мной, потому и остановился, хотя не хочет признать очевидного.

— Я похожа на неё? Мы ведь почти идентичны? Так? — его глаза выдали всё, что было внутри у Майкла, как только он услышал это.

"Ты только что спал не со мной. Ты занимался любовью с ней… А я слепая дура, которая помешалась на тебе, как только ты ко мне прикоснулся."

— Но она была для тебя, как экспонат в музее, который нужно оберегать, но прикасаться нельзя. А потом её не стало, и вот тут… — я ткнула его в грудь, — …ты почувствовал пустоту, которую заполнила месть. А знаешь в чем ирония, о которой ты так любишь говорить? Она в том, что и у меня здесь… — я положила вторую ладонь на свою грудь и прошептала сквозь слезы, — …тоже дыра, Май. Она огромна, и сейчас причина её появления не Изабель, не родители и не враньё, а ты…

Его глаза начали медленно расширяться. Острый разрез, такой не похожий на привычный для меня, стал шире, а зрачок заполнил всю радужку.

— И если я и правда тебя люблю, Май. То ты любишь Изабель. А значит, это очередная ложь. Самообман. А с меня этого хватит. Поэтому прошу… — я прикрыла глаза, а из них брызнули слезы, — …Я умоляю тебя… С этой минуты, оставь меня в покое, Май. Я не приму этого. И не смирюсь с тем, что я лишь чья-то копия для человека, которого я действительно полюбила.

Май медленно выпрямился и прищурился. Смотрел так, словно я его убила своими словами.

— Ты мне не поверишь никогда, даже если я скажу это тебе прямо сейчас… — он прошептал настолько тихо, что в словах почти не было звуков, а мне стало намного больнее.

Май хотел опять меня обнять, но передумал и прикоснулся лишь подушечками пальцев к моей щеке, вытирая слезы с моего лица.

— Я тебя услышал, Делакруз. Услышал… — шепот, теплым дыханием, в поцелуе, коснулся моего лица, а потом всё исчезло.

Я оделась. Совершенно спокойно натянула на себя обратно вещи, а Май ушел наверх.

Огонь горел и дальше, но уже не во мне, а я продолжала стоять у камина, пока Май не вернулся. Он сбросил на диван ворох старых одеял, и даже не посмотрел на меня. Поднял свою водолазку с пола и надел обратно, застегнул чисто механически ремень на джинсах и кивнул мне на одеяла.

Это были наши пледы, которые мама видимо так и оставила пылиться на чердаке.

— Ложись спать.

Май развернул их на диване, а сам лег на пол на куртку и закинул руки за голову.

— Ложись, Грета. Мы, наконец, всё выяснили и между нами не осталось недосказанности. Поэтому… — Май повернул ко мне лицо и закончил, — Мы остановимся здесь и сейчас.

Больше он не сказал ни слова. Лег удобнее и закрыл глаза, пока я продолжала стоять и смотреть на мужчину, которого только что намеренно оттолкнула. Возможно, это единственный человек, который никогда мне не врал. Он ненавидел меня, и говорил это в лицо. Он воспользовался мной, но и тогда не наврал, а сказал мне это прямо. Он уничтожал меня, и тоже не скрыл того, что это и было его целью. Май единственный, кто не врал мне с самого начала.

Метель за окном выла всю ночь, и только утром погода успокоилась. Всё это время, я лежала и смотрела на поленья, которые догорали в огне. На то, как тени от него играли на лице Мая, и запоминала этот момент. Потому что утром всё исчезло.

Мы молча поднялись, а Май тут же стал звонить кому-то и ушел на улицу. Я умылась и привела себя в порядок, в когда вышла, снаружи уже был припаркован джип цвета "металлик". Рядом с ним ожидаемо стоял Нам Джун. Парень слился со снегом вокруг, потому что его белая спортивная куртка не уступала по цвету тем сугробам, которые намело за ночь.

Дверцы открылись прямо передо мной, но я притормозила, думая, что Май сядет впереди.

— Май!

Повернулась на голос Джуна, который смотрел мне за спину.

— Я не поеду с вами. Мне нужно откопать тачку, — прозвучал сухой ответ.

Он по-прежнему не смотрел на меня.

Майкл застегнул куртку и надел повязку и капюшон. Нам Джун, видимо, так же был против оставлять его одного, но Май резко отрезал:

— Увези её, Джун-ши! Убирайтесь оба! У меня есть свои незавершённые дела.

— Поехали, Грета! Садись! — Джун подтолкнул меня за локоть к машине, и помог сесть в салон.

Я же смотрела в боковое зеркало на фигуру парня, который был подобен черному пятну посреди блестящего на солнце белого снега.

"Надеюсь, мы не разрушим то к чему пришли сегодня ночью, Май."

— Вы поговорили, — констатировал факт Джун, а я лишь кивнула и всхлипнула, вспомнив каким был наш "очередной разговор".

— Видимо разговор не задался.

