Стефани Лоуренс - Безупречная жена

Он очень хорошо знал всю подноготную леди Каслтон – у нее точно не было большого опыта в исполнении обязанностей хозяйки имения.

Вот почему ее светлость, изумленная его внезапным выпадом, не смогла парировать. Ей пришлось ограничиться откровенно враждебным взглядом в сторону Антонии с Филиппом.

– Я знал, что вы поймете. – Рутвен наклонил голову, кладя свою ладонь на руку Антонии, которая мирно лежала на его рукаве. – А теперь вы должны нас извинить – нас ждут скачки с препятствиями. – Барон послал леди Каслтон и ее дочери довольно высокомерную улыбку; на Джеральда Моресби он даже не взглянул.

Как только они отошли на безопасное расстояние, Антония сделала глубокий вдох.

– Это было поистине… – Она замолкла, подбирая в уме нужное слово.

– Блестяще? – предположил Филипп. – Остроумно? Искусно?

– Безжалостно! – припечатала Антония, посылая ему осуждающий взгляд.

Выражение лица Филиппа было трудно разобрать.

– Вы правда хотели идти к озеру с Джеральдом Моресби?

– Конечно нет! – Антонию даже передернуло от отвращения. – Это же самая настоящая жаба!

Филипп иронично хмыкнул:

– А мисс Каслтон – пиранья, так что они идеально подходят друг другу. Слава богу, мы избавились от них!

Антония не рискнула продолжать спор.

Они как раз вовремя подошли к огороженной площадке. Шли финальные раунды скачек с низкими препятствиями. С минимальным отрывом победил Джонни Смиджинс. Его сестра, малышка Эмили, которая едва могла удерживать в руке поводья, с удивительной ловкостью справилась с довольно упитанным пони и взяла приз для девочек.

Все гости высоко оценили таланты этой парочки. Рутвен крепко пожал руку Джонни и презентовал ему синюю ленту. Антония же подняла маленькую Эмили на руки, поцеловала ее в пухлую мягкую щечку и приколола к платью красивую синюю розетку. Девочка прямо-таки онемела от сознания собственной важности. Филипп погладил ее по кудряшкам и отпустил к семье.

После скачек оставалось лишь посмотреть спектакль «Панч и Джуди». Практически все гости, включая пожилых леди, собрались вокруг сцены, возведенной у изгороди аллеи.

Дети уселись на траве, взрослые стояли вокруг них. Под аплодисменты и подбадривающие крики поднялся занавес. Антония и Филипп подошли к сцене самыми последними и очутились позади всей толпы. Филиппу хватало роста наблюдать за представлением, Антония же ничего не видела.

– Сюда! – Филипп потянул девушку в сторону, где довольно низкая стенка поддерживала часть лужайки. – Встаньте на нее.

Подобрав юбки, Антония оперлась на его руку и позволила ему поставить себя на каменную кладку. Стена была невысокой, но очень узкой.

– Обопритесь на мое плечо.

Ей приходилось следить за равновесием. Он неизменно был рядом, готовый поддержать ее.

Сценарий Джеффри был великолепен, марионетки двигались, точно живые. Джеффри сумел даже обыграть в пьесе такие детали, как любимый половник повара и изрядно побитую молью голову тигра из бильярдной комнаты. К тому времени, как упал занавес – в самом деле упал! – Антония тяжело опиралась на плечо Филиппа и держалась за разболевшийся от смеха бок.

– О боже! – пролепетала Антония, вытирая слезы. Я и не подозревала, что мой брат так хорошо придумывает двусмысленные фразочки.

Филипп цинично посмотрел на девушку:

– Подозреваю, вы еще многого не знаете о своем братце.

Антония приподняла бровь, выпрямилась, готовясь убрать руку с его плеча, – и резко втянула в себя воздух, когда ее спину пронзила боль.

В то же мгновение ее бережно обвила рука Филиппа.

– Вам же больно!

Эти слова прозвучали словно обвинение. Антония в удивлении посмотрела на Рутвена. Благодаря стенке их глаза находились сейчас на одном уровне. Антония погрузилась в завораживающие штормовые глубины его серых глаз.

На мгновение они застыли, не в силах отвести друг от друга взгляд. Тут его глаза прояснились, он растерянно моргнул, и наваждение исчезло. Ее сердце к тому времени уже билось где-то в горле, она опустила глаза и позволила ему помочь ей спуститься со стены. Девушка осторожно потянулась и развернулась, стараясь не беспокоить больное место между лопатками, куда угодил острый локоть Горации Миммс. Втайне она очень хотела, чтобы Филипп снова помассировал ее спину.

