Лесия Корнуолл - Безрассудная страсть

– Нет. – Томас нахмурился. – Обойдусь.

Эрик с размаху воткнул нож в стол и встал.

– Хорошо. Буду ждать вашего визита после того, как вы достанете нужную мне вещь. Пришлите записку, и я приду. Встретимся здесь же.

Томас тоже поднялся. Резкое движение отозвалось болью в ушибленной голове. Шляпу он взял, но надевать не стал. Пройдет еще немало дней, прежде чем он сможет ее носить. У прелестной Джулии Лейтон очень тяжелая рука для столь хрупкого телосложения.

– Виконт! – окликнул его Эрик, когда Томас подошел к двери.

Он зажмурился. Да, похоже, он с каждой минутой увязает все глубже. Обернувшись, он хмуро уставился на короля воров.

– Я забыл упомянуть, что цена растет. Жилье для Донована, оплата услуг доктора и так далее. Ну, вы меня понимаете.

Томас стиснул дверную ручку.

– Что еще?

– Меня интересует старая русская шлюха. Она носит рубиновый кулон размером с яблоко. Я его хочу. Разумеется, в дополнение к тиаре леди Каслри.

Фаворит мадам Анны, «генерал Семен». Даже Екатерина не сможет его возместить.

Томас сделал над собой усилие, чтобы скрыть гнев. Он испытывал сильное искушение поправить вора: сказать, что это не тиара, а орден, символ чести, которой у Эрика нет, – но он благоразумно воздержался.

– На это потребуется несколько дней.

Эрик холодно усмехнулся.

– Надеюсь, не больше. Патрик требует немалых расходов.

Томас нахлобучил шляпу и вышел, морщась от боли. Он надеялся, что неприятные ощущения помогут ему думать и его озарит какая-нибудь блестящая идея. Озарение не пришло. А боль усилилась.

Он вор. Тогда почему его удивляет, что к нему относятся как к вору? Он еще мог уйти, скрыться, но представил своего камердинера, запертого в темном сыром подвале, и понял, что никуда не денется.

Донован сейчас небось ругается на чем свет стоит, проклинает все и вся, и его густой ирландский баритон становится слабее с каждым ругательством, по мере того как воспаляется рана…

Да, судьба Патрика Донована всегда будет на его совести.

– Мистер Меррит?

Томас поднял глаза. Он находился в нескольких шагах от своего жилища, но между ним и вожделенной дверью стояли пять солдат в красных мундирах. А за ними – Стивен Айвз.

– Что еще? – спросил Томас. Он слишком устал, чтобы воевать. Сильно болела голова. Ему требовались еда, ванна и сон.

Стивен Айвз выступил вперед.

– Ублюдок, ты арестован.

Одним грехом больше, одним меньше… У Томаса больше не было сил. Оставалось только ждать, что произойдет дальше.

Еще ни к одному человеку на свете Стивен не испытывал такой ненависти, как к Мерриту. Томас и Джулия – вместе! Он представлял, как негодяй целует ее, обнимает, а она позволяет ему…

– Это Меррит убил Темберлея? – спросил он, когда Джулия, признавшись, стояла перед ним, с королевским достоинством ожидая своей участи. Стивен не мог выразить чувства словами. Он хотел уйти, убежать, никогда больше не видеть эту женщину, но смотрел на нее во все глаза, восхищаясь ее благородной красотой и чувствуя, что его переполняет ненависть к соблазнителю. Похоже, ее удивил вопрос относительно Темберлея.

– Нет. К тому времени он уже покинул Англию.

– А он знает о… – Стивен почувствовал подступившую к горлу тошноту и с усилием сглотнул. – Он знает о ребенке?

Ее взгляд стал жестким. Похоже, она готова была броситься на защиту своего малыша словно тигрица.

– Нет. У меня не было ни возможности сообщить ему, ни желания.

– Вы ему не доверяли? – спросил он и тут же, сжав кулаки, задал следующий вопрос: – Это было насилие?

Джулия покраснела, но не отвела глаз.

– Нет. Просто у меня не было намерения заставлять его жениться. Отец отказался от меня. Лишил приданого. Джейми – мой, только мой.

– Значит, вы и сейчас не собираетесь ему ничего говорить?

– Сейчас тем более, – уверенно проговорила она. – Он пока еще не дал согласия нам помочь. Думаете, он согласится, если узнает, что…

– У него нет выбора, – буркнул Стивен, имея в виду предстоящую миссию. Меррита можно заставить.

Но Джулия поняла его по-своему. Ее глаза стали злыми.

