Наши лица были освещены лишь свечами, стоящими на столе. Остальной мир погрузился во тьму, которую разрывали мерцающие вдали звездочки фонарей. Я не разрешал пользоваться факелами на кораблях.

— Долг призывает меня вернуться к своим обязанностям, — смущенно сообщил Брэндон. — Путь до Кента неблизок.

— Да, впереди долгая ночь, — откликнулся я. — Но мысленно я буду с вами.

Он пожал мне руку.

— Наша жизнь проходит в сражениях с французами, — рассмеялся он. — Помните, ваша милость, какие чудные планы мы строили в Шинском маноре?

Шин. Исчезнувший замок. Сгоревшая юность.

— Бойцы вспоминают минувшие дни. Ладно, доброй ночи, Чарлз.

Я услышал звук его усталых, тяжелых шагов по сходням.

— Мне тоже пора возвращаться на службу, — промолвил Том.

Он получил под командование прекрасный, заново экипированный корабль «Петр Гранат»[46]. Томасу гораздо больше подходила роль морского, а не сухопутного вояки.

— Вы стоите на самой дальней позиции, — напомнил я. — И наверняка первыми заметите французов. Удвойте вахту дозорных.

— Они не посмеют подойти к нам до рассвета, — самоуверенно заявил Сеймур.

— Вероятно, скоро появятся приборы, с помощью которых суда смогут приближаться к берегу во тьме, — заметил я. — А может, их уже изобрели.

— Ну, такого изобретения придется ждать тысячу лет. Ночью место на карте капитану подскажут звезды, но как он узнает, что прячется под днищем? Нет, никто не разглядит ночью подводные рифы, даже при свете звезд. А скалы…

— Том, — оборвал его я. — Вахтенные должны дежурить целую ночь. Таков приказ короля.

— Слушаюсь. — Он поклонился и припал к руке Кейт. — Я подчиняюсь любым приказам вашего величества. Да будет благословен ваш брак. Я каждодневно поминаю вас в моих молитвах.

Я услышал, как Том легко и пружинисто сбежал по сходням. Куда там старине Брэндону…

— По-моему, он стал чересчур легкомысленным, — пробормотала Кейт.

— А по-моему, он становится опасным, — добавил я. — Его разъедает тщеславие и пожирает зависть.

— Нет, ваша милость! — воскликнула она. — Вы придаете его особе излишнюю значительность. Он слишком легковесен.

— Возможно, — согласился я. — Но я буду приглядывать за ним. Мне он несимпатичен. Я сожалею, что пригласил его на наш праздничный ужин.

— А я нет. Вы поступили, как всегда, правильно и милосердно.

Кейт храбро обвила рукой мою талию. Такого с ней прежде не бывало.

— Вы столь добры, а мне ни разу не удалось показать вам, как согревает меня ваша великая любовь.

Прижавшись ко мне, она положила голову мне на грудь. Я склонился, чтобы поцеловать ее, и она не отпрянула — более того, пылко ответила на мой поцелуй.

На нижней палубе размещалась королевская спальная каюта, где я отдыхал во время плавания в Кале. Это просторное, превосходно обставленное помещение постоянно держали наготове, и там меня неизменно ожидало благословенное уединение.

— Кейт… — прошептал я, когда мы, тесно обнявшись, направились к ведущей вниз лестнице. — Жена моя, Кейт…

* * *

И там, на нижней палубе, за крепкой дверью, в каюте с единственным круглым иллюминатором, Кейт наконец стала мне настоящей женой. Благодаря взаимной привязанности я получил нечаянную награду и принял ее с благоговением, благодарностью и изумлением. Более мне нечего добавить, слова лишь осквернили бы чудесное таинство. И я не буду оскорблять эти воспоминания описаниями прелестей Кейт и нашей с ней нежности.

LXII

Я стоял один у борта, глядя на светлеющие небеса. Я вышел сюда еще в кромешном мраке, желая встретить рассвет на палубе.

Ночному бдению присуще нечто священное. Первые монахи мудро назначили первую молитвенную службу на полночь. Поистине, час этот благословен. И я молился в ночи на палубе, молился о благоденствии Англии — казалось, в этом пустынном безмолвии мои просьбы будут лучше услышаны на небесах.

Лишь бы нам удалось отбить вражеское нападение, неслыханное по размаху за всю английскую историю! Я чувствовал себя виновным в том, что не наладил отношения с Францией. Подобно промахнувшемуся охотнику, я допустил ужасную оплошность: я не убил зверя, а лишь ранил, разъярив его и тем самым побудив к ответному нападению.

