Этан поднялся, отдал Оби свой кольт, затем посадил Мишель, наклонился и взял ее на руки.

— Моя жена, — бросил он и направился к поезду.

Ее разбудила боль, пронзающая всю левую половину лица. Сначала Мишель растерялась, не понимая, где находится, и чувствуя ровное движение под собой. Кто-то или что-то держало ее так надежно, что Мишель не могла пошевелиться. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла, что едет верхом в ночной темноте, а мужчина, который чуть не сломал ей челюсть, крепко придерживает ее.

— Очнулась, — проговорил он.

Мишель отметила бесстрастный тон незнакомца. Казалось, его не раздражает, но и не радует то, что она пришла в сознание. Мишель повернула голову, отстранясь от спутника, чтобы оглядеться. Позади ехали еще трое мужчин, двоих Мишель видела в поезде. Грабителя, который заставил врача помочь ей и, очевидно, был главарем, нигде не было видно.

Тропа была опасной, крутой и каменистой. Подъем затрудняли наледи и хрусткий снег и особенно — неожиданные резкие спуски. Спутник Мишель надежно придерживал ее перед собой, крепко обхватив ее бедра ногами. Лука седла больно врезалась в плоть, но по сравнению с болью в челюсти это неудобство не заслуживало внимания.

Кавалькаду замыкали вьючные мулы, упрямо отказывавшиеся идти за вожаком. Их резкие крики эхом отозвались в узком ущелье, вслед за криками слышался свист хлыстов.

Мишель осторожно подвигала челюстью из стороны в сторону и поняла, что она не сломана.

— Где мы?

Этан ответил не сразу, желая продлить молчание. Он уже понял, что даже упрямство мулов не сравнится с нравом женщины, сидевшей в его объятиях.

— В горах, — наконец произнес он.

Мишель вздохнула:

— Это мне известно. В каких горах?

— В Колорадо.

В этом ответе тоже не было ничего нового.

— Полагаю, более подробного ответа мне от вас не добиться?

— Ни от меня, ни от кого-нибудь другого.

— Мы едем в ваше убежище?

— Вроде того.

Его краткие, уклончивые ответы вызывали раздражение. Терпение Мишель иссякло.

— Но зачем вы забрали меня с собой? — требовательно и резко спросила она и тут же поморщилась от боли. Она попыталась поднять руку и приложить ее к поврежденной челюсти, но обнаружила ее в руке спутника. — Вы разрешите? — спросила Мишель, стискивая зубы и сдерживая подступающие слезы.

Этан ослабил пальцы и позволил ей поднять руку. Пока Мишель не очнулась от обморока, ехать было гораздо легче. Этану требовалось сосредоточиться, пробираясь по узким перевалам и крутым тропам, чтобы уцелеть самому и сохранить невредимыми пленницу и коня.

Мишель прижала ладонь к опухшему лицу, думая, что синяк продержится несколько дней.

— Почему я еду с вами? — снова спросила она.

— Я сказал Оби, что вы моя жена.

— Ваша жена! — Мишель хотела закричать, но Этан опередил ее. Он зажал ладонью ее рот и нос, приглушив слова. Мишель снова чуть не упала в обморок от боли и нехватки воздуха.

— Замолчите и послушайте! — низким, глухим голосом приказал Этан. — Незачем повторять мои слова. Я просто пытаюсь сохранить вам жизнь. Не заставляйте меня пожалеть о своем решении. — По расслабленной позе Мишель Этан понял, что она смирилась. Он осторожно убрал руку и услышал, как Мишель со всхлипами глотает воздух.

Когда тропа стала пошире. Этан пропустил остальных вперед, придержав коня. Его спутники заухмылялись, поняв, что он намерен делать, — только об атом они и переговаривались с тех пор, как покинули триста сорок девятый поезд.

Этан молчал, пока не убедился, что их никто не подслушивает, но и потом старался говорить приглушенно.

— Я сказал Оби, что вы моя жена, потому что эти слова были безопаснее ваших.

Мишель попыталась припомнить, что она говорила перед тем, как получила пощечину. Нахмурившись, она спросила:

— Откуда вы узнали, что я хотела сказать?

— Видите ли, леди, иногда мысли прямо-таки написаны у вас на лбу. Вы хотели выпалить, что этот репортер — ваш товарищ по работе. — Тон Этана удержал Мишель от попытки возразить. — Ведь правда?

Мишель нехотя кивнула:

— Но как вы узнали?

— Он сам рассказал мне, — солгал Этан. — Когда вы выбежали из вагона, готовясь к мученической смерти, он обо всем рассказал мне. И умолял спасти вам жизнь.

— И вы, конечно, не смогли отказать гибнущему человеку.

