Лина – достаточно добрая и милая. Она почти всегда смотрела на моих мальчишек влюблёнными глазами, пытаясь общаться и узнавать каждого. Мне в ней очень нравилось это качество. Та душевность, что так схожа с материнской любовью и заботой. Вроде бы это излишне в этом суровом спорте, да вот только парни не слабели ни духом, ни характером, наоборот становясь выносливей и более жестокими к играм. Также Лина была достаточна хороша собою, хоть и скрывала свою красоту в скромности.

Тата же наоборот была стойкой и отчасти строгой. Она всегда смотрела на мальчишек с прищуром, когда они творили что-то не ладное. И почему-то эта халатность голубых, как сапфиры глаз, их останавливала. Но с другой стороны она была слишком игрива и легкомысленна. Иногда мне даже казалось, что Тата отрицательная героиня какого-то американского фильма. И именно это многим мужчинам в коллективе очень и нравилось, но я лишь видел в ней очень хорошего работника. Не более.

Одним словом, девушки потихоньку нашли себе приют в нашем ледовом дворце. Я перестал на них срываться и злиться, требуя больше всего того, что они могли дать. Естественно, Тата и Лина выкладывались на все сто процентов, поэтому уже через две недели их усердной работы, я потребовал документы от начальства. Он лишь отмахнулся, сказав, что позже подготовит бумаги.

Я, молча, сидел в своей каморке на маленьком диванчике, сняв кроссовки и растянув ноги. Мои мысли сейчас не были увлечены прокручиванием игры «Трактора», которую я уже раз пятый пытался посмотреть на большом экране. Я думал. И думал не о том, что приобрёл за последние два года (а приобрел я довольно многое), а о том, что потерял. О том, кого именно потерял.

Да, я имею в виду Еву Майер. Единственную девушку, что смогла принять моё равнодушное сердце. Как бы я не пытался, за те три года, что я жил, оставив её, я не мог принять кого-либо другого. Меня словно ударили по голове до той степени, что я перестал видеть женщин. Даже безумно красивых и милых. Мой мозг словно запрограммировал себя на самоуничтожения, извлекая из моего существования даже физические потребности. И вам не показалось, я действительно сказал «существование».

У меня было все. Хорошая работа, которая мне нравилась и доставляла удовольствие. Квартира в центре города, где меня всегда ждала морская свинка Гоша. Довольно дорогая машина. Не те, конечно, на которых ездили Майер, но и не дряхлый драндулет Олега, какой мы сдали в утиль совсем недавно. Вы спросите о друзьях? Да, у меня они были. Хоть и не такие весёлые и безумные алкоголики, как Витя, но очень даже верные и преданные. Кстати, недавно слышал, что он женился. На местной девушке, которая очень хорошо готовит и воспитывает его. Ну а что я? Я рад за него.

Да, у меня было все… Нет, не все.

Я потерял ту, которая сделала из меня человека. Которая научилась бороться за желания. Которая любила меня точно также сильно, как и я её. Можно миллион раз назвать меня дураком, но я реально жалел, что ушёл тогда, сломавшись под гнётом воспоминаний. Я боялся, что Ева проживёт в остатке ненависти к своему лицу, мирясь с тем фактом, что именно я сделал её чудовищем. Она бы меня простила. Я это точно знаю. И именно это меня и оттолкнуло. Возможно, это был и верный выход, оставить её, но я был не прав, когда не дал ей возможность выбирать. Она была достойна этого.

Не знаю почему, но я совсем забыл, как выглядит её лицо без маски. Словно что-то произошло, отчего у меня мгновенно стёрло память. Как бы не пытался я, вспомнить её шрамы, её грубые черты и аккуратные припухлости губ, которых я с трепетом касался, я не мог воспроизвести образ. Она словно исчезла из моей памяти, оставив лишь след безликости.

В моём сознании пронёсся один из дней, что провел рядом с ней, с моей миниатюрной Евой Майер. Я помню, как она подарила мне целый вечер на коньках в ледовом дворце Екатеринбурга. Я помню, как мы с ней танцевали. Я помню, её звонкий смех. Поэтому мне пришлось потрудиться, чтобы тоже придумать какой-нибудь подарок для Евы. И я не прогадал, когда в одно летнее и солнечное утро, мы уселись на газон и занялись садоводством.