— Нет, — прошептала и посмотрела на свои руки, которые перебирали замок на куртке, — Он… - я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, а Джун отрезал холодным тоном.

— Втрескался в дурочку, которая возомнила себя мстителем! Два сапога — пара. Или два мешка риса с одинаковыми дырами, бл***!

— Ты ошибаешься, Джун. Мы с самого начала шли именно к подобному.

— Сойдёмся на этом, раз того желает госпожа. Спорить с женщиной — себе дороже.

Я промолчала, а Джун завёл мотор и достал с заднего сидения картонный держатель с горячим кофе.

— Кофе. Прости, но другого лекарства от всего этого дерьма человечество пока не придумало.

— Кумао, Джун. *(Спасибо, Джун.)

— Кёнгане, агашши. *(На здоровье, госпожа.)

Машина плавно поехала, а Джун как и всегда ровно промолвил:

— Дай ему время. Происходит что-то странное и это опасно, Грета. Просто поверь в него, если он и правда тебе не безразличен.

12.1. Май

Если бы понимал, куда еду и разбирал дорогу, может быть не приехал бы к Лею никогда.

Но я припарковался в проулке у его лапшичной и так и сидел, смотря на то, как в неё входят и выходят люди.

Смотрел, кажется на реальность, но в голове и перед глазами была Грета и её слова:

"И если я и правда тебя люблю, Май. То ты любишь Изабель. А значит, это очередная ложь…"

Эхо её шёпота будто засело во мне и прокручивалось, как на повторе. Эхо её дыхания, чертов запах её кожи, вкус, и даже то, что я видел перед собой.

Она, словно поселилась внутри меня. Сидела в груди, обхватив за шею и душила. Сдавливала горло так, что меня болела голова, а дышать и вправду было нечем.

Эта розовая херня, от которой я давным-давно отказался, снова поселилась во мне, и это бесило.

Между ними огромная разница. Настолько, что одна для меня казалась подобной миражу, а вторую я хотел. Дышал её дыханием и слушал его, как пилюлю от моего безумия.

Я действительно много раз думал, что будет, если Иззи уедет со мной. Куда угодно, но лишь бы подальше от этого города и её собственного безумия. Но неизменно эти мысли наталкивались на глухую стену, ведь я не идиот, и хорошо понимал, что такая женщина требует особого внимания. За ней надо следить постоянно, а доверие — не то, слово, которое я мог применять в отношениях с Мелочью. Зависимость — ужасная и разрушающая херня. От неё почти невозможно избавиться.

Точно так же, как теперь я зависим от Греты. Ведь как только представлял её на месте Изабель, стена падала и я видел. Я мог снова мечтать и понимал, что такая девушка заслуживает и доверия, и любви. Тогда, как Иззи были необходимы опора и жалость. Неизменные жалось и контроль.

Но если Изабель я подходил идеально, потому что больной ублюдок и мог держать такую девушку в руках, то с Гретой должен быть не просто надёжный человек. С ней рядом должен быть кто-то такой, как Джун, который не станет её жалеть, а будет делать только сильнее.

С этими мыслями во мне поднялась такая волна ярости, что перед глазами потемнело. Ведь я уже сейчас понимал и другое — если Грету тронет хоть кто-то пальцем, посмеет хотя бы подумать о ней или полезть — мне снесет голову окончательно. И закончится это весьма плачевно, потому что я не могу этого позволить.

От одной мысли, что какой-то мудак поцелует её, или просто обнимет, мне жилы рвало на руках и просыпалось бешенство. Наверное, я больной дегенерат, ведь сам же её и отпустил. Оторвал с мясом своё сердце и выбросил его, когда выпустил её из рук и согласился со словами девушки.

Мне было так тепло и приятно. Я словно окунулся в самый красивый сон, наслаждаясь тем, как она выглядит в свете живого огня. Как двигается её тело, как покрывается испариной её лицо и шея, как она запрокидывает голову и надрывно стонет в моих объятиях от наслаждения… Со мной.

Это безумие и водоворот, в который я провалился полностью, потому что еле остановился. В моей голове уже зрел план, как заставить Грету поверить в мои чувства той ночью. Я не собирался её выпускать из рук, а мозг рисовал такой разврат, после которого она бы и сама меня не отпустила.

Но всё разрушила ложь, и боль от осознания того, как я обманулся. Как мне искусно промыли мозг, вложили в него то, что необходимо кому-то, и вынудили начать ломать эту девочку.

Ведь я чуть не сломал Грету. Как не пытался, но назад дороги нет, и те унижения, которые она испытала из-за моей слепой и безумной мести, не стереть ничем. Ни из её памяти, ни из моей.

По крыше моего корыта хорошенько прошлись кулаком, и я опустил окно.

— Ты ещё долго будешь подрабатывать охранником у моей лапшичной?

— У тебя есть что-то наше, но такое, чтобы выключило мозг к херам. Хочу горячего саке или маколи литров десять. Затрахало кошерное виски и американская помойная бурда. Дай мне нашего, Лей.