Непреклонный, он стоял возле девушки, сжав руки в кулаки. Антония из-под ресниц взглянула на него, но выражение его лица было абсолютно непроницаемо.

– Это всего лишь синяк, – успокаивающе произнесла Антония.

– Эта безмозглая девчонка!..

– Филипп! Я в полном порядке! – Антония кивком указала ему на людей, пробирающимся через лужайки к выходу. – Пойдемте, нужно проводить гостей.

Они так и сделали. Долго-долго стояли у дороги, махали на прощание каждой повозке и каждой фермерской семье. Горация Миммс, в свою очередь, удостоилась ледяного взгляда, полностью лишившего ее присутствия духа. На протяжении всего довольно-таки бурного прощания с семейством Миммс Антония готовилась подавить – силой, если потребуется! – любую вспышку со стороны Филиппа.

Но все прошло гладко. Даже Каслтоны наконец уехали.

Когда все гости покинули поместье, Антония вернулась на лужайки, чтобы проследить за уборкой. Филипп мерно шагал рядом с ней и украдкой любовался, как лучики закатного солнца золотистыми искорками вспыхивают на ее волосах.

– Я очень впечатлен работой Джеффри, – проговорил он. – Он взял на себя ответственность за спектакль и, надо сказать, успешно справился.

Антония лучезарно улыбнулась:

– Он молодец. Дети были в полном восторге.

– Хм… Насколько я знаю, никто не упал в озеро – и за это ему отдельное спасибо. – Филипп посмотрел на Антонию. – Но своим успехом он отчасти обязан вам. – Они уже практически достигли берега озера. Вопросительно приподняв брови, Антония остановилась; Филипп поймал ее взгляд и остановился рядом. – Должно быть, несладко пришлось – вы ведь его воспитывали практически самостоятельно.

Антония пожала плечами и перевела взгляд на озеро.

– Вот уж никогда не жалела, что взяла на себя заботу о нем. Я полностью вознаграждена.

– Возможно, но многие бы сказали, что вам не следовало брать на себя такую ответственность. По крайней мере, пока была жива ваша мать.

Антония скривила губы:

– Это правда. Только я не уверена, что после смерти папы матушка действительно жила, понимаете?

После долгой паузы Филипп ответил:

– Нет, не понимаю.

Антония бросила на него изучающий взгляд, затем развернулась и направилась к дому. Филипп не отставал от нее. Они уже были на полпути, когда Антония снова заговорила:

– Матушка была очень предана моему отцу. Полностью им поглощена – и его жизнью. Когда его не стало, она будто потерялась. Мама проявляла интерес ко мне и Джеффри только потому, что мы были его детьми. А когда он умер, она совсем перестала интересоваться нашей жизнью.

– Вряд ли это можно назвать материнским инстинктом, – заметил Филипп.

– Не стоит судить ее так строго – матушка никогда бы намеренно нас не покинула. Просто не смотрела на вещи под вашим углом. Когда не стало папы, она вообще перестала придавать значение чему бы то ни было.

Вместе они дошли до террасы. Антония остановилась и посмотрела вверх, рукой прикрывая глаза от солнца. Она любовалась элегантным фасадом здания.

– У меня заняло много времени, чтобы понять… осознать, каково это – любить кого-то настолько преданно. Чтобы ничто не имело больше никакого значения.

Очень долго они молчали и просто стояли рядом. Наконец Антония опустила ладонь. Искоса взглянула на Филиппа и приняла предложенную им руку.

На террасе они повернули, инспектируя лужайки. Теперь они были абсолютно чистыми, но на траве остались отпечатки множества ног.

Губы Филиппа насмешливо дрогнули.

– Напомните мне, моя дорогая, чтобы в скором времени я не проделывал нечто подобное.

Он повернулся – и застал удивленное выражение на лице Антонии.

– Не поймите неправильно. Это был ошеломляющий успех! – поторопился он объясниться. – Просто я сомневаюсь, что смогу выдержать еще одно празднество таких масштабов.

В голове Антонии мигом возник ответ на это заявление – ей даже пришлось сжать губы, чтобы слова случайно не сорвались с языка.

Филипп без труда прочел этот ответ в ее зеленых с золотистой вуалью глазах. Черты его лица ужесточились.

– Естественно, – сухо произнес Филипп, – когда я женюсь, эта проблема исчезнет сама собой.

Антония словно окаменела, но взгляда не отвела. Они завороженно смотрели друг другу в глаза; на мгновение все погрузилось в безмолвие.

