— Не хотите ли пройти в дом? — Он почувствовал, что Хироко неловко, но от смущения она не может подобрать предлог, чтобы уйти. Кивнув, она с трудом взглянула на Питера сквозь густые черные ресницы. — Я слышал от Така, что в сентябре вы поступаете в колледж святого Эндрю, — заметил Питер, пока они брели к дому, а он молча восхищался прелестным кимоно спутницы. Спустя минуту они нашли Рэйко, болтающую с двумя подружками, и Питер оставил Хироко с ними. Улыбнувшись Питеру, Рэйко беспечным тоном представила гостью двум женщинам.

Хироко низко поклонилась им, выказывая уважение к друзьям семейства Танака, и этот жест заметно удивил женщин. Напротив, в другом конце патио, Питер рассказывал Таку, что только что познакомился с его племянницей.

— Она так мила, бедняжка, и, должно быть, ей здесь одиноко, — сочувственно произнес Питер. В Хироко было нечто такое, что вызвало у него желание принять ее под крыло, защитить от всего мира.

— Она скоро привыкнет, — улыбнулся Так, не выпуская из рук бокал вина. Вечер прошел на редкость удачно: и гости, и хозяева славно повеселились. — Я же привык. — Он усмехнулся. — Похоже, ты до сих пор очарован Японией — с той самой поездки. — Так не ошибся: Питер действительно влюбился в эту страну.

— Не могу понять, как тебе удается не тосковать по Японии.

Так ответил, что всегда любил Соединенные Штаты.

Он бы с радостью принял американское гражданство, но, несмотря на двадцать лет, прожитых в Америке, и женитьбу на американке, стать гражданином страны ему запрещали законы.

— Там я словно задыхался. Взгляни на нее. — Такео незаметно указал на юную родственницу. Для него Хироко воплощала все ненавистные черты Японии, обычаи, от которых Так когда-то бежал. — Она перепугана и смущена, боится даже поднять глаза. Одевается в ту же самую одежду, которую японки носили пять веков назад. Если бы у нее была большая грудь, она перевязывала бы ее, а забеременев, стала бы перевязывать живот и, вероятно, ни за что не призналась бы мужу в том, что ждет ребенка. Когда она повзрослеет, родители найдут ей мужа — человека, с которым она прежде ни разу не встречалась. Они не сумеют даже поговорить до свадьбы. Они проведут всю жизнь, кланяясь друг другу и скрывая истинные чувства. То же самое там происходит в деловых отношениях, иногда — еще хуже. Японцы во всем руководствуются традициями; внешнее впечатление, уважение и соблюдение обычаев для них все. Там тебе не представится случая высказаться откровенно, заявить о своих чувствах, ухаживать за женщиной только потому, что любишь ее. Вероятно, если бы мы с Рэйко познакомились в Японии, я никогда не смог бы на ней жениться. Мне пришлось бы сочетаться браком с женщиной, выбранной моими родителями, — это невыносимо. Сегодня, наблюдая за Хироко, я словно возвращаюсь в прошлое. Сейчас она похожа на птичку в клетке, слишком перепуганную, чтобы петь. Нет, по Японии я не скучаю, — он грустно улыбнулся, — но уверен, она изводится от тоски. Ее отец — славный человек, каким-то образом он сумел сохранить бодрость духа во всех испытаниях. У него чудесная жена, по-моему, они по-настоящему любят друг друга. Но при виде Хироко мне вновь вспоминаются давние дни, проведенные в Японии. Там не произошло никаких перемен, и это вызывает гнетущее впечатление, — заключил он, и Питер кивнул. Он был свидетелем и угнетения, и воздействия обычаев, но видел кое-что и помимо этого. Он не мог понять, почему Такео не относится к родине с такой любовью, как он сам.

— В Японии чувствуешь саму историю, зная, что за последнюю тысячу лет там ничего не изменилось и, возможно, не изменится еще тысячу лет. Это мне нравится. Приятно наблюдать за этой страной. Я люблю все, что ей дорого, — просто отозвался Питер, и Так недоуменно взглянул на него.

— Воздержись высказывать свое мнение при Рэйко. Она считает, что в Японии женщины связаны по рукам и ногам множеством условностей, а мужья всецело властвуют над ними. Рэйко — такое же порождение Америки, как яблочный пирог, и это ей нравится. Она с отвращением вспоминает о том, как училась на родине.

— По-моему, вы оба сумасшедшие, — улыбнулся Питер, а затем его внимание отвлекли два профессора из Стэнфорда, и случая поговорить с Хироко больше не представилось.

Но Питер видел, как она кланялась друзьям семейства Танака, желая им спокойной ночи, и, несмотря на все сказанное Таком, Питер нашел, что она держится с достоинством. Обычай кланяться в знак уважения он счел трогательным, а не унизительным. Когда Питер уже собрался уходить, их глаза на мгновение встретились, и он смог бы поклясться, что Хироко смотрит прямо на него, но не прошло и доли секунды, как ее ресницы вновь опустились и она заговорила с одной из родственниц.

Этим вечером Хироко ни с кем не удалось поговорить по-японски, и она улыбнулась, когда Питер перед уходом поклонился ей и произнес «саёнара». Хироко вскинула голову, пытаясь определить, не шутит ли он. Но на лице Питера играла добрая улыбка, глаза дружески поблескивали. Хироко вновь чинно поклонилась, не поднимая глаз, и сообщила, что знакомство с Питером почитает за честь. Он ответил Хироко тем же, а затем ушел с хорошенькой блондинкой, которую вызвался проводить. Несколько минут Хироко смотрела им вслед, а затем повела Тами наверх, в спальню. Девочка боролась с зевотой, было уже поздно, но она неплохо провела время — как и все остальные. Даже Хироко радовалась вечеринке, хотя ее окружали незнакомые люди, а все блюда, которые она пробовала, оказались совсем не похожими на привычную еду.

— Тебе было весело? — спросила Рэйко, когда, уложив Тами, Хироко спустилась помочь ей на кухне. Танака пригласили на вечеринку несколько студентов — ровесников Хироко, но от смущения она так и не сумела разговориться с ними. Большую часть вечера она провела в одиночестве или в обществе Тами. Питер Дженкинс оказался единственным взрослым гостем, с которым Хироко перемолвилась несколькими словами — опять-таки по его инициативе, а не по собственной. Ей было слишком трудно беседовать с незнакомыми людьми, даже дружелюбно настроенным Питером. Хироко по-прежнему робела, но вечер сочла забавным, а гостей — приятными и веселыми.

— Да, мне было весело, — подтвердила она, и Рэйко улыбнулась, зная, что Тами наверняка займется английским Хироко. Пока они беседовали, Лесси лежала на полу, помахивая хвостом и угощаясь остатками со стола. Кен и Так во дворе чистили шашлычницу и собирали бокалы. Только Салли не помогала в уборке. Запершись наверху, она болтала по телефону с подружкой, и хотя еще полчаса назад пообещала матери спуститься через минуту, до сих пор не успела выговориться.

— Ты пользовалась успехом, — откровенно призналась Рэйко. — Все приглашенные были рады познакомиться с тобой, Хироко, и я уверена — это неспроста.

Девушка покраснела, продолжая в молчании убирать посуду. Ее робость до сих пор удивляла родственников, но Рэйко заметила, как Хироко беседовала с Питером. Питер появился на вечеринке в компании своей новой подруги, модели из Сан-Франциско. Рэйко видела, каким взглядом провожал ее Кен.

— Ну как? Всем понравилось? — спросил Так, входя со двора с подносом, уставленным бокалами. — По-моему, вечер удался! — Он улыбнулся жене и Хироко.

— Согласна с вами, — негромко подтвердила она. — Гамбургеры — просто объедение, — повторила она выражение Тами, и все засмеялись, а Кен принялся за остатки курятины. Он постоянно жевал, как и полагалось ему по возрасту. В конце августа ему предстояло начать игру в школьной футбольной команде. — Спасибо за чудесный вечер, — вежливо добавила Хироко, а немного погодя все поднялись наверх и разошлись по спальням.

Салли и Хироко молча переоделись в ночные рубашки и улеглись в постель. Лежа неподвижно, Хироко в который раз задумалась о том, как далеко она оказалась от дома, каким долгим выдалось путешествие. Она вспомнила о людях, с которыми познакомилась в Америке, о том, как гостеприимно встретили ее родственники. Несмотря на то что они ничем не походили на японцев, Хироко успела полюбить их. Ей нравился Кен с его добродушным подшучиванием, несоразмерно длинными конечностями и ненасытным аппетитом, Салли с ее благоговением перед модой, мальчиками, нескончаемыми телефонными разговорами и секретами, и в особенности малышка Тами с ее удивительным кукольным домиком и решимостью превратить Хироко в настоящую американку. Нравились Хироко и родители родственников — они были так добры к ней, даже устроили вечер в ее честь. Ей понравились друзья семейства Танака и даже Лесси. Но теперь, лежа в темноте и вспоминая о длинном и богатом событиями дне, Хироко мечтала лишь об одном — чтобы рядом с ней оказались родители и Юдзи.

Возможно, тогда тоска по дому перестала бы мучить ее.

