– Надо полагать, сделка завершена успешно, сэр?

– В конечном счете да. – Избавившись от пальто, Рутвен повернулся к висевшему в передней зеркалу, чтобы поправить галстук. – Миледи и Мэннеринги все-таки приехали вчера?

– Да, милорд. Насколько мне известно, их путешествие обошлось без приключений.

– И никаких разбойников! Даже хозяин постоялого двора нас не обсчитал!

Филипп обернулся и увидел Антонию – в бирюзовом муслиновом платье она спускалась по лестнице. Солнечный луч, проникший сквозь веерообразное окно над входной дверью, заиграл золотыми блестками в ее волосах.

– И очень хорошо, – произнес он, делая шаг ей навстречу. Взяв ее за руку, он коснулся губами ее пальчиков. – Я надеюсь, мой кучер и конюхи хорошо о вас заботились?

Антония приподняла брови.

– Они просто окружили нас своим вниманием. Ну а как вы? Вдова все-таки уступила?

– Образумилась наконец. – Филипп положил ее руку себе на локоть и повел девушку по коридору. – Но ей потребовалось, чтобы я лично заверил ее – причем дал слово джентльмена, – что оставлю на ферме прежних работников.

Он отворил дверь маленькой гостиной и пригласил Антонию. Девушка произнесла задумчиво:

– Это вполне разумно – и милосердно с ее стороны.

Поколебавшись, Филипп неохотно кивнул:

– Я и так оставил бы их. Но теперь из-за нее я лишился возможности встретить вас здесь. Я верю, что самой судьбой мне предопределено возвращаться домой и видеть, как вы украшаете собой мой дом.

Он затворил дверь и приблизился к ней. Антония подняла на него вопросительный взгляд:

– Это причиняет вам беспокойство?

Филипп заглянул в золотисто-зеленые глаза:

– Беспокойство? – Несмотря на весь свой богатый опыт, он ощутил некоторое волнение в груди. Но, призвав на помощь рассудок, сцепил руки за спиной. – Наоборот. – И скривил губы в иронической улыбке. – Я добивался именно такого результата. Но вы же впервые в Лондоне, я намеревался сам вас встретить.

Антония улыбнулась в ответ.

– Мы едва ли составили бы вам жизнерадостную компанию. – Она неторопливо подошла к кушетке, стоявшей у окна. – Генриетта сразу же легла в постель. А мы с Джеффри рано поужинали и тоже поднялись наверх. – Зашелестев юбками, она уселась на подушки, обтянутые веселеньким набивным ситцем.

– А сегодня утром? – Филипп грациозно сел рядом с ней, сохраняя небольшую дистанцию. – Как-то не верится, что вы проспали до полудня.

– Разумеется, нет. – Антония улыбнулась с некоторым лукавством. – Мы с Джеффри подумывали о том, чтобы проехаться по парку. Он полагал, что вы не будете против, если мы возьмем ваших лошадей. Но я уговорила его дождаться вашего возвращения.

Филипп представил себе, что могло случиться, и его лицо окаменело. Антония внимательно посмотрела на него:

– Что-то не так?

Филипп поморщился:

– Я должен кое-что пояснить… вам обоим. – Он взглянул Антонии в лицо. – Насчет верховой езды в городских условиях.

Антония сдвинула брови:

– Я полагала, что в парке дозволено кататься верхом.

– Правильно. Но речь идет о том, как по-разному выражение «кататься верхом» толкует общество и Мэннеринги.

– В самом деле? – Антония вопросительно смотрела на него.

Филипп состроил гримасу.

– Для дам вид развлечения под названием «прогулка верхом в парке» подразумевает медленное движение лошади шагом, изредка переходящее в легкую рысь. На скачущую галопом барышню, как вы привыкли в поместье, не просто посмотрят неодобрительно – это полностью исключено!

Антония отодвинулась, лицо ее выражало смятение и отвращение.

– Боже мой!

Один локон золотым колечком обвил ее ушко. Филипп протянул руку и накрутил его на свой палец, потом медленно высвободил руку и нежно провел ладонью по щеке девушки. Она поймала его взгляд, и Филипп снова ощутил знакомое уже стеснение в груди. Он все-таки задержал руку еще на несколько мгновений, а затем медленно опустил ее.

Я не уверена… что вообще захочу кататься верхом, если мне дозволено ехать только шагом и рысью. – Она вздохнула и покачала головой. – Так я просто не смогу.

– Это, бесспорно, здравое решение. – Филипп слегка шевельнулся. – Но мы пробудем в Лондоне всего недели четыре, а потом вернемся в поместье, и там вы снова сможете галопировать в свое удовольствие.

