В сумерках Тень остановил коня возле можжевельника. Спешившись, он разложил на земле шкуру бизона и довольно странно смотрел на меня, пока я слезала с Красного Ветра.

– Прости меня, Анна, – прошептал он и, встав на колени, протянул ко мне руки. Я знала, что должна на что-то решиться. Тень пообещал моему отцу позаботиться обо мне, и я знала, что он сдержит свое слово. Еще я знала, что стоит мне попросить, и Тень отвезет меня в ближайший форт. У папы там были друзья. Я не сводила с него глаз. У него же не дрогнул ни один мускул. Он все еще стоял передо мной на коленях с протянутыми ко мне руками и бесстрастным выражением на лице, и в первый раз с тех пор, как я в него влюбилась, я видела в нем не только мужчину, но еще и индейца. Красная краска на лице. Орлиное перо в длинных черных волосах. Шкура волка. Шайен по крови. Шайен по жизненным устоям. Смогу ли я прожить всю свою жизнь с этим чужим для меня мужчиной? Как я могу забыть, что он индеец, и что индеец убил мою мать, и индеец уже снял, наверное, скальп с моего отца? Я вспомнила Джона Сандерса, Флоренс и Кати. Я вспомнила всех в нашей долине, кто погиб от ненависти индейцев и их мстительности.

Я глубоко заглянула в черные глаза Тени, но ничего не увидела там, никакого намека на любовь. Решение я должна была принять сама. Только протянутые ко мне руки Тени выдавали его чувства. Шла минута за минутой, а я не двигалась с места. Мои родители погибли от рук индейцев. Все мои друзья погибли от рук индейцев. И в моей душе зародилась ненависть ко всему народу. Однако с ней спорила моя любовь к Тени, потому что я любила его, несмотря ни на что. Я знала, что бы ни случилось, моя любовь останется неизменной. Наши народы могут залить всю землю кровью в старании уничтожить, друг друга, но я знала, что наша любовь одолеет все напасти.

Вздохнув, я подалась к Тени, и он крепко обнял меня. Я плакала у него на груди, рыдания сотрясали мое тело, глаза слепли от слез, и все же я ощущала тепло и покой, которые всегда снисходили на меня, стоило мне оказаться в его объятиях.

Я плакала, пока не ощутила пустоту внутри, и Тень все время обнимал меня, гладил по голове и молча успокаивал меня в моем горе.

В ту ночь мы совсем не говорили. Мы не клялись в вечной любви и верности. Но наши сердца не молчали. Они вели между собой безмолвный диалог. И с той ночи Тень перестал быть индейцем, а я белой. Мы были всего лишь мужчиной и женщиной, беззаветно любившими друг друга.

ГЛАВА 10

1876

Когда я проснулась, уже наступило утро и Тени со мной не было. В страхе я вскочила на ноги и тотчас успокоилась, увидав неподалеку мирно щипавшего траву Красного Ветра. Воин может бросить женщину, подумала я, но уж никак не своего драгоценного коня. Тень вернется. Теперь я в этом не сомневалась. И он тотчас появился на тропинке с оленем на плече.

– Завтрак, – коротко заметил он и принялся сдирать с него шкуру. – Когда мы будем жить среди шайенов, придется тебе самой свежевать оленей и варить их.

– Я помню. Воин никогда не делает женскую работу, если рядом есть женщина.

– Правильно, – усмехнулся Тень. – Сегодня я занимаюсь этим в виде исключения, потому что я слишком голоден, чтобы ждать, когда ты с ним справишься. Насколько мне помнится, ты всегда, разделывая мясо, закрывала глаза.

– Я изменюсь, – пообещала я.

Только сейчас я по-настоящему поняла, куда мы держим путь. Не могу сказать, что меня не пугала предстоящая жизнь с шайенами. А что, если мама была права? Что, если шайены не примут меня? Как бы я ни любила Тень, у меня не было желания становиться отверженной среди чужих людей, которые будут издеваться надо мной, потому что я – их враг.

– Далеко еще? – с дрожью в голосе спросила я Тень.

– Три-четыре дня. Да не бойся ты, – сказал он, опять прочитав мои мысли. – Мой народ примет тебя так же, как когда-то твоя мама приняла меня. Они будут любить тебя, хотя бы потому, что я тебя люблю.

В первый раз он сказал мне, что любит меня. На душе у меня потеплело, и все мои сомнения растаяли, как сон, едва я оказалась в его объятиях. Забыв обо всяком стыде, я распахнула куртку у него на груди и принялась гладить его крепкие плечи и грудь, восхищаясь его силой.