— Вроде того.

Его холодный, бесстрастный тон действовал на нервы Мишель.

— Нет, вы и в самом деле безнравственный ублюдок!

Этан не оскорбился:

— Называйте меня как хотите.

Некоторое время они ехали молча. Этан слышал, как Мишель плачет, но не знал, о ком — о себе или о Дрю, и не хотел знать. Наконец он снял с дней платок и протянул ей.

— Возьмите и вытритесь.

Мишель приняла платок, вытерла глаза и высморкалась, но когда попыталась вернуть платок, то услышала лишь холодное: «Оставьте себе». Мишель сунула платок в карман пальто.

— Разве вы не могли просто бросить меня?

— Под каким предлогом? Поскольку я назвал вас своей женой, вы должны были вспомнить меня. Я не мог оставить вас, как только Оби увидел, что вы меня узнали. Это было бы опасно для всех нас.

Мишель слегка повернула голову и уставилась на твердо очерченный профиль спутника.

— Странно… — негромко пробормотала она, — но похоже… точно не знаю… но, кажется, мы знакомы…

Доверять этой женщине слишком опасно, с отвращением подумал Этан. Однако он видел: она не успокоится, пока не выяснит, кто он такой.

— Не думаю, что это возможно.

— Я тоже, — призналась Мишель. Она снова положила голову ему на плечо, слишком усталая, чтобы обдумывать план бегства. — Как прикажете обращаться к вам?

— Этан Стоун. — Впервые за несколько часов он улыбнулся. — Звучит лучше, чем «безнравственный ублюдок».

— Еще бы!

— Я тоже не прочь узнать ваше имя, — напомнил Этан.

— Мэри-Мишель Деннехи.

— Деннехи, — шепотом повторил он. Господи, а он так долго ломал голову, пытаясь припомнить ее фамилию! — Вы ирландка?

— Да, по матери. Она родом из округа Клэр.

— Католичка?

— Кому же еще может принадлежать имя Мэри-Мишель?

— Итак, Мэри-Мишель, пожалуй, мы…

— Просто Мишель. Меня никто не зовет Мэри.

Этан усмехнулся, скривив угол рта.

— И поделом.

— Что вы хотите этим сказать?

Этан не ответил.

— Думаю, нам будет лучше сочинить историю вдвоем, прежде чем нас расспросят по одному и начнется путаница.

— Сочиняйте сами. Я еще не решила, соглашусь ли на ваше предложение.

Этан резко потянул поводья, чуть не сбросив Мишель с седла. Схватив ее за горло затянутой в перчатку рукой, Этан повернул ее к себе и взглянул в лицо. В его серо-голубых глазах отразился холодный блеск звезд.

— Не может быть, чтобы вы оказались глупее, чем я надеялся! У вас нет другого выхода, нравится вам это или нет, это все равно что пожелать, чтобы солнце не всходило. Если вы признаетесь, что готовы бороться со мной на каждом шагу, я прямо здесь сверну вам шею и оставлю на растерзание хищникам.

Мишель задрожала — и от хриплого обещания в его голосе, и от резкого блеска глаз.

— Может, вам что-нибудь непонятно? — спросил Этан, вглядываясь в ее лицо.

Мишель отрицательно покачала головой.

— Отлично. — Этан разжал пальцы. — Вам придется хорошенько запомнить, что вашей жизнью я не дорожу и вполовину того, как дорожу собственной.

— Я запомню, — ответила Мишель еле слышным голосом.

— Тогда, наверное, останетесь в живых. — Этан пустил лошадь шагом и расстегнул несколько пуговиц на кожаной куртке с подкладкой из шерсти. — Суньте под нее руки — они совсем замерзли.

Руки Мишель действительно застыли от холода, но она не знала, хочет ли оказаться так близко к Этану. Ее замешательство было очевидным.

Этан пожал плечами и начал снова застегивать пуговицы.

— Как хотите.

— Нет, подождите! Я замерзла. Честно говоря, совсем закоченела.

Не настолько уж она закоченела, подумал Этан, пока Мишель просовывала руки ему под куртку и обнимала его за спину. Этан почувствовал мягкие изгибы ее тела, но утешил себя тем, что, оказавшись так близко, почти слившись с ним, любая женщина вызвала бы подобный отклик. Невозможно, чтобы его тело пришло в возбуждение именно от нее. Ему требовалось подумать о чем-нибудь другом. И побыстрее.

— Зуб шатается? — спросил он. Мишель уже в который раз ворочала во рту языком, убеждаясь, что все зубы на месте.

— Нет, все в порядке.

Этан попытался скрыть облегченный вздох:

— Я ударил вас слишком сильно.

— Угу.

— Я попрошу Детру позаботиться о вашем лице, как только мы прибудем на место.