– Ну что же, – покорно кивнула Антония, – я буду считать это жертвой, приносимой ради главной цели.

Филипп улыбнулся уголками губ и склонил голову. Когда он снова ее поднял, улыбка исчезла с его лица.

– К сожалению, это еще не все.

Антония пронзила его своим знаменитым пристальным взглядом:

– Что-то еще?

– Это все насчет катания по парку в экипаже. Я помню, как говорил, что мог бы разрешить вам править самостоятельно, но имел в виду, что сам буду сидеть на козлах рядом с вами.

Антония нахмурилась:

– И что теперь?

– Мы ведь не собираемся объявлять о нашей помолвке. И если увидят, как вы катаете меня по парку, управляя моими серыми, это немедленно вызовет самые бурные толки в свете. Я полагаю, вам это совсем ни к чему.

О! Один-единственный звук точно выразил чувства Антонии.

– Но, несмотря на все эти строгости, – продолжал Филипп уже бодрым тоном, – Лондон на самом деле предоставляет просто море всяческих развлечений. Вот, например, – он поймал ее взгляд, – что вы собирались делать сегодня днем?

Антония с трудом подавила разочарование, убедив себя, что нелепо поддаваться этому детскому чувству, и выпрямилась.

– Генриетта считает, что можно начать с визита к модистке на Бертон-стрит. – Она, слегка покраснев, покосилась на Филиппа. – Боюсь, мой гардероб вряд ли соответствует столичным требованиям.

– И неудивительно, вы только-только вырвались из Йоркшира. – Филипп ободряюще взял ее за руку.

Антония, успокоенная если не его беспечным тоном, так прикосновением, продолжала:

– Потом мы хотели прокатиться по Бонд-стрит и заглянуть в галантерейные лавки, а вернуться думали через парк.

Филипп, лениво перебирая ее пальчики, которые по сравнению с его пальцами казались совсем крохотными, поразмыслил немного, затем кивнул и бросил взгляд на стоявшие на каминной полке часы:

– Генриетта уже, наверное, проснулась. Может быть, вы известите ее, что я приехал? – Он встретил слегка удивленный взгляд Антонии и улыбнулся. – Дайте мне пять минут, чтобы переодеться, и я составлю вам компанию. – Он встал и помог ей подняться, после чего поцеловал ей руку. – В ваш первый выход в город.

Уже двадцать минут спустя Антония сидела в уголке городского экипажа Рутвена, рядом с закутанной в свои любимые шали Генриеттой и напротив Филиппа. Она ощущал неуместное, как ей казалось, удовлетворение. Несмотря на выслушанное назидание, Антония была по-детски счастлива. Она и мечтать не могла, чтобы Филипп поехал с ними!

Экипаж протарахтел по булыжнику, завернул за угол. Антония, покачнувшись, поймала взгляд Филиппа, улыбнулась и перевела глаза на окно. Она понемногу позволяла себе думать о нем как о будущем муже, ведь она и правда собиралась стать его женой.

К несчастью, эта мысль напомнила ей о тревоге, которая постоянно присутствовала где-то в глубине ее сознания. Предложение, сделанное Филиппом, просто обязывало ее добиться успеха в Лондоне; светское общество было последним препятствием, и она не могла потерпеть неудачу.

К счастью, поездка до Бертон-стрит была слишком короткой, чтобы она успела глубоко погрузиться в раздумья. Экипаж притормозил перед простой деревянной дверью. Филипп выскочил первым и повернулся, чтобы помочь ей сойти на мостовую.

Расправив складки своего скромного платья, Антония взглянула на творение, выставленное в витрине рядом с дверью, – потрясающее платье из голубого шелкового крепа. В ее глазах платье воплощало высшую степень элегантности, сочетало в себе простоту покроя с роскошью дорогой ткани. Ее захлестнуло непреодолимое желание купить именно этот шедевр.

– Только не голубое, – прошептал Филипп ей на ухо. Вздрогнув от неожиданности, Антония подняла на него помрачневший взгляд и заметила лукаво приподнятую бровь и всепонимающую улыбку. Он предложил ей руку и кивнул на дверь, куда с помощью лакея уже зашла Генриетта. – Пойдемте познакомитесь с мадам Лафарж.

Войдя по узкому крыльцу в салон, украшенный шелковыми портьерами, Антония почувствовала, как у нее разбегаются глаза. По всей комнате маленькими группками сидели на стульях дамы, совсем юные и, наоборот, зрелые, рядом вертелись прислужницы, предлагавшие многочисленные образчики тканей. В воздухе висел гул голосов, дамы с очень серьезным задумчивым видом обменивались репликами.

Филипп оказался здесь не единственным мужчиной. Присутствовали и другие – все они непринужденно высказывали свое мнение насчет оттенков и фасонов. Несколько джентльменов обернулись и посмотрели на Антонию, один даже вынул монокль и уже почти поднес его к глазу, но передумал. К ним уже спешила помощница. Филипп спокойно сказал ей что-то, и она исчезла в дверце за портьерой. Буквально через пять секунд занавес отдернули, и в комнату плавно проскользнула маленькая фигурка в черном. На долю секунды она театрально застыла и, наконец, двинулась к ним.

– Милорд! Миледи! – Черноволосая и черноглазая женщина говорила с ярко выраженным акцентом. Она поклонилась, выпрямилась и подняла руки ладонями вверх. – Мои скромные таланты полностью к вашим услугам.

– Мадам. – Филипп поклонился, представил Генриетту и позволил ей вести дальнейшую беседу. Обернувшись, он перехватил взгляд Антонии. Она смущенно вскинула брови, но Генриетта представила ее, и ей пришлось переключить свое внимание на модистку. Кивнув в ответ на приветствие Антонии, мадам Лафарж медленно обошла ее кругом и взмахнула рукой:

– Я попрошу вас пройтись, мадемуазель, до окон и обратно.

Антония взглянула на Филиппа. Он ободряюще улыбнулся. Девушка прошлась по длинной комнате, провожаемая потаенными взглядами мужчин и слегка обиженными взглядами юных леди. Когда она вернулась, Генриетта и мадам, склонившись друг к другу, о чем-то оживленно шептались.

– Замечательно! – Генриетта кивнула и выпрямилась. – Завтра мы вернемся на примерку к десяти часам.

– Хорошо. Я все приготовлю. До завтра, миледи. Милорд. Мадемуазель. – Мадам Лафарж низко поклонилась и жестом велела помощнице проводить клиентов до дверей.

Первой спустилась с крыльца Антония и окинула взглядом маленькую улицу, примечая многочисленные вывески модисток и портных. Она повернулась к Филиппу, который терпеливо стоял рядом, и решительно вскинула брови:

– Почему мы зашли именно к ней?

Филипп тоже приподнял брови и пояснил:

– Потому что мадам Лафарж лучшая в своем деле! По крайней мере, она лучше других угадывает веяния моды и, по моему скромному мнению, обладает каким-то непостижимым умением создавать поистине элегантные вещи.

Антония снова взглянула на голубое платье в витрине и кивнула.

– Но именно вы, а не Генриетта здесь свой человек.

Она обернулась и посмотрела на него откровенно вопросительным взглядом, и про себя Филипп пожалел, что она чересчур проницательна.

Он уже собрался невинно солгать, но Антония успела заметить его секундное замешательство. Она снова вскинула брови и со скромно-шутливым выражением осведомилась:

– Или молодым леди не следует слишком вникать в подобные предметы?

Именно так оно и было. Наверное, впервые за всю свою светскую карьеру Филипп испытал смущение, исхитрившись сохранить на лице невозмутимое выражение.

– Достаточно будет заметить, что прежде мне приходилось прибегать к ее профессиональным услугам.

– За что, – сказала Генриетта, которая, отдуваясь, подошла к ним, – мы обе должны быть очень признательны. – Она одобрительно взглянула на Филиппа. Я не сразу поняла, почему вы велели кучеру остановиться именно здесь. – Она повернулась к Антонии и пояснила: – Ужасно трудно заинтересовать мадам лично. Но если вы привлекли ее внимание, то будьте уверены, что любого заткнете за пояс своим гардеробом. – Генриетта помахала кучеру: – Джон, подождите нас в конце Бонд-стрит, – потом жестом подозвала лакея. – Джем, дайте мне руку. Отсюда мы прогуляемся пешком.

Филипп предложил руку Антонии. Прежде чем положить ладонь на его рукав, она замешкалась. Высоко подняв голову, с натянутой улыбкой двинулась в сторону Бонд-стрит следом за Генриеттой. Вся ее прежняя радость от его присутствия, как и от знакомства с мадам Лафарж, померкла.

Их прогулка по оживленной модной улице прерывалась остановками у витрин шляпных и перчаточных магазинов, обувных и галантерейных лавок.

– Нет смысла что-то приобретать, пока не посоветуемся с Лафарж, – рассуждала Генриетта. – А не то купим что-нибудь не того фасона или оттенка.

Оторвав взгляд от ужасного на вид капора из соломки, окаймленного искусственными маргаритками, Антония рассеянно кивнула. Наконец они остановились перед витриной ювелирного магазина Эспри. За стеклом сверкали и переливались ожерелья, кольца и прочие безделушки. Генриетта оглядела выставленные на обозрение драгоценности и поджала губы.