Повернувшись на бок и разметав по подушке длинные черные волосы, она услышала сонное дыхание Салли. Сама Хироко не могла заснуть — слишком многое произошло сегодня. Она провела в Америке один день, а предстояло пробыть здесь еще двенадцать месяцев, прежде чем она сможет вернуться домой, к родителям.

Погружаясь в сон, она сначала сосчитала месяцы, затем недели… и наконец минуты. Считая по-японски, Хироко видела проплывающие перед ней картины родины… Скоро, очень скоро, прошептала она засыпая. Скоро… домой… издалека донесся голос мужчины, попрощавшегося с ней сегодня по-японски… Хироко не знала, кто он такой и что значит это прощание, но глубоко вздохнула, перевернувшись и обнимая Салли.

Глава 5

Свой второй день в Америке Хироко провела в приятном обществе родственников. Днем они отправились на машине в Сан-Франциско — гуляли в парке Золотые ворота, пили чай в японском чайном домике, побывали в Академии наук.

Хироко провезли по деловой части города, и она успела осмотреть небоскребы, прежде чем машина свернула обратно, к Пало-Альто.

Лесси ждала их во дворе и при виде Хироко дружелюбно завиляла хвостом.

Оказавшись дома, Салли вновь исчезла, как и Кен, а Хироко отправилась готовить ужин вместе с тетей Рэйко.

После того как Тами помогла матери накрыть на стол, она ушла вниз играть со своим кукольным домом. Рэйко напомнила дочери, что ужин назначен на семь, и Хироко задумалась о том, кто приглашен на него. Она решила, что придет кто-нибудь из знакомых детей, но Рэйко невзначай заметила, что сегодня они ждут в гости ассистента Така.

— По-моему, ты успела познакомиться с ним вчера во дворе — его зовут Питер Дженкинс.

Хироко кивнула и опустила глаза — Питером звали того самого мужчину, который вчера заговорил с ней и признался в том, как ему понравился Киото.

Питер держался так же вежливо, а Хироко — так же робко, как предыдущим вечером. В гости Питер прибыл с бутылкой вина для Така и букетом для Рэйко.

Он расспросил, как семейство провело день, а затем расположился в гостиной. Хироко поспешила скрыться в кухне, чтобы присмотреть за ужином. Как и вчера вечером, она низко поклонилась Питеру, и он ответил ей поклоном, что позабавило Така.

— Слишком уж она застенчива, бедняжка, — заметил Так, едва Хироко покинула комнату. Он не видел таких женщин с тех пор, как двадцать лет назад уехал из Японии. Так надеялся, что за год учебы в Калифорнии Хироко сумеет преодолеть робость. Даже на него, родственника, Хироко едва осмеливалась взглянуть, а в обществе незнакомых мужчин, вроде Питера, не произносила ни слова.

За ужином Хироко сидела тихо, прислушиваясь к разговору. Кен и Салли спорили о фильме, который недавно видели, Тами о чем-то задумалась. Но Питер, Так и Рэйко были увлечены серьезным разговором о войне в Европе. Положение там постепенно обострялось, англичанам пришлось несладко, не говоря уже о войне между немцами и русскими.

— По-моему, в конце концов нам придется вступить в войну, — уверенно заявил Такео. — Очевидно, сам Рузвельт уже признал это. У нас не остается другого выбора.

— Но американскому народу он говорил совсем другое, — встревоженно возразила Рэйко. Ее муж уже вышел из призывного возраста, но если Америка вступит в войну, то через два года Кена могут призвать в армию. Это пугало и Рэйко, и Така.

— В прошлом году я уже подумывал поступить добровольцем в ВВС, — серьезно признался Питер, и Хироко опасливо взглянула на него из-под ресниц. Никто из взрослых не обращал на нее внимания, и наблюдать за Питером было легко, как и слушать разговор. — Но мне не хотелось бросать университет — я рисковал навсегда лишиться работы.

Добиться такой должности ему было нелегко, к тому же он проделал огромную работу на кафедре политологии, будучи ассистентом Така. Ему не хотелось останавливаться на достигнутом, но Питер понимал: возможно, ему придется бросить работу. Пока же он еще строил планы на будущее. В свои двадцать семь лет он считал, что незачем прощаться с мечтами, чтобы помогать кому-то выиграть войну.

— По-моему, это ни к чему, по крайней мере пока Америка не вступила в войну, — задумчиво произнес Такео, зная, что, будь он помоложе, вполне мог бы поддаться искушению поступить на военную службу. Ужин закончился, разговор перешел на другие темы — лекции, которые Так готовил с помощью Питера, изменения, необходимые на кафедре. Только теперь Питер заметил, что Хироко внимательно следит за разговором.