Этот вечер просто шикарен. Ну да. Вкратце о моей жизни.

И он становится еще лучше, потому что телефон звонит снова – опять мой отец. Хотя это уже невозможно.

Я хочу решительно сбросить вызов, но знаю, что рано или поздно должен буду ответить и начать этот разговор. Отец звонит мне каждый божий день в течение последних нескольких недель, так что это должно быть важно или срочно. Наверняка это касается компании – там все и всегда важно или срочно.

И я более чем уверен, что он еще раз начнет объяснять мне, почему я должен взять на себя его фирму и принимать участие в жизни его империи, которую он с таким усердием построил. Тот факт, что он громче всех утверждает, что дело его жизни должно продолжаться в рамках его семьи, не лишен иронии. Кроме того, совсем скоро он выполнит свою угрозу, данную прошлой осенью, когда он заверил меня, что его терпение ограничено и что он не позволит мне и дальше тратить впустую свою жизнь. Мне пришлось выслушать все эти нотации на Рождество, пока мы сидели за праздничным столом.

Теперь срок, который он мне дал, истекает. Лето пришло, и я уже должен был присоединиться к компании.

Вопрос не в том, станет ли он как-то действовать и закручивать гайки, а только в том, когда это произойдет…

Надо отдать ему должное – настойчивости моему отцу не занимать.

И, конечно, он спросит меня, как продвигается учеба. Я был зачислен почти на два года, потому что он этого хотел, но о том, чтобы по-настоящему учиться, не могло быть и речи. Я поступил, потому что надеялся, что тогда он отстанет от меня. И, конечно, еще и потому, что это приносит мне пользу. Экономика, финансы – я посещаю отдельные курсы, которые могут быть полезны для клуба. Но не более того.

– Что ж, поехали.

Я узнаю все ответы, только если наконец приму звонок от него. Может, после этого он оставит меня в покое хотя бы до Рождества.

– Мэйсон. – Его голос глубокий и немного сердитый.

– Чем обязан? – спрашиваю я спокойно и вежливо.

– Почему ты никогда не отвечаешь на мобильный? Хороший бизнесмен всегда должен быть на связи.

Пауза.

Я жду.

– Конечно, ты и сам это знаешь, – признает он, и в этом уверен не меньше меня. Мы оба прекрасно знаем, почему я не отвечал.

– Гриффин заходил к тебе, – это не вопрос.

– Неплохо было бы предупреждать, – признаю я.

– Это случилось бы, если бы ты не избегал моих звонков.

Туше.

Совершенно измученный, я иду к своему письменному столу под маленьким окном, из которого открывается невероятно захватывающий вид – прямо на кирпичную кладку напротив. Я прислоняюсь к нему и тру ладонью виски. Я полностью изнурен.

– Что ты хочешь, папа?

– Приходи в компанию, мальчик.

– Как часто ты собираешься заводить этот разговор? Я не хочу иметь ничего общего ни с компанией, ни с этими людьми, ни с Гриффином, ни с тобой.

Во мне закипает гнев. Медленно, но верно.

– Что сделано – то сделано. Надо оставить прошлое и двигаться вперед.

Теперь я уже смеюсь. Такие слова может произнести только человек, у которого в прошлом не было ничего важного или того, что глубоко ранило его.

– Я сейчас положу трубку.

– Мэйсон, – предупреждает он, – ты присмотришься к фирме и сделаешь это со всем старанием. Клуб не имеет значения, важно твое будущее.

– Ты имеешь в виду, что важны компания и твоя репутация. Кому нужен сын, который руководит – по твоему мнению – третьесортным клубом, где развлекаются простые люди. Или как?

Он не реагирует. Может быть, в этом нет необходимости, потому что это правда.

– Я хочу, чтобы мы договорились о встрече в следующем месяце.

– Что-нибудь еще?

– В следующем месяце, Мэйсон.

Он вешает трубку.

Я небрежно бросаю смартфон на стол, глубоко вздыхаю и ненадолго закрываю глаза. Он не может заставить меня это сделать. Но может значительно усложнить мне жизнь. И я чувствую в себе сопротивление. Я понимаю, что, может быть, мне следует уступить, потому что я веду себя, как он: выношу суждения, не вникнув в суть вопроса. Но после всего, что подарило мне мое прошлое – отсутствие матери, отец-трудоголик, предполагаемый друг Гриффин, который без стеснения лезет в самое сердце компании и всегда готов нанести удар в спину, и бесчисленного множества других, жадных до денег манипуляторов, – я все еще не готов к этому шагу.