– Выбор есть всегда, милорд, и этот выбор я сделала сама.

Она развернулась на каблуках и, гордо выпрямившись, удалилась. Стивен остался в коридоре, глядя ей вслед и всем сердцем ненавидя Томаса Меррита.

А теперь Томас Меррит сидел напротив него в экипаже, и Стивен сверлил его горящим взглядом. Вор. Негодяй. Совратитель невинных девушек. Он сжал кулаки так сильно, что заскрипели перчатки. Ему хотелось наброситься на него, сомкнуть пальцы на горле мерзавца и сдавливать, пока он не перестанет дышать.

– Чему я обязан столь высокой честью? Вы явились за мной лично, да еще с таким внушительным эскортом, – спросил Меррит, встретив яростный взгляд Стивена.

Из-за кровоподтека на лбу он выглядел таинственным и зловещим. Стивен предположил, что именно таких мужчин женщины желают видеть героями своих романов.

– Думаю, леди, хозяйка часов, хочет поблагодарить меня лично, не так ли? – скучающим тоном проговорил Меррит. Стивен не ответил, но его взгляд сказал о многом. – Она могла бы послать мне записку или пригласить на чай. В таком похищении не было никакой необходимости. Я всегда готов подчиниться женскому капризу.

Был ли то каприз самой Джулии или его прихоть в ту ночь? Молодая невинная… девушка…

Она сказала, что это не было насилие. Но откуда юной неопытной леди знать разницу? Стивен почувствовал, что гнев испепеляет его.

– Леди, о которой вы говорите, моя сестра, и я не позволю ей запятнать себя общением с таким субъектом, как вы, вором, лжецом и…

Глаза Меррита, до той поры лениво прикрытые, распахнулись, и он взглянул на Стивена с веселым интересом.

– И кем еще? – спросил он, предлагая Стивену продолжать, но тот закрыл рот, для верности сжал зубы и стал представлять себе, как вызывает Меррита на дуэль и всаживает ему пулю между глаз.

Томас вздохнул.

– Вам нечего опасаться, майор. У меня и в мыслях не было причинить вред вашей сестре. Я вернул часы, потому что решил, что такая вещь должна быть дорога женщине. Я ничего от нее не ждал, и мне не нужна награда.

– Вот и хорошо, поскольку вы ничего не получите! – рявкнул Стивен. – Я только хочу знать, откуда они у вас.

– Я уже сказал, что выиграл их в карты на балу. Имени человека, поставившего вещицу на кон, я не помню, если это ваш следующий вопрос. Могу только сказать, что это была хорошая ночь. Я ушел домой с полными карманами выигранных денег. Ну и с этими часами.

Стивен устремил на него пристальный взгляд. Если бы взглядом можно было убить, Томас был бы уже мертв.

– И вы по доброте душевной решили их вернуть? Как вы узнали, где искать владелицу? В Вене тысячи женщин.

– Это верно. Но мужчина на миниатюре одет в британский мундир, как и большинство англичан, съехавшихся на конгресс, в том числе и вы. Вот я и предположил, что он член делегации.

Умен и обаятелен. Это еще больше разозлило Стивена.

– А почему бы не постучать в переднюю дверь и не передать вещь охране?

Меррит отвел глаза.

– Можете считать меня сентиментальным, но мне хотелось вручить их хозяйке лично.

– Странствующий рыцарь в поисках прекрасной дамы, – громко засмеялся Стивен, но его смех не был веселым. – Держитесь от нее подальше, Меррит, и от Джулии Лейтон тоже.

Теперь Томас пронзил собеседника взглядом. Стивен сверкнул глазами, всем своим видом показывая, что Джулия находится под его защитой.

– Это было бы проще, если бы мы сейчас не направлялись именно в английскую резиденцию. Причем не по моей воле. Так почему, позвольте спросить, меня везут туда в столь неурочный час? Едва ли это подходящее время для светских визитов.

– Я все объясню на месте.

Меррит вздохнул.

– Значит, казнь откладывается. Насколько я могу судить, мы едем не в австрийскую тюрьму.

– К сожалению, это не мой выбор, – буркнул Стивен, и его губы дернулись. Он представил себе, как затягивает петлю на шее негодяя. У него даже ступню свело – так хотелось вышибить скамью из-под ног преступника.

Он отвернулся и стал смотреть в окно. Вена была засыпана снегом и выглядела очень чистой и нарядной, хотя таковой, по глубокому убеждению Стивена, не была. Этот город – логово воров и лжецов.

Остаток путешествия прошел в молчании. Когда Стивен снова посмотрел на Меррита, оказалось, что тот крепко спит, словно человек, которому абсолютно нечего бояться.