Затем Филипп потянулся за рукой девушки. Медленно он взял ее ладонь и одним томительным, но таким долгожданным поцелуем коснулся кончиков ее пальцев, наслаждаясь ее реакцией – реакцией, которую девушка все еще не научилась скрывать.

Не отводя глаз, Антония дерзко вздернула подбородок.

Филипп без труда удерживал на себе ее вызывающий взгляд, лишь лукаво изогнув бровь.

– Очень удачный день – во всех смыслах. – С присущей ему грацией он указал на дверь в утреннюю гостиную. Вместе они вошли внутрь.

– Ох! – Джеффри широко зевнул. – Как же я устал! Выжат как лимон. Лучше пойду наверх.

Филипп кивнул и поставил кий на подставку:

– Да, пожалуй. А то заснешь еще, и тогда мне придется за ноги волочить тебя по лестнице.

Джеффри усмехнулся:

– Я бы ни за что не рискнул доставить вам такие трудности, милорд. Доброй ночи! – Он вежливо кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь.

Блуждающий взгляд Филиппа упал на стойку с графинами у противоположной стены. Он пересек комнату и налил себе щедрую порцию бренди. Задумчиво повертел стакан в руке, открыт французские окна – от пола до потолка – и вышел, засунув свободную руку в карман. Мерными шагами он прогуливался по террасе.

Вокруг было очень тихо. Его фамильный дом, его – и только его! – поместье мирно отдыхало под покровом темноты. Из-под облаков озорно выглядывали звезды; полное безмолвие – такое знакомое, успокаивающее – с готовностью приняло его в свои объятия. Все уже давно разошлись по комнатам, чтобы отдохнуть после довольно хаотичного дня. Как и Джеффри, Филипп тоже чувствовал, будто из него выжали все соки, но он слишком тревожился, чтобы спокойно уснуть в своей постели.

Эмоции и переживания этого дня захватили его. Это были абсолютно новые ощущения, чтобы Филипп мог просто выбросить их из головы, и слишком сильные, чтобы можно было их проигнорировать. Стремление защитить, ревность, тревоги – он редко когда испытывал нечто подобное.

Ко всему этому примешивалось сильное раздражение от того, что его заставили делать что-то, чего он делать совершенно не хотел.

Все это было ново – и странно.

Он сделал большой глоток бренди.

Не было смысла притворяться. Он точно знал, что, будь на месте Антонии какая-то другая женщина, он точно нашел бы способ отвертеться от участия в празднике – и был бы уже далеко, вне досягаемости для женских капризов.

Но он остался.

Филипп залпом осушил стакан и с удовлетворением почувствовал, как напиток ударил в голову. Видимо, для титулованных особ мужского пола это и есть цена достижения тридцати четырех лет.

Два дня спустя Филипп стоял в библиотеке и задумчиво смотрел из окна на залитый солнечным светом сад. Дело, которое задержало его в доме в такой прекрасный день, было наконец завершено; позади него стоял дворецкий Бэнкс и деловито шуршал бумагами.

– Я передам ваше предложение поверенному миссис Мортиндэйл, милорд. И только Бог знает, примет ли она его, – сварливо произнес Бэнкс. – Смиджинс сделал все возможное, чтобы убедить ее. Мне уже кажется, что она никогда не поставит свою подпись.

Взгляд Филиппа блуждал по лужайкам; он все размышлял о том, куда снова подевалась Антония.

– Она обязательно подпишет. Ей просто нужно время, чтобы обдумать сделку. – Бэнкс недоверчиво фыркнул, и Филипп обернулся к нему. – Спокойно, Бэнкс! Дальняя ферма никуда не денется. Она со всех сторон окружена моими землями, и вряд ли найдется много желающих, чтобы сделать мне встречное предложение. А если это все-таки случится, убедись, чтобы их условия соответствовали моим.

– Да знаю я, – проворчал Бэнкс. – По правде говоря, ее предложение лучшее. Нас задерживают только ее ничем не подкрепленные женские колебания, ничего больше!

Филипп приподнял брови.

– К сожалению, от женщин следует этого ожидать.

Бэнкс неодобрительно пробормотал что-то себе под нос и вышел.

Бросив последний долгий взгляд на сад, Филипп вышел проводить его.

Девушки не было в розовом саду. Обычный сад тоже был пуст. Безлюдная пионовая аллея, казалось, дремала под надзором ласкового полуденного солнышка. Садовые дорожки дарили прохладу и словно манили прогуляться, но никто не откликнулся на их приглашение. Прищурив глаза, Филипп остановился в тени кустарника и задумался. Наконец, он что-то буркнул себе под нос и двинулся по направлению к дому.