На следующий день ливень прекратился, а вскоре приехал Хэнк. Он привез роскошные детские седла для катания на пони, которые уже дожидались своих новых хозяев в конюшне; а Рут преподнес альбом для рисования и набор акварельных красок самых невероятных расцветок.

Дело в том, что Рут, пытаясь как-то скоротать время, пока дети учились, а Хэнк работал с бумагами, увлеклась рисованием. Начала с натюрмортов и пейзажей, потом перешла на портреты детей и мужа. Хэнк одобрил новое занятие жены и в следующий раз привез ей масляные краски, кисти, холсты и огромное количество книг по живописи.

В декабре Рут и Хэнк вместе слетали ненадолго в Йоханнесбург. Побывали на концерте, поужинали в дорогом ресторане, а на следующий день отправились за рождественскими покупками. Заодно Рут побывала у врача, который нашел состояние ее здоровья прекрасным.

Пару недель спустя они снова отправились в город, взяв на этот раз с собой детей и гувернантку. Было странно в разгар лета видеть улицы и витрины магазинов в рождественском убранстве. Памеле и Тони казалось, что они, как и героиня их любимой сказки Алиса, попали в Страну Чудес.

Вернувшись домой, они поставили в гостиной искусственную елку, хотя погода была совершенно не рождественская — из-за ярких солнечных бликов невозможно было даже смотреть на океан.

Рут не очень-то доверяла обещаниям Хэнка хранить ей верность и каждый раз, когда муж уезжал по делам, была как на иголках. Чтобы скоротать долгие часы ожидания, она усердно рисовала и настолько преуспела в этом занятии, что стала изготовлять собственную, с затейливым орнаментом оберточную бумагу для подарков, раскрашивала рождественских ангелов и елочные игрушки.

— Ты счастлива, моя дорогая? — спросил Хэнк вечером накануне Рождества, когда они, разложив по красным чулочкам подарки и выполнив тем самым обязанности Санта-Клауса, присели отдохнуть.

И в самом деле, подумала Рут, счастлива ли я? Конечно, повышенную нервозность в какой-то степени можно объяснить беременностью, но, как бы то ни было, никогда еще Рут не чувствовала себя так неуверенно. Прекрасные дети, желанная беременность, любимый муж. Казалось бы, что еще надо?

Но в том-то и дело, что в последнее время Рут ощущала какое-то отчуждение, возникшее между нею и Хэнком. По-настоящему близки они были только в постели, когда не требовалось слов и объяснений, когда жарко сплетались их обнаженные тела.

Не зная, как выразить свое состояние словами, Рут заплакала. Хэнк бережно привлек ее к себе одной рукой, а другой нежно погладил заметно округлившийся живот.

— Вот кто у нас капризничает. Но ты не волнуйся, в конце концов все пройдет.

Лучше сказал бы, что любишь меня, подумала Рут, а вслух произнесла:

— Тебе хорошо так говорить. Не ты беременный.

— Вот тут ты совершенно права, — усмехнулся Хэнк.

— Как ты только терпишь мои капризы, — всхлипнула Рут. — На твоем месте я бы возненавидела такую дуру, как я.

— Возненавидеть? — переспросил Хэнк, заглядывая в ее тревожные глаза. — Вот уж нет! Никогда, — торжественно заверил он ее.

Утро следующего дня началось с шумных возгласов восторга и шелеста разрываемых пакетов с подарками. Несколько дней в доме все жило Рождеством. Потом Рут и Велма вдвоем разобрали елку, сложили в коробку игрушки и убрали все до следующего декабря.

После праздников Хэнк дважды возил Рут в Йоханнесбург к врачу. Роды наступили в первую неделю марта. Их принимали специально приехавшие доктор, сестра и анестезиолог.

Кэтрин Кэнон родилась в спальне своих родителей в самый разгар тропического шторма, когда огромные волны, казалось, вот-вот смоют все с лица земли. Это была очаровательная девочка с голубыми глазами и густым пушком иссиня-черных волос. Все, как предсказал Остин.

Пока врач и сестра занимались роженицей, Хэнк стоял рядом с кроватью, держа ребенка в неумелых руках. В глазах его застыли слезы счастья.

Глядя на эту трогательную картину, Рут не могла не почувствовать и себя счастливой. Теперь у нее было все, что только может пожелать женщина. Даже если Хэнк любит ее не так сильно, как хотелось бы, даже если во время своих многочисленных отлучек он что-то себе позволяет, что ж! В жизни не бывает, чтобы все было абсолютно так, как хочется.


День спустя у Рут пошло молоко, и она начала кормить младенца грудью. Нежно поглаживая крошечную головку, она сказала:

— Ты, моя радость, явно будешь не в меня, а в папу, но я смирюсь с этим. Быть может, это даже хорошо, потому что в один прекрасный день ты унаследуешь его дело. Я тебе это обещаю.

Раздался легкий стук в дверь, и в спальню вошли Памела и Тони. Они с явным любопытством знакомились с сестричкой, но еще больше их волновало, как отразится на них появление нового члена семьи. Не будет ли мама их меньше любить?

— Кэтрин мала и требует очень много внимания. Одной мне не справиться, поэтому я, конечно, нуждаюсь в вашей помощи.

— А Хэнк? Разве он не будет тебе помогать? — озабоченно нахмурилась Памела.

Естественный, казалось бы, вопрос больно ранил Рут. Хэнк обожал малышку, хотя не меньше любил Памелу и Тони. Тем не менее между супругами снова возникло какое-то отчуждение, Хэнк теперь спал в одной из гостиных и приходил в спальню только для того, чтобы посмотреть на новорожденную, а не на ее маму. Вскоре возобновились его поездки в город, и к Рут вернулось прежнее беспокойство.

Непосредственным поводом стал звонок Хэнка из Йоханнесбурга. Он сообщил, что задерживается, и просил ее не беспокоиться. Рут немедленно позвонила и заказала вертолет. Поцеловав старших детей, она завернула в теплое одеяльце Кэтрин, сложила то, что могло понадобиться ребенку, в саквояж и отправилась в путь.

Вертолет приземлился на крыше отеля, в котором временно остановился Хэнк, поскольку в его собственном особняке шел ремонт. Служащий помог Рут сойти и забрал багаж.

— Отнесите все в номер 1354, — сказала она, входя в лифт.

Боже, что я делаю, мысленно ужасалась Рут, глядя на безмятежное лицо служащего. Если я застану Хэнка с другой женщиной, это больно ранит меня, а если он один, мое недоверие оскорбит его.

На этаже коридорный, взявший на себя заботы о гостье, постучал в номер, Рут в ожидании закусила нижнюю губу, прижав к себе ребенка крепче, чем это требовалось. Ответа не последовало, и тогда служащий открыл дверь собственным ключом.

Первое, что она сделала — открыла шкаф. В нем висела одежда Хэнка. Только его. В номере чувствовался знакомый запах одеколона. Никаких других запахов Рут не ощутила.

Зато ощутила себя изрядной дурой.

Господи, до чего я докатилась! — сказала она себе и хотела тут же покинуть номер, вычеркнуть из памяти свой нелепый поступок. Но Кэтрин к этому времени проголодалась, да и Рут слишком устала, чтобы немедленно пуститься в обратный путь.

Покормив и перепеленав ребенка, Рут прилегла на диван и задремала. Очнулась она от звука захлопываемой двери.

— Так-так, — не сулящим ничего хорошего голосом прошелестел Хэнк. — А как насчет того, чтобы заглянуть под кровать? Или поискать губную помаду в ванной комнате?

— Извини меня, дорогой, — всхлипнула Рут.

Хэнк наклонился над спящим ребенком и поцеловал его в лобик.

— Как жаль, что тобой руководила лишь ревность, а не желание побыть со мной, — сухо сказал Хэнк. — Полагаю, в следующий раз ты наймешь частного детектива.

Рут села, судорожно пытаясь застегнуть блузку, оставшуюся распахнутой после кормления. Но Хэнк отвел ее руки и заставил Рут вновь лечь. Он долго смотрел на ее полные груди кормящей матери, потом с легким стоном припал к ним.

Хэнк так давно не прикасался к ней, что Рут мгновенно почувствовала возбуждение. Поласкав один сосок, он принялся за другой, в то время как она в экстазе извивалась на кровати. Мгновенно сбросив одежду и обнажив тело жены, Хэнк резким движением вошел в нее.

Рут в неистовом желании выгнулась так, что только голова, плечи и ступни касались кровати. Как только она почувствовала Хэнка внутри себя, сразу же наступило облегчение. То же самое испытал и он.

Тем труднее было Рут сказать мужу то, что давно зрело в ее сознании.

— Хэнк, я хочу уехать в Штаты.

Наступило долгое молчание. Рут подумала даже, что он не услышал ее слова. Она обрадовалась, поскольку уже жалела, что произнесла их.

Но, оказывается, Хэнк все прекрасно слышал, потому что приподнялся на локте и недоверчиво спросил:

— Уехать куда?

— Помнишь, ты говорил мне, что мы не готовы к совместной жизни. Так вот, теперь я поняла, ты был прав. Я хочу вернуться домой.

— Можешь уезжать, но Кэтрин останется со мной, — твердо сказал Хэнк.

— Я никогда не брошу моего ребенка, — отрицательно покачала головой Рут.

Резко перевернувшись на спину, Хэнк уставился в потолок. Потом с мрачной, не предвещающей ничего хорошего улыбкой сказал:

— Ты способна вывести из себя даже святого.

— Так ты отпускаешь нас? — игнорировала его замечание Рут.

— Ни за что, — ответил Хэнк, глядя ей прямо в глаза. — Я сам отвезу тебя в Америку, в наш дом у маяка. Может быть, случится чудо и ты снова станешь той женщиной, на которой я женился.

Эти слова глубоко ранили Рут, и она горько заплакала. Она слышала шум душа, шуршание одежды и наконец стук захлопнувшейся двери. Сердце Рут было готово разорваться от горя.

Рядом в мирном неведении посапывала Кэтрин. Она и не подозревала, какой конфликт назревает в отношениях родителей.


Неделю спустя семья в полном составе вернулась в Америку, в дом у маяка. Памела и Тони сразу же были зачислены в ближайшую школу. Хэнк проводил все дни в городе, занятый делами, и присылал одну женщину за другой, чтобы Рут могла выбрать экономку.

В конце концов она остановилась на миссис Твист, добродушной пожилой женщине, которая чем-то напоминала соседку по старому дому — миссис Петерсон.

— Все ваши проблемы, дорогая, от того, что вы слишком устаете, — сказала как-то утром миссис Твист, с жалостью глядя на сидящую в огромном кресле Рут с маленькой Кэтрин на руках. — Извините, мадам, но когда я вижу огромные синие круги у вас под глазами, мне хочется плакать.

Рут осторожно вынула грудь из рта спящей девочки, поправила лифчик и запахнула блузку.

— Мне грех жаловаться на жизнь, — ответила она. — У меня есть все, что нужно для счастья.

— Может быть, вам стоит поговорить с врачом? — предложила старая женщина. — Я слышала по радио о случаях химического дисбаланса в организме, когда люди чувствуют себя отвратительно без явных на то причин.

Улыбнувшись легкости, с которой жонглировала научными терминами миссис Твист, Рут положила младенца в кроватку и посмотрела в окно на серые волны залива.

— Я уверена, что с дисбалансом у меня все в порядке, — задумчиво заметила она. — Дело в моем сердце. Вот откуда все тревоги.

— А мистер Кэнон сегодня ночует дома? — как бы между прочим спросила экономка.

Какая же проницательная женщина эта миссис Твист! Всего несколько дней живет в доме, а уже поняла суть проблемы.

— Нет, — со вздохом ответила Рут, обняв себя руками, потому что ей вдруг стало зябко. — Муж сегодня поздно вечером проводит важное совещание, а завтра рано утром ему надо быть на работе.

Предстоящие суббота и воскресенье обещали быть невеселыми. Памела и Тони собирались уехать к родителям Остина, а Хэнк — он, конечно, же будет занят делами!

Миссис Твист подняла лежавший в ногах кровати красно-серый плед, сложила и аккуратно положила на место. Совершенно очевидно, она хотела сказать Рут что-то важное и никак не могла решиться.

— Извините меня, мадам, — все-таки собралась с духом миссис Твист. — Мне кажется, вам не повредит, если вы приоденетесь и немного развлечетесь с мужем в городе.

Идея отправиться в город и попытаться найти общий язык с мужем, показалась Рут заманчивой. Но она тут же вспомнила недавний эксперимент, который проделала в Йоханнесбурге. Вспомнила пылающие гневом глаза Хэнка, которого заподозрила в неверности.

— Я не могу оставить ребенка одного, — попыталась найти отговорку Рут.

— Кэтрин не такая уже крошка, чтобы ее нельзя было оставить на день-другой без родителей, — отмела ее возражения миссис Твист. — Будьте спокойны, я о ней позабочусь. Тем более, что она уже почти совсем перешла на искусственное питание.

Рут тяжело вздохнула. С этой пожилой мудрой женщиной она могла говорить откровенно.

— Знаете, миссис Твист, моему мужу не понравится, если я нагряну как снег на голову, — грустно призналась она. В тоже время ей безумно захотелось зайти в дорогой магазин, пообедать в хорошем ресторане, побывать на веселом мюзикле, а главное хотя бы ненадолго отвлечься от каждодневных монотонных обязанностей. — Хэнк решит, что я проверяю его.