Джулия положила перо и потерла глаза. Все ее попытки отбросить мысли о Томасе, о том, как он выглядел и каково это – опять быть с ним рядом в одной комнате, ни к чему не привели.

Сколько времени необходимо желанию, чтобы, наконец, умереть?

Он негодяй, разбойник и вор.

– Кому ты пишешь? – спросила Доротея, раскладывающая пасьянс у окна.

– Диане Талейран. Благодарю ее за вчерашнее приглашение. – Диана сообщит дяде, что получила письмо Джулии, и он поймет: его послание доставлено адресату. Князь решит, что интрига удалась, и будет ждать известий от лорда Каслри.

– Как это мило с твоей стороны. Возможно, нам следует пригласить ее на чай? Интересно, есть ли в дипломатическом протоколе какие-нибудь правила, регламентирующие приглашение племянницы посла? – размышляла вслух Доротея. – Имеет ли значение, на какой стул ее усадить и с какой стороны подавать пирожные?

Джулия прикусила губу.

– Понятия не имею. – Она знала, что лишится расположения Дианы после того, как кража будет обнаружена, и сожалела об этом.

– Леди Каслри, конечно, все это знает, но она начнет задавать вопросы, с какой целью нам нужна дружба Дианы, – размышляла Доротея. – Ей и в голову не придет, что нам она просто нравится и никаких политических мотивов за желанием видеться с ней нет. Ее светлость – политическое создание и вдобавок очень подозрительное.

Не говоря уже о том, что леди Каслри едва ли санкционирует вхождение падшей женщины в высшие дипломатические круги, каковы бы ни были цели, подумала Джулия. Она представила себе, как ее светлость затаилась словно хищная птица в ожидании одного только слова о любой совершенной Джулией оплошности, чтобы немедленно устремиться в атаку и убить – ну, в данном случае уволить и отослать с глаз долой. Да, вчера ночью она дала повод думать о ней бог знает что. Если даже Стивен заподозрил худшее, увидев Томаса Меррита, распростертого на полу ее комнаты, что подумает леди Каслри? И если их план провалится, лорд Каслри поможет супруге вышвырнуть выскочку вон. Что тогда станется с Томасом Мерритом? Люди угадают правду, услышав, что она знала его в Лондоне.

Опять крушение всего?

Джулию охватил такой сильный страх, что она вскочила. Лишь встретив удивленный взгляд Доротеи, она взяла себя в руки и более или менее спокойно сказала:

– Я пойду и попрошу кого-нибудь отнести письмо.

Доротея кивнула и отложила карты.

– Конечно. – Она выглянула в окно. – Кажется, на улице холодно. Хотя снег очень красив. Думаю, сегодня мы останемся дома и посмотрим, растает он или нет. Ты не могла бы принести мне книгу из библиотеки? Поэзия как раз подойдет. Мне хочется что-нибудь смелое, героическое и романтическое.

– Конечно.

Пробили часы на каминной полке. Доротея открыла крышку своих часиков, сверила время и улыбнулась.

Эхо быстрых шагов Джулии слышалось на лестнице и в вестибюле. Леди Каслри настояла, чтобы в том крыле дома, которое она занимает, полы устлали коврами. Она заявила, что постоянный топот в коридоре наводит ее на мысль, что дворец захвачен врагами. Остальные полы во дворце оставались голыми, и даже мягкий шорох женских туфелек наполнял помещение тревожным шепотом.

Разыскивая в библиотеке книгу для Доротеи, Джулия размышляла: где сейчас мистер Меррит? Вспоминает ли о ней?

Возможно, он забыл о той ночи. Наверное, она тоже смогла бы о ней забыть, если бы все сложилось по-другому… если бы она не забеременела… если бы Дэвид был жив и она стала герцогиней Темберлей…

Конечно, смогла бы, солгала Джулия сама себе. В этот момент она жила бы в одном из поместий Дэвида и составляла меню на день или планировала очередной прием. Нет, она бы не вышла замуж за Дэвида. Не после Томаса.

Джулия внимательно осматривала полки, но ей попадались только книги на французском и немецком языках, которых Доротея не знала. Наконец на самой дальней полке в углу она обнаружила томик лорда Байрона. Если Доротея хотела слов, которые согреют ее даже в холодный зимний день, эта книга определенно подойдет. Она вспомнила, с каким сладострастием лондонские дамы сплетничали за чаем о грешном поэте. Он поступал как хотел, жил за гранью хороших манер и приличного общества и, если его стихи тому показатель, наслаждался каждой минутой.