Тень растянулся на земле, улыбаясь от удовольствия. А я расхохоталась, едва заметила неопровержимое доказательство вспыхнувшего в нем желания. Он потянулся ко мне, но я отпрянула и побежала прочь. Я бежала от него, предвкушая свою радость, когда он догонит меня и подчинит себе. Но когда я оглянулась, он все так же лежал на траве, только теперь подложив под голову руки. Пришлось мне вернуться и встать рядом.

– Иди ко мне, женщина. У меня кое-что есть для тебя, – ласково проговорил он.

– Нет.

Глаза Тени смеялись.

– Ты начала, так теперь заканчивай.

– Иди ты ко мне.

– Анна.

Лукаво улыбаясь, я принялась раздеваться, и через несколько мгновений стояла перед ним совсем голая. Солнце грело мою кожу, а взгляд Тени обжигал ее. Со стоном он поднялся, обнял меня и опять повалился на землю, увлекая меня за собой.

Мы долго резвились под безоблачным синим небом, а потом соединились в густой высокой траве, как дикие звери. Я отзывалась на любое прикосновение Тени и мурлыкала, как котенок, когда его сильные руки ласкали меня. Не в силах удержаться, я шептала его имя, едва он проник в меня, и забыла обо всем на свете, отдавшись колдовской власти любви.

Прошло много времени, прежде чем мы наскоро поели и свернули лагерь. Пока я занималась костром, Тень вырезал из туши лучшие куски и спрятал их в седельную сумку. Закончив с делами, он легко вскочил на своего коня и протянул мне руку.

Странно себя чувствуешь, когда едешь и едешь, зная, что на расстоянии многих миль нет ни одного человека, кроме тебя и него. Мы были как Адам и Ева в райских кущах и видели только зверей – бизонов и оленей, да один раз чесавшегося о дерево гризли. У нас не было недостатка в воде и мясе, потому что Тень отлично знал все источники на нашем пути и был искусным охотником.

На четвертый день утром я увидела вдалеке нечто, напомнившее мне длинную черную змею. Подъехав поближе, я поняла, что индейское племя перебирается с одного места на другое.

– Тси-тси-тса, – воскликнул Тень и поторопил коня.

Тси-тси-тса. Это означало «те, кто связан с нами родством». Племя дакотов называет Ша-Е-На народ Тени, что значит «люди, говорящие, как мы». Белые переняли у них это название, но упростили произношение.

Индейская деревня в походе – зрелище в высшей степени живописное. Впереди на боевых конях едут воины. Одетые во все самое лучшее, они великолепны, дики, горды и устрашающи. Юные воины снуют туда и сюда вдоль колонны, красуясь перед девушками. Следом ведут коней, нагруженных всяким скарбом от кож для вигвамов до оружия. Дети и женщины идут среди животных, а самые юные и самые старые едут на них. Позади шел табун индейских коней, которых были тысячи. Они поднимали такую пыль и так шумели, время от времени не забывая лягнуть крутившихся под ногами собак, что я никогда ничего подобного в глаза не видела.

Индейцев и коней в таком количестве я видела в первый раз, и мне до конца своих дней не забыть это зрелище. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, эти люди свободны и никогда не смогут быть счастливыми в резервациях. Я узнала отца Тени. Черный Филин ехал первым на великолепном, в яблоках, коне. Красный Ветер фыркнул и прижал уши, когда Тень повел его рядом с конем Черного Филина. В какой-то момент мне даже показалось, что они вот-вот подерутся, однако тихие команды всадников успокоили их.

Черный Филин ласково улыбнулся Тени, и они обменялись рукопожатием. Наскоро переговорив с отцом, Тень направился туда, где шли женщины, и я, оказавшись между Оленихой и Молодым Листком, постаралась не выдать своего неудовольствия оттого, что мне приходится идти, а он удобно едет вместе с другими воинами.

Многому мне надо было еще учиться!


Вечером я узнала, что скво ужинают только после того, как воины заканчивают трапезу, и они должны молчать, если их мужья принимают гостей. Еще я узнала, что женщины обыкновенно готовят гораздо больше еды, чем нужно, и считается оскорблением, если ты отказываешься от предложения разделить с хозяевами обед или ужин.

В ближайшие дни я узнала много полезного. Тень говорил правду. Всю «домашнюю» работу выполняли женщины, а она включала в себя немало. Надо было запасаться сушняком, мыть все, что требует мытья, включая коней, готовить, шить, ухаживать за детьми, чинить шкуры, которыми покрывали вигвамы, носить воду, свежевать дичь и сушить мясо впрок…

Хотя мы с Тенью не были женаты по обычаю шайенов, я тем не менее считалась его женщиной, следовательно, должна была делать то, что делает жена индейца. То есть делать все. Чем занимались воины, пока их женщины гнули спины? Они разъезжали вокруг в своих перьях, курили трубки, ходили в гости друг к другу, играли в разные игры.

Днем небольшая группа, как правило, отделялась от «змеи» и отправлялась на охоту добывать мясо для всего племени. Это было единственной обязанностью воинов, насколько я сумела разобраться в жизни индейцев, и мне было интересно, как относятся жены к их привольной жизни.

На другой день к вечеру у меня ужасно разболелись ноги. Молодой Листок, первая жена Черного Филина, дала мне свои мокасины, в которых идти было несравнимо легче, так что я поклялась никогда больше не надевать туфли. Олениха тоже проявила щедрость. Видя, как мне неудобно в длинной юбке, она подарила мне прелестный наряд из отличной кожи со множеством украшений. Правда, я чувствовала себя в нем полуголой, зато моя походная жизнь стала легче.

В одежде шайенов, с двумя длинными косами за спиной я начинала ощущать себя будто и взаправду родившейся в вигваме.

Что до вигвама, то так как у нас с Тенью ничего не было, мы поселились вместе с его отцом. Черный Филин и его жены относились ко мне с таким уважением и такой добротой, что я вскоре полюбила их. А его жены были очень разными и по возрасту, и по характеру.

Сначала Молодой Листок. Ей было около сорока лет, и она уже начинала полнеть. Но ее очень красило лунообразное живое лицо. Насколько я поняла, она уже долгие годы была женой Черного Филина, и очень удивилась, узнав, что она стала ею всего пять лет назад. За это время она родила ему двух сыновей, но оба умерли, еще не научившись ходить. Даже когда она улыбалась, глаза у нее оставались печальными.

Молодой Листок отличалась спокойным нравом и тихим голосом, но была на редкость умна. Частенько, когда Олениха уже спала и в вигваме все замирало, я слышала, как Черный Филин обсуждал с ней дела племени.

Олениха же была совсем юной, лет шестнадцати-семнадцати, не старше. Слишком юной для мужчины, которому уже под пятьдесят! Она стала женой Черного Филина всего месяц назад и по виду была совершенно довольна своей судьбой, даже несмотря на то, что ей приходилось делить мужа с Молодым Листком, о чем я не могла думать без отвращения. Тем не менее, побыв с шайенами какое-то время, я заметила, что у многих воинов по нескольку жен. У Большого Бобра их было три. А у Лося Мечтателя, этого высохшего старика, целых четыре!

С Оленихой мы были близки по возрасту и быстро подружились. У нее очень часто менялось настроение. То она веселилась до упаду, то вдруг, без всякой видимой причины, начинала сердиться. Я часто замечала, как Черный Филин смотрит на нее в недоумении, не зная, то ли наказать ее, то ли пожалеть. Когда мы с Оленихой сошлись поближе, я спросила ее, неужели ей в самом деле нравится быть второй женой.

– А почему нет? – ответила она вопросом на вопрос. – Черный Филин – храбрый воин и хороший охотник. У нас всегда есть мясо. Да и работы меньше, если нас двое.

Что ж, насчет работы это совсем неплохо, но ведь делить приходится не только работу, но еще и мужа. А вот это уже слишком! Правда, об этом я ей не сказала. В конце концов, нечего совать нос в чужие дела!

Когда я освоилась настолько, что отставила в сторону все прежние предрассудки, я поняла, насколько наличие нескольких жен не только упрощает жизнь, но и решает многие практические проблемы. Женщин в племени было намного больше мужчин, и воин часто женился на старухе или вдове, чтобы дать ей кров и пищу.

Жизнь в одном вигваме почти не оставляла возможности побыть наедине, и меня очень трогало, когда семейство Тени на час или около того покидало вигвам, чтобы мы с Тенью могли побыть одни. Я очень ценила каждое такое мгновение. Мы могли от души нацеловаться под бизоньими шкурами, и вскоре я знала тело своего мужчины не хуже своего собственного. Каким счастьем было лежать в его объятиях и знать, что он любит меня и я люблю его.

Пока мы были в пути, я довольно часто ловила на себе взгляды одной молодой индианки. Она была очень хороша собой. Высокая, стройная, с черными волосами по пояс и сверкающими черными глазами. Как-то я улыбнулась ей, решив, что она хочет подружиться, но она нахмурилась и отвернулась. Удивившись, я спросила о ней Олениху.