Она босая сидела напротив меня, закапывая маленькими ручками рыхлую землю, куда минуту назад мы всадили небольшую алую розу. Её лицо было словно в тумане, поэтому чарующи е глаза для меня сегодня были загадкой. А очень зря. Я хотел глядеть в них и любоваться прозрачностью трёх самых обворожительных оттенков.

Я тоже провел рукой по гладкой земле, прихлопывая по ней, будто трамбуя. Потянувшись через правое плечо, я достал маленькую жёлтую лейку, наполненную водой, и подал её Еве. Она с благодарностью приняла её и медленно стала поливать растение, которое только что нашло свой дом.

-Спасибо за Розу. Она прекрасна.

-Я долго думал, какого цвета тебе понравится больше… и решил выбрать алую.

-И ты совсем не прогадал. Это мой любимый цвет.

-Знаешь, Ева Майер,- Я тяжело, но глубоко вздохнул. – Смотря на Розу, я вижу тебя.

-Меня?- Чуть откинула она свои плечи.

-Да. Ты стоишь в красном платье с поднятыми волосами наверх в вечер маскарада. В вечер, когда я впервые увидел, кто ты на самом деле.

-И кто же я?- Совсем шёпотом произнесла Ева.

-Ты и есть Роза. Такая же цветущая и благоуханная. Ты несешь в этот мир красоту.

-Лишь косвенную. – Она опустила голову вниз. – Я ничего не приношу в этот мир. Ни добра, ни красоты. Я бесполезна для э той вселенной.

-Неужели ты совсем не понимаешь, Ева Майер?

-Не понимаю? Чего?

-Вселенная – сама ты.

-Это эгоизм, если ты намекаешь на то, что все крутится вокруг меня.

-О нет, ты точно не эгоистка. Ты - вселенная, потому что для ко го-то ты значишь слишком много и ты для них воплощение жизни. Для этих людей ты вселенная не потому что они крутятся вокруг тебя, а потому что ты крутишься для них.

-Ох, как бы мне хотелось, чтобы твои слова были правдой.

-Глупо думать, что ты, Ева, никому не нужна и всем безразлична. В тебе все также нуждаются, как Земля в Солнце.

-С каких пор ты говоришь как поэт?- Со смешком и благоговением произнесла девушка.

-Я говорю правду, а если она красноречива, не значит, что со мной что-то происходит. Просто это резко нахлынувшие чувства давят в моём мозгу кислород.

И тут послышался звонкий смех Евы, сопроводимый глубокими гортанными вздохами. Я замирал, когда слышал, как она смеётся, как вздыхает, как смущённо опускает взгляд, боясь показать своё лицо, в момент смеха. Будто девушка стесняется собственной улыбки. И это бесконечно глупо.

-Пойдём, Антон.

Она встала на ноги, разглаживая своё светло-розовое платье, которое мгновенно заколыхалось из стороны в сторону под тёплой струёй летнего ветра. Такого же оттенка платок скрывал полу лысый её череп. Лишь сзади её волосы завитками выглядывали из-под ткани.

-Куда?

-Проёдемся до водохранилища. Надоело сидеть здесь, как в клетке. В золотой клетке.

Я улыбнулся. Улыбнулся такой счастливой улыбкой, что со стороны я, наверное, был похож на дурака. И знаете, впервые статус такого человека не казался мне абсурдным.

Когда я открыл глаза, на меня нахлынули болезненные чувства. Это происходит часто, когда вспоминаешь о днях, которые делали твоё никчемное существование богаче и радужней. Порой даже сердце сжималось до болезненного состояния, отчего я не мог дышать и полноценно двигаться. Двигаться дальше. А как это сделаешь, когда ты все ещё живёшь воспоминаниями счастливого прошлого? Пускай даже мгновенного счастливого прошлого.

Я ненавидел весну. Осознание того, что меня ждёт уже третье лето без Евы, моего безликого бастиона, убивала. Да, я скучал. А летом в миллиард раз больше. Потому что именно летом я в неё влюбился. Раньше для меня времена года не имели значения. Зима и зима. Осень и осень. Весна и весна. Лето… и просто лето. Но сейчас. Тогда, когда все имеет хотя бы какой-то смысл, я, наконец-то, заметил жизнь, что кипит вокруг меня.

Протерев свои сонные глаза и почесав затылок, я очень медленно, со скоростью улитки, встал на ноги. Невольно моё ели живое тело задвигалось в сторону небольшого рабочего стола. Руки уже знали, куда нужно тянуться, а мозг уже находился в предвкушении сладостной боли воспоминаний. Помявшись с секунду, я все же достал из самого нижнего ящика настольной тумбочки маленькую шкатулку. После чего, я вернулся обратно на небольшой диванчик, аккуратно держа хрупкую вещицу в руках.

И вот они, сладостные денёчки промчались в моей голове. Каждый из дней. Каждый. Я помнил абсолютно все до мелочей, от царапины на камнях на фасаде до пыльных осадков на чердаке. От захламлённого подвала Вити до чисто убранных комнат дома. Всё осталось в моей памяти. Все. Но не было самого главного: я забыл, как выглядит моя дорогая Ева Майер. Забыл, какие у неё светлые глаза. Забыл той порой грустной, а порой счастливой улыбки. Забыл её мелодичный тембр. Я забыл практически все о ней. Все её шрамики и ссадины. Родинки и веснушки на теле.

Да, это было очень странно. Но у меня словно исчез этот очаровательный образ из головы. Как бы я не пытался её вспомнить, у меня не выходило. Будто что-то магическое теперь заколдовало меня, заставляя любить Еву дальше, но совсем её не помня.

Я постоянно думаю, чем и как она живет, после того как я ушёл. Может быть, она до сих пор находится в дикой депрессии. Может быть, она борется со своими шрамами. Может быть, она нашла себе кого-нибудь и вовсе про меня забыла. Может быть, она ненавидит меня, и с каждым новым днём эта ненависть становится сильнее. А может быть, она простила меня. Что в принципе и свойственно моему безликому бастиону.

« Я люблю тебя, Антон Ермаков . Я люблю тебя больше, чем собственную жизнь. Я готова ради тебя на многое. На все. Лишь прикажи мне что-либо, и я обязательно это выполню. Я буду делать для тебя все, что ты захочешь. Тебе никогда не придётся работать и в чем-то нуждаться, просто останься со мной. Я все сделаю для тебя. Мы даже можем встречаться единожды раз в неделю, но ведь главное встречаться. Ты можешь даже не целовать меня и не говорить со мной, просто дай быть рядом. Мне большего не надо, Антон. »

Эти слова Евы ещё долго ранили мою грязную душу. Я не хотел бы их слышать. Не хотел бы запоминать их. Не хотел бы мучить себя ими. Но так уж все произошло, что я навсегда оставил их в своей памяти.

Лёгкими движениями я открыл крышку крошечной шкатулки прокрутил ключик, что находился сбоку. Через пару секунд заиграла приятная и до боли знакомая мелодия, которую я слушал ежедневно, одновременно прокручивая в голове всего несколько фраз. Но каких фраз…

«Ева, как же ты не понимаешь? Я не люблю тебя и не хочу любить. Ты мне безразлична, а твоё лицо мне омерзительно .. . Твоё ужасное лицо – вот главная вина.»

Балерина, уже давно не крутится, так как достигла своего придела на циферблате. Я очень боялся того дня, когда шкатулка превратится в устарелую безфункциональную вещицу, но благо музыка продолжала играть, как бы оставляя во мне малую, но частичку живой и Евы.

Однажды я попытался её разобрать, чтобы понять основу механизма. И меня безумно удивило, что внутри шкатулки не было ничего. Ничего, что могло бы двигать балерину. Ничего того, что могло бы издавать музыку. Даже конец ключика, что находился сбоку не проглядывался. И это меня отчасти пугало, но и отчасти очаровывало. Магическая вещица, подаренная Евой, добавляло в мою обыденную жизнь сказку. Да, шкатулка была пуста. Почти пуста.

На золотой поверхности дна я однажды обнаружил гравированную надпись, которая меня напугала и заинтриговала одновременно. Вроде бы простые слова, никакого в них плохого намёка, но они несли в себе такой глубокий смысл, что я даже прослезился.