— Детру?

— Она помогает нам.

Мишель задумалась, сможет ли обрести в этой женщине подругу и союзницу.

— Кому это «нам»? — спросила она.

— Попытайтесь сдержать свое репортерское любопытство, — предупредил Этан. — Всему свое время. — Он увидел приближающегося Хэппи Мак-Каллисгера и предостерегающе подтолкнул Мишель. — Хэппи едет сюда. Что бы ни случилось, слушайтесь меня. — Мишель согласно кивнула, коснувшись щекой его груди. — Что стряслось, Хэппи? — спросил Этан.

— Да, пожалуй, ничего, — отозвался Хэппи и склонился гибким телом с седла. — Если бы не твой груз, я сказал бы, что все идет по плану. Доверять женщине — значит погубить все дело.

Этан был вполне согласен с ним.

— Да, на это Мишель способна. — Он почувствовал, как женщина напряглась у него в руках. Неужели она думала, что он станет защищать ее?

— Мишель? — Хэппи задумчиво поскреб щетинистую щеку. — Странное имя для женщины. Не припоминаю, чтобы ты когда-нибудь говорил о ней или о том, что ты женат.

— На это были свои причины. По правде сказать, Хэппи, сегодня я увидел жену впервые за четыре года.

Эти слова произвели на Хэппи сильное впечатление. Он покачал головой:

— Да, вот уж повезло так повезло! Неудивительно, что она не узнала тебя, когда увидела в вагоне. Четыре года — это чертовски много.

Этан кивнул:

— Я предложил заняться репортером, только чтобы уйти от нее подальше. Я думал, что спасся, когда она упала в обморок. Но едва она увидела меня снаружи без платка, все пропало — тем более после того, как я прикончил репортера.

— Кем он был для нее? — спросил Хэппи. — Оби говорил, что она пыталась что-то объяснить тебе, прежде чем ты ее ударил.

Этан помедлил с ответом.

— Дрю Бомон был моим женихом, — вмешалась Мишель и услышала под ухом недовольное бурчание Этана. — Когда о муже целых четыре года нет ни слуху ни духу, естественно предположить, что он мертв.

— Или надеяться на это, — хмыкнул Этан, прерывая Мишель прежде, чем она придумает историю, не совпадающую с тем, что Этан уже наплел остальным. — Я сбежал от нее, Хэппи. Похоже, ей было наплевать на меня.

— Верится с трудом, — заметил Хэппи. — Сидите, как два голубка.

— У меня не было другого выбора, — холодно заявила Мишель.

— Вот как? — Хэппи усмехнулся, обнажая ряд крепких, но прокуренных зубов. — Не хотите ли проехаться со мной, миссис Стоун?

Прежде чем Мишель сумела возразить или отказаться от предложения. Этан одобрил его:

— Ей будет удобнее с тобой, Хэппи, у тебя седло просторнее.

Мужчины съехались поближе и совместными усилиями перетащили Мишель в седло Хэппи.

— Веди себя как следует, — напомнил Этан. Эти слова были не так значительны, как взгляд, брошенный на Мишель. Она ощутила, что серо-голубые глаза пронизывают ее насквозь. Не удостоив ее вторым взглядом, Этан пришпорил коня и в считанные секунды оказался далеко впереди.

— Вот так-то удобнее, — усмехнулся Хэппи, Мишель прикусила нижнюю губу.

— Да, именно удобнее. — Этан явно хотел наказать ее. Он наверняка понял, что Мишель не желает ехать верхом вместе с Хэппи, и заметил ее недовольство тем, что ее передают, словно багаж. — Вы давно знакомы с моим мужем, Хэппи? Я не ослышалась, вас ведь действительно зовут Хэппи?

— Не по моей воле, — отозвался он. — Это прозвище мне дали, когда я был еще желторотым ковбоем и рассек себе лицо надвое кнутом. Сейчас, под щетиной, шрама почти не видно, так что незачем разглядывать меня. Док сказал, у меня крепкие нервы. Шрам прошел ровно посредине лица. Ну а потом, ребятам понравилось шутить, что у меня на лице всегда улыбка. Так меня прозвали Хэппи — «Счастливчик», и кличка прилипла намертво. Но я уже сказал, миссис Стоун, будь моя воля, я бы сменил ее.

— Постараюсь это запомнить.

— Посмотрим. — Хэппи вынул кисет с жевательным табаком из кармана куртки, отщипнул немного большим и указательным пальцем и заложил табак между нижней губой и десной. — С вашим мужем я знаком уже пять месяцев, с тех пор как он пристал к нам. Он новичок среди наших парней. И потому нет ничего странного, что я не доверяю ни его словам, ни делам.