А еще я ошибся с Шотландией. Мне стало это ясно только теперь. Их знать ерепенилась: «Шотландия не нуждается ни в вашем расположении, ни в брачном союзе с Англией». Я повел себя со скоттами с глупой безрассудностью; мне так не терпелось заключить союз, буквально плывущий в руки, что я бездумно дал волю нетерпению, оскорбил и запугал их до того, что им не оставалось ничего другого, как воззвать к помощи Франциска.

Ох, какого же дурака я свалял! Но должна ли Англия расплачиваться за это?

«Пусть падет кара на мою голову, — молился я. — Избавь, Господи, от расплаты королевство сие».

Однако в глубине души я понимал, что моя близорукость, многочисленные оплошности и все недостатки, не изжитые мной за долгие годы правления, ложатся огромной тяжестью на плечи простых кентских солдат и матросов. Сто с лишним судов ждут врага на нашей водной границе!

Забыв о счастье, дарованном мне в ночи Кейт, я стоял у борта, терзаемый душевными муками. Для своей жены я был мужем, но в преддверии этого сражения я обязан быть королем. Каюсь, я, король Англии, и не кто иной, подверг свою страну страшной опасности. «Избави нас, о Господи, от врагов наших».

* * *

Небо заметно посветлело, и я уже видел линию горизонта, пустынную туманную даль. Французы еще не появлялись. На восходе и на закате ветер обычно стихал, но вскоре он наберет силу. Я знал, что сегодня враг нападет на нас. Наступил первый день войны.

В четыре утра традиционно сменялись вахтенные. Утренний дозорный как раз вышел на палубу, и я услышал, как он переговаривается с приятелем, отстоявшим вахту с полуночи до четырех часов. Голоса обоих звучали сонно.

Берег озарился сиянием. Над восточным краем моря поднималось солнце, его лучи уже коснулись верхних, свернутых пока парусов, пробираясь в их складки. Корабли начали оживать. С камбуза потянуло дымком, в печах затеплились угли. Мое молитвенное уединение закончилось, пора возвращаться к мирским делам.

* * *

К завтраку, накрытому на том же столе, что и вчера, к нам с Кейт присоединились капитан и его помощник. Но сегодня на бурой домотканой скатерти расставили оловянную посуду и трапеза сопровождалась людским гомоном. Мы отведали галет, вяленого мяса и подогретого эля — чтобы узнать, чем кормятся наши матросы. Впечатление оказалось удручающим. Об галету я едва не сломал зубы.

— У нас говорят, что если такая галета упадет, то прибьет любого, кто спрятался под столом, — пошутил подавальщик, тощий юнга лет шестнадцати, и сам расхохотался.

Его смех был похож на лошадиное ржание.

— Но ведь от соленого мяса мы через два часа начнем мучиться от жажды, — с недоумением заметила Кейт. — А ее не утолить морской водой. Как же вы справляетесь с такими трудностями, когда корабль в открытом море? Может, разумнее брать на борт другое продовольствие?

— Свежее мясо быстро портится, — пояснил первый помощник. — А держать на судне всякую животину — птицу или скот — еще сложнее, чем хранить лишние бочки с водой.

— А зачем вообще нужно мясо?

— Без него никак нельзя. Некоторое время матросы, конечно, могут обойтись галетами, но когда дело доходит до тяжелой работы… одним хлебом сыт не будешь, да и прыти он не прибавит, — пожал он плечами.

— Не хлебом единым жив человек, — пробасил капитан, считая, что высказался остроумно.

— Очевидно, — с редкой резкостью ответила Кейт.

Ее раздражали шутливые упоминания Писания.

— Значит, наши моряки живут на таком скудном пайке? — спросил я, изрядно удивившись.

— В дальних походах — да. Хуже всего приходится испанцам в плаваниях к Новой Испании. Половина команды умирает по пути туда, — сообщил капитан. — Мы все благодарны тому, что по мудрости своей ваше величество не проявляет интереса к так называемому Новому Свету.

Верно, Новый Свет с его раскрашенными дикарями и каменными городами не стоит таких затрат.

— Удивительно, что корабли выдерживают столь дальние странствия, — сказал я. — Мне кажется…

Внезапно раздался оглушительный взрыв, породивший шквальный всплеск волн в гавани. Наш корабль сильно качнуло, и все, что нам подали на завтрак, попадало со стола. Галеты и правда ударились о палубу, точно камни.

Я вскочил и бросился к борту. Французы! Вражеские парусники заполонили горизонт, выстроенные в линию суда походили на гвозди, забитые с равными интервалами в гигантскую доску. И первым к нам приближался громадный военный галеон — именно он, точно насмехаясь, дал премьерный залп по нашей гавани. Пока я разглядывал надвигающуюся на нас армаду, громыхнула еще одна пушка. Война началась.

— Мне необходимо вернуться на берег для командования сухопутными войсками, — отрывисто сказал я, поворачиваясь к капитану. — Да дарует вам Господь победу.

Очередной выстрел, и новая волна качнула нас с такой силой, что я, потеряв равновесие, привалился к капитану

— Как только мы сойдем, — добавил я, — вступайте в сражение.

Я схватил Кейт за руку, и мы быстро покинули карраку.

С ужасом я смотрел, как «Большой Гарри» разворачивает паруса. Это был длительный процесс, а французы быстро приближались, надеясь потопить английский флагман, пока он стоит на приколе. Вот уж они порадовались бы! Я едва дышал — словно задержка дыхания могла сберечь время, — глядя, как моя каррака набирает скорость и ловко уклоняется от преследующего ее французского галеона, который, разогнавшись, едва не сел на мель.

Тем временем подошли к берегу и другие корабли французов. Наш флот должен дать им отпор, несмотря на их двойное численное превосходство.

— Нам надо скорее добраться до замка Саутси, — сказал я Кейт.

Мне хотелось увести ее подальше от места сражения. Но королева выглядела оживленной и страшно заинтересованной.

— Оттуда я буду наблюдать за ходом битвы и заодно командовать нашими полками. В Саутси будут доставлять донесения все гонцы, — пояснил я.

Что происходит сейчас в Кенте и Суссексе? Мы поднялись к замку на вершину холма, но я не увидел сигнальных костров. Хотя на то, чтобы их разожгли по всему южному побережью, может понадобиться несколько часов.

* * *

Задыхаясь и отдуваясь (быстрая ходьба была выше моих сил, прибавьте к этому страшное волнение), я миновал главные ворота, слыша, как по гавани разносится эхо очередного пушечного залпа. Сверху французская эскадра казалась гигантской дланью, готовой сомкнуть на горле противника безжалостные пальцы. А мои корабли под встречным ветром вяло барахтались, раскачивались, как скорлупки. Вода вокруг них вскипала под ударами вражеских снарядов.

Я прошел во внутренний двор крепости, и за мной с лязгом закрылась новая опускная решетка. Ее приводил в движение недавно изобретенный механизм рычагов, благодаря чему она мягко скользила в пазах. Несмотря на крайнюю озабоченность, я невольно оценил преимущества самого лучшего и дорогого оснащения крепостей. Радовала глаз каждая деталь, каждая мелочь… В данном случае не стоило обращать внимание на стоны обывателей, близоруких и мелочных людей…

Господи, о чем я думал? О рычагах решетки! А в это время враг атакует берега Англии! Не сумасшествие ли это? Старый рехнувшийся король… Нет, ничего подобного, я не безумен. Не безумен.

Поднявшись на стену отлично защищенной крепости, я окинул взглядом гавань. Численность противника потрясала. Казалось, вражеские корабли усеяли все море, точно маки летний луг. Против них из чашеобразной гавани Солента храбро выступал английский флот.

«Быстрее! Быстрее! — мысленно приказывал я им и тут же пытался командовать погодой: — Давай же, ветер, поднимайся!» Но наши паруса вяло колыхались под порывами капризных и изменчивых порывов. Лишь самые опытные мореходы могли сейчас быстро развернуть суда по ветру.

Наконец зашевелилась и «Мэри-Роуз», капитан сумел справиться с коварным бризом, паруса карраки надулись, и она сделала плавный поворот.

Какой величавый у нее вид! Я испытал ту же собственническую гордость, какая охватила меня при входе в замок, только на сей раз еще более сильную. С этим судном мы знакомы давно, к тому же его назвали в честь моей любимой сестры.

С высоты «Мэри-Роуз» выглядела игрушечным корабликом. Она покачивалась на волнах, трепетали на ветру ее бело-зеленые вымпелы, и я разглядел на верхушках мачт алые вспышки геральдических флагов, даже флаг вице-адмирала. Ряды поблескивающих пушечных жерл выступали из крутых боков корабельного чрева. Издалека этот парусник очень походил на тот затейливый торт, которым нас угощали вчера вечером. Именно на «Мэри-Роуз» я возлагал самые большие надежды и приказал как солдатам, так и морякам на его борту быть готовыми к любым неожиданностям сражения. Да, этот «тортик» стоил казне кучу золота.