2

Возвращаясь домой после встречи с мистером Коллинзом, Эмили почти не замечала теплого солнца, ласкавшего ее обнаженные руки, и благоухания расцветших кустов по обе стороны улицы. Обычно Эмили остро ощущала красоту окружающего мира. Именно это более всего привлекало ее в Ласковой Долине.

«Многое из того, что мне так нравится в этом городе, оставляет других людей абсолютно равнодушными, – подумала она, печально улыбаясь. – То, как поет ветер, дующий по ночам с океана, крошечные радуги, появляющиеся на солнце от брызг дождевальной установки…»

Эмили хотелось поскорее избавиться от комка в горле. Но ей трудно было бороться с отчаянием, которое все сильнее охватывало ее с того момента, как Карен вернулась из роддома с малышкой Кэрри. И прежде Эмили было нелегко, но еще можно было терпеть. Конечно, она знала, что Карен не очень-то любит ее, но не переставала напоминать себе, что эта женщина – избранница отца. А ведь ей так хотелось, чтобы папа был счастлив. Особенно после того, что произошло с ее мамой.

До сих пор Эмили не могла без слез вспоминать о ней. В школе никто ничего не знал. Эмили всем говорила, что мама умерла, когда она была совсем маленькой. Они не знали правды: в один прекрасный день миссис Майер ушла, бросив их с отцом.

Что же это за мать, которая могла вот так просто взять и уехать, оставив мужа и маленькую дочку? Для Эмили мать все равно что умерла.

И тем не менее годы, прошедшие после ухода матери, были для девочки во многих отношениях счастливыми. Рональд Майер был прекрасным отцом для своего единственного ребенка. Он разделял с Эмили ее интересы, беря ее повсюду с собой, куда бы он ни ездил, делая все возможное, чтобы быть для нее и матерью, и отцом. Именно отец пробудил у девочки интерес к ударным инструментам. В юности он сам играл на них, правда, относился к музыке не так серьезно, как Эмили.

Отец был в восторге от того, что Эмили увлекается музыкой. Но это не было просто увлечение, у нее проявился настоящий талант. Об этом не раз говорил Клифф Грин, ее преподаватель музыки. Узнав о том, что Эмили приняли в группу «Друиды», отец был в восторге. Он посещал все их выступления и даже бывал на некоторых школьных вечерах танцев, чтобы только послушать, как играет там его дочь.

Порой Эмили задавалась вопросом, женится ли ее отец когда-нибудь во второй раз. Он развелся с матерью вскоре после ее ухода, и Эмили понимала, что ему должно быть одиноко и хочется иметь спутницу жизни. Но когда он начал встречаться с Карен, она не могла поверить, что из этого выйдет что-нибудь. Карен, по мнению девочки, мало подходила ее отцу. Она была довольно симпатичной, даже хорошенькой, но Эмили находила, что Карен слишком много суетится.

Единственный ребенок состоятельных родителей, она привыкла, чтобы все ее ублажали. Почти с первых дней их знакомства она дала понять, что считает Эмили вконец избалованной и собирается положить этому конец. Ей хотелось особого внимания к себе, и она не собиралась делить его с Эмили.

В присутствии Карен Эмили всегда было не по себе. Она понимала, что эта женщина совершенно к ней безразлична. И в то же время на людях Карен изображала эдакую душечку, особенно при отце Эмили.

И все же, когда папа сообщил ей, что они с Карен собираются пожениться, Эмили постаралась убедить себя, что все будет хорошо. Зная, что Карен станет миссис Майер, Эмили думала, что та станет спокойнее и начнет относиться к ней более доброжелательно.

«Но я ошибалась. Я просто обманывала себя», – вздохнула Эмили.

Правда, в самом начале все было несколько лучше. Карен была в таком восторженном настроении, когда поселилась в их доме, что казалось, будто ничто не может испортить его. Но довольно скоро она начала по всяким пустякам придираться к Эмили. Что бы та ни делала, все казалось не так. Если падчерица уходила из дому, Карен говорила, что ей не нравятся ее друзья или что Эмили возвращается слишком поздно. Если та оставалась дома, Карен удивлялась, почему она не бывает в обществе сверстников. Это было просто нелепо!

Но все это происходило два года назад. За это время Эмили постепенно привыкла к неровному настроению мачехи. Она старалась не падать духом даже тогда, когда Карен попыталась вбить клин между дочерью и отцом, говