Она говорила, точно старушка, предающаяся сладким воспоминаниям.

— Я люблю детей, — с тоской сказала Мария и ласково взъерошила волосы Эдуарда.

Он сердито оттолкнул ее руку.

Послышался осторожный стук в дверь. В комнату со смущенным видом вошел секретарь Тайного совета Питри.

— Прибыл лорд Западных островов, — сообщил он, — и его свита вызывает… э-э… некоторое беспокойство.

Я устало поднялся из-за стола. И вдруг почувствовал покалывание, легкий жар в левом бедре. Нет, только не это! Не надо больше ножных болячек! Язва исцелилась, ее больше нет! Она появилась от колдовского зелья, но его действие давно закончилось…

Да. Мне показалось. Я вздохнул от облегчения. Словно теплый медовый ливень пролился на сердце. На самом деле, я не готов опять терпеть эту муку.

— Я вынужден покинуть вас, — сказал я детям. — Вы же понимаете, что у меня еще полно дел. И примите мою благодарность за ваши советы.

Мария кивнула, поджав губы: такой вид обычно принимала Екатерина, когда ей что-то не нравилось, особенно в последние годы. А Елизавете уже давно не терпелось убежать из кабинета. Как и мне самому в юности. Пожалуй, больше всего подкупало меня в Уолси то… что он, став моим доверенным лицом, отсиживал за меня на любых занудных заседаниях.

XXXIV

Святки начались с торжественной полуночной службы, проведенной для моих приближенных в дворцовой церкви. Такого ослепительного великолепия, такой точности в каждой мелочи обряда, в каждом жесте священника наверняка не видели даже в Ватикане. Глядя, как поднимается к своду, синему с позолотой, дымок ладана, я торжествующе подумал о тщетных попытках тех, кто пытался приписать мне крайние реформаторские идеи. Можно отказаться от папской власти, но сохранить приверженность традициям. Немало авантюристов объявляли меня протестантом того или иного рода, согласно их собственным предпочтениям. Какая глупость! Впрочем, я сам клеймил позором разные сборища единомышленников, не позволяя им использовать меня.

Рождественские праздники удались на славу. Придуманные нами забавы и игры привлекли внимание и порадовали гостей. Екатерина пребывала в полном восторге, видимо забыв о недавней потере.

* * *

Много лет я не танцевал на придворных балах. Со времен Черной Нэн… Но настала пора вспомнить былое искусство, ведь я восстановил многие другие навыки. Итак, я буду танцевать на балу в Девятую святочную ночь, именно на это время мы назначили первый большой карнавал с участием множества иноземных музыкантов. На досуге я репетировал в своих покоях, оживляя в памяти старые и осваивая новые танцы.

О! Как же мне не хватало танцев в эти ужасные унылые годы, я тосковал по любимому занятию настолько сильно, что запрещал себе думать о них. Казалось, с танцами покончено навсегда.

И вот чудо! Все вернулось вновь, с первым же изящным поворотом в гальярде. Ее называют «возмутительной пляской», но молодежи она нравится…

Моя нога вела себя сносно, хотя последние две недели порой я чувствовал зловещее покалывание. Что оно означало? Возможно, ничего страшного. Я предпочел не обращать на это внимания.

* * *

Из Большого зала вынесли всю мебель, подготовив его к балу, и уже заняли свои места все мои лучшие музыканты с духовыми деревянными инструментами — рекодерами, крумхорнами и гобоями, и струнными — виолами, лютнями и арфами. Я велел начинать с простых и известных всем мелодий, чтобы каждый мог присоединиться к танцующим, а потом постепенно перейти к более затейливым новым пляскам. Сам я решил воздержаться от участия до сальтареллы, исполняемой ближе к концу бала. Мой выход изумит общество, как когда-то, в дни далекой молодости…

Я непринужденно беседовал с гостями, подходил то к одному священнику, то к другому, притворяясь, что ничего большего мне не нужно, старательно изображал почтенного пожилого короля, который руководит общим весельем и вовсе не спешит расстаться с тяжелой парадной мантией.

Рондо закончилось.

— Браво, браво! — воскликнул я, одобрительно кивнув, и хлопнул в ладоши.

Следующий танец будет мой. Расстегнув плащ, я бросил его на спинку кресла. Продолжая для видимости веселый разговор, я, незаметно приподнимаясь на носки, начал разминать икры и пальцы ног.

Музыкальное вступление… Я сделал первый шаг, резко выставив вперед ногу. И вдруг — как гром среди ясного неба — мое бедро прошила мучительная боль. Я оцепенел, пораженный ужасным приступом.

Ансамбль продолжал играть. Никто не узнает, что я пропустил момент моего вступления. В полнейшем смятении и неистовстве я принялся массировать ногу — проклятую предательницу! С каждым прикосновением я ощущал, как из бедра выделяется жидкость. С чего вдруг моя нога уподобилась мокрой губке? Болезнетворной губке! На мне были черные рейтузы, и на их атласной поверхности не проступило никаких пятен. Отлично. Проговаривая мысленно эти слова, я вдруг испытал обжигающую, неведомую мне доселе ненависть. Терзающая болезнь подкралась ко мне незаметно, словно коварный враг! Она столь же вероломна, как Анна Болейн, как кардинал Поль или герцог Бекингем. Ее, как и этих нечестивцев, послал Сатана, желая уничтожить меня. Но происки ее значительно опаснее: язва будет атаковать меня изнутри, незаметно разрушая мое тело.

И несмотря ни на что, я буду танцевать. Музыканты вновь заиграли начальные такты, и я решительно выскочил в танцевальный круг. Приземлившись на больную ногу, я почувствовал резкую боль, словно в бедро мне загнали раскаленный гвоздь. Придворные почтительно расступились, освобождая мне место и желая поглядеть, как пляшет король.

А сплясать он хотел. И славно сплясал. Я кружился и прыгал с грацией молодого оленя, идеально исполняя каждое движение гальярды, с привычной точностью, обычно приписываемой часам и искусным фехтовальщикам. Этот затейливый танец требовал изящества, ловкости и быстроты колибри. И я не подкачал.

После вступительных тактов меня охватило безумное, дикое удовольствие, порожденное сопротивлением терзающей меня муке. Словно я участвовал в своеобразном гладиаторском поединке и, вооруженный сетью и трезубцем, издевался над болью, заманивая ее в ловушку.

Мелодия закончилась, и в тот же миг меня обступили восхищенные моим искусством дамы и кавалеры. Они изумленно взирали на меня. О да, я поразил их. Лет десять тому назад придворные еще могли видеть, как лихо я отплясывал, но многие из них уже отошли в мир иной.

— Танцы подобны рыцарским состязаниям и охоте! — воскликнул Генри Говард. — И сегодня нам повезло увидеть настоящего победителя.

— В будущем столь сложные танцы — с высокими прыжками, изящными позами — будут исполнять воспитанники постоянных трупп, искусные танцоры в особых туфлях, — заявил Уайетт. — Но вряд ли нынче найдется десяток мужчин, способных сравниться с вами… по крайней мере, в Англии, ваше величество, таких не сыщешь, — сказал он с грубоватой откровенностью.

Я привык к лести и научился распознавать ее воркование. А он говорил честно, искренне восхищаясь мной.

Но болезненную течь неизбежно скоро заметят. Ступни моих ног уже ощущали липкую влагу, просочившуюся в танцевальные туфли. Значит, выделяющаяся жидкость сбегает вниз под рейтузами. Я должен удалиться, и как можно скорее.

— Мне придется, однако, покинуть вас и уединиться в моих покоях, — игриво подмигнув, заявил я. — Там меня ждет награда! — Я призывно махнул рукой Екатерине, которая любезничала с Калпепером.

«Ради бога, пойдем со мной, помоги мне сыграть эту сценку», — хотелось мне сказать. Но наши желания редко совпадают с возможностями, а я не мог допустить, чтобы кто-нибудь — и особенно моя супруга — заподозрил, какую «комедию» я тут разыгрываю. Именно ради молодой жены я взялся за эту трудную роль. И теперь ей придется пойти со мной, дабы сохранить мой героический образ. Но Екатерина останется за дверями моей укромной кельи.

Улыбаясь, мы отвесили гостям прощальный поклон. И величественно направились в сторону королевских покоев, где я получу помощь сведущего лекаря.

— Идемте же, Екатерина, — сказал я, сжимая ее руку.

Она противилась. Ей не хотелось уходить.

— Делайте, что я говорю, — пробормотал я, увлекая ее за собой.

С каждым шагом я все больше ненавидел самого себя, мысленно нагромождая безумную гору обвинений: на вершине покоилась коварная нога, а под ней корчились угождающая ей гордость и жалкая беспомощность, вынуждавшая меня использовать жену для прикрытия собственной слабости.

Как только мы оказались в апартаментах, я велел Екатерине отдохнуть в гостиной. Ее разозлило столь безапелляционное распоряжение, и я прикрикнул на нее и потребовал подчинения. У меня не было времени на объяснения или выбор мягких выражений. Еще мгновение — и она могла бы увидеть, как мерзкая сукровица изливается из моих туфель.

— Я сказал, что вы останетесь здесь и спокойно посидите!

— И из-за такой ерунды вы заставили меня уйти с бала и бросить молодых кавалеров! И я должна вас слушаться, будто не в меру расшалившийся ребенок строгого отца!

Поистине, сам Сатана искушает меня. Слова ее пронзали мое сердце, словно копья: молодые кавалеры… отец… Я отвлек ее от детских игр…

— Молчать! — прогремел я, испепеляя ее взглядом.

Развернувшись, я решительно удалился. Не оставил ли я мокрых следов на полированном полу?

Оказавшись в полном уединении — в моем убежище, самой маленькой комнате королевских покоев, в которую нельзя было входить без моего разрешения, — я плюхнулся на скамью и пристроил больную ногу на подушку. Когда зловредная конечность приняла горизонтальное положение, жидкость начала капать с середины икры. На полу скапливалась лужица отвратительного желтоватого цвета.

Наконец явился доктор Баттс, его вытянутое лицо напоминало морду горгульи, да и цвет его был серым, как камень. Удрученно покачав головой, Баттс извлек из сумки серебряные ножницы и разрезал мои рейтузы. Постепенно и осторожно он отогнул кусок ткани, словно, как и я, боялся увидеть то, что под ним скрывается.

На ноге краснело обширное пятно, сама плоть, казалось, рассердилась и побагровела от оскорбления. А в самой его середине темнела крохотная язвочка.

— Какая маленькая, — удивленно пробормотал я.

— М-да, — задумчиво произнес доктор, прощупывая болезненно пульсирующую припухлость. — Однако зараза уже раскинула свои щупальца. И краснота показывает нам пораженный участок. С ним происходят губительные изменения. — Он медленно обвел пальцем границу пятна. — Все, что внутри этой зоны, — зона атаки. Здесь сосредоточился очаг болезни, и ваш организм пытается совладать с ним.

— Но что это за дрянь? Что могло вызвать воспаление?

— Увы, не знаю, — сказал он, покачав головой.

— Но вы должны узнать! Кто, кроме врача, способен выявить причину заболевания? Вы сталкивались раньше с подобными явлениями?

— Разумеется, с поражениями кожного покрова. Но у вас, ваше величество, сложный случай. Внезапное воспаление кожи, похоже, вызвано внутренним недугом, развивающимся по своим тайным законам. Очевидно, болезнь может годами находиться в дремотном состоянии, а потом вдруг пробудиться.

— Но почему? Отчего открывается язва?

О боже, мне необходимо узнать болезнетворный источник.

— Подобные симптомы типичны для людей со слабыми венами. Кровь, как вы знаете, циркулирует в теле по разветвленной системе узких сосудов. Если их стенки истончаются, то они могут разорваться и в этих местах образуются гнойные язвы. Их можно залечить, но они будут назревать снова и снова, ибо внутренняя слабость существует по-прежнему.

— Но откуда у меня это взялось?

— Стенки сосудов обладают рядом врожденных свойств. Понимаете, ваше величество, известно, что человек наследует свою конституцию от предков. Простите, слабость рода Тюдоров — сейчас это кажется вполне очевидным — обычно проявлялась в легких. В могилу многих ваших родственников свело поражение дыхательных органов. Как говорится, крепость цепочки зависит от самого хрупкого звена. Линии рода Тюдоров уже не раз прерывались из-за чахотки: принц Артур, покойный король — ваш отец, Генри Фицрой — ваш родной сын. Но болезнь, которая должна была поразить ваши легкие, по милости Господней перешла на ноги. И дабы вас не постигла преждевременная кончина, вам просто придется сдерживать свои порывы и отдыхать в кресле, глядя, как другие танцуют. Так что возблагодарим Господа, ибо Он оберегает вас!

Я глянул на воспаленную ногу и содрогнулся, представив, как эта зараза охватывает мои легкие.

— Неужели вы не способны исцелить меня?

— У меня есть новая целебная мазь, — сказал Баттс, — составленная из алхимических металлов. Но она не поможет, если вы будете напрягать ногу. Для излечения она должна находиться в полном покое. Вам, ваше величество, показан постельный режим.