Я смотрю на лежащие передо мной бумаги, но, поскольку я не в состоянии ясно мыслить, а этот разговор еще звучит отголоском в моих ушах, я откладываю их в сторону, в специальный ящик. О них позабочусь завтра.

Я обожаю свой клуб. И не собираюсь принимать неверные решения или садиться за работу без энтузиазма только потому, что отец выбил меня из колеи.

Взять себя в руки. Я должен взять себя в руки.

Я хватаюсь за деревянный край стола, наклоняюсь вперед, опускаю голову и полностью концентрируюсь на своем дыхании.

Все будет отлично. Клуб работает хорошо, Энди очень многое для меня делает, я могу на нее положиться. Как это было всегда с Сьюзи – и со всеми, кто здесь работает. Что касается моего отца, то… Не думаю, что ситуация может быть еще хуже. А Джун?

Проклятье! Я резко отталкиваюсь руками от стола, начинаю мерить шагами офис и испытываю желание закричать.

Иногда я даже жалею, что влюбился в Джун. Этого не происходило со мной после Эль. С тех пор я не позволял девушкам тронуть меня, по крайней мере, так сильно. Ни одна из них не западала мне в сердце так глубоко. Я не собирался снова превращаться в такого ранимого и такого уязвимого. Такого мягкого и чувствительного.

Если бы Джун не пришла тогда с Энди, в мой клуб, если бы она не облила меня своим коктейлем и не очаровала меня, все было бы легче. И проще. Нормальнее.

Не знаю, было бы ли мне лучше…

9

А обстановка-то накаляется… [10]

Джун

Я на складе одна. Уже не меньше пяти минут. По крайней мере, по ощущениям. Я уже давно потеряла всякое чувство времени, а часов поблизости нет. Так или иначе, я все еще стою перед этим проклятым шкафом, частично обнаженная и полностью ошарашенная. Что это вообще было?

Соломинки. Я должна была просто забрать эти чертовы соломинки. Как это могло привести к тому, что я оказалась на складе с голой грудью, а Мэйсону пришлось давать мне свою одежду? Откуда он вообще так быстро взялся? Как по мне, звучит будто сюжет для начала паршивого, но вполне приемлемого порно.

У меня пересохло во рту, поэтому я несколько раз сглатываю, провожу языком по губам, чтобы их увлажнить, и глубоко вздыхаю. Затем наконец даю себе пинок, которого мне не хватало, и убираю руки с груди, чтобы одеться.

Немного подрагивая от холода, я снова и снова осматриваю свой топ, который порвался спереди и весь измялся. Тонкая ткань не имела ни малейших шансов выстоять против гвоздя. Теперь остается только выбросить его, так что я кидаю его на пол, и снова у меня не остается никаких вариантов, кроме рубашки. Рубашки Мэйсона…

И тут я делаю то, чего делать не стоило: я зарываюсь в нее носом и вдыхаю аромат. О. Мой. Бог. Как запах может быть таким прекрасным? Таким интенсивным, древесным и свежим одновременно. Таким сексуальным…

– Мэйс, я тебя ненавижу, – бормочу я, понимая, что на самом деле он повел себя правильно – это было очень мило и заботливо с его стороны, отдать мне свою рубашку.

Я медленно надеваю ее через голову, она мне слишком велика, поэтому я заправляю ее в юбку. Выглядит по-дурацки, но, по крайне мере, мне не придется расхаживать тут голышом. Хотя я именно так себя сейчас и ощущаю. Голой. Как будто я ощущаю не ткань рубашки, а прикосновения Мэйсона.

Я крепко зажмуриваю глаза и стараюсь подумать о чем-нибудь другом – но выходит еще хуже.

Устало откидываю волосы назад, как минимум в сотый раз поправляю рубашку, чтобы убедиться, что она ровно сидит, и, наконец, прихожу в движение. Я наклоняюсь и поднимаю коробку, упавшую рядом со мной, чтобы разобрать весь этот хаос. Поставив ее ровно, я складываю в нее соломинки с пола, одну за другой.

После того как пол убран и нигде больше не видно притаившихся соломинок, я кладу майку сверху на коробку, обхватываю ее руками и направляюсь обратно к Энди. Кто знает, сколько соломинок осталось у них в баре, а эти, после того как я, идиотка, раскидала их по полу, нельзя теперь сразу использовать.

Стена жара и пота обрушивается на меня, как только я выхожу со склада. В зале я вижу, как ко мне спешит Энди, и я ставлю коробку под барную стойку, чтобы никто об нее не споткнулся.

– Джун, все в порядке? Тебя нет уже целую вечность. Ты нашла соломинки?

– Да… эм… прости, – бессвязно отзываюсь я, указывая на коробку. – В смысле, они здесь. Правда, мне очень жаль, но они все попадали на пол. Придется сначала положить их в посудомоечную машину, прежде чем выдавать гостям.

Я виновато поджимаю губы.

– С любым могло случиться. Спасибо, что принесла их. Я сейчас предупрежу Купа и Пола и позабочусь об этом.

Ее щеки раскраснелись, а волосы растрепались, коса едва сдерживает ее длинные тяжелые волосы. Капельки пота блестят у нее на лбу. И при этом она словно светится. Кто бы мог подумать, что она так погрузится в эту работу? Энди осваивает ее все увереннее.

– Спасибо за понимание.

– Это ведь рубашка Мэйсона, верно? – При этом вопросе что-то щелкает у меня в голове, и я не могу прямо ответить на него. У меня защекотало в животе и… господи, неужели даже встали соски? Дьявол, вот же маленькие предатели.

– Да, он был на складе, – уклончиво отвечаю я.

– Ага, но и ты была там же.

– Верно, – отвечаю я сдавленным голосом. Отлично, просто отлично. – Мэйсону пришлось одолжить мне свою рубашку, у меня произошло небольшое ЧП с майкой и гвоздем и… о, не спрашивай, – со вздохом добавляю я и приподнимаю пальцами жалкие остатки топа, чтобы показать подруге, прежде чем выбросить его в мусор.

– Что?! – У нее расширяются глаза. – Ты не поранилась? Тебе что-нибудь нужно? Хочешь пойти домой переодеться?

– У меня есть эта рубашка, сойдет и так.

Аромат Мэйсона непрерывно щекочет нос.

Сперва поцелуй, теперь вот это… Это больше Мэйса, чем я могу вынести. Намного больше, чем я хотела бы в своей жизни.

Так ли это неправильно, думать о нем? О том, каково это – целовать его? Пусть даже это было всего один раз. О его запахе, голосе, об ощущении его дыхания на моей коже… Или о том, как мне хотелось, чтобы он забыл про этот чертов топ и просто прикоснулся ко мне? Хотя бы мимолетно, хотя бы на одно мгновение…

Я делаю глубокий вдох. Возможно, я не должна больше отрицать очевидное. Возможно, было бы лучше… дать ход всему этому. Да, звучит неплохо. Почему бы просто не поддаться? Почему бы не решиться и тем самым не закрыть этот вопрос навсегда? Это напряжение и притяжение просто уйдут и…

– Энди? Куда пошел Мэйсон?

Я произнесла это вслух. Решение принято.

Рот Энди беззвучно округляется от удивления, но по выражению ее лица я вижу, что она понимает, почему я спрашиваю.

– Думаю, он пошел наверх, в свой офис.

Она подозрительно сужает глаза.

– Спасибо. – Я хочу уже направиться туда, но подруга окликает меня по имени.

– Джун! Не думай, что я не вижу, как странно ты себя ведешь и что за этим что-то стоит. Самое позднее завтра ты сама расскажешь мне, зачем тебе спрашивать то, что ты только что спросила.

– Идет! – кричу я в ответ, не уверенная в том, на что только что подписалась. Прежде чем я успею передумать, надо протолкнуться сквозь танцующих, через эту веселую и шумную толпу, прямо до противоположной стороны клуба.

Наконец передо мной оказываются ступени, ведущие в офис Мэйсона. Я знаю только, что Купер и Энди уединились там после того, как наконец решили быть вместе, но сама я там еще ни разу не была, и мне любопытно.

Сердце стучит громче, быстрее и тяжелее, чем раньше, колотится о мои ребра и задает свой собственный ритм. Легким словно не хватает воздуха, я чувствую жар и напряжение в животе, и я знаю наверняка: как только я поставлю ногу на первую же ступень этой лестницы, у меня не будет пути назад. Ни сейчас, ни сегодня. Никогда.

Думая об этом, я медлю… затем подхожу к лестнице и поднимаюсь наверх. Так будет лучше. Ни к чему продолжать игнорировать все это и дальше. Нас тянет друг к другу. Я должна допустить это, чтобы потом стало лучше.

Темная дверь возвышается передо мной, словно монстр, которого я должна одолеть. Причем единственная настоящая опасность находится за ней.

Я трижды стучу в нее, энергичнее и сильнее, чем надо бы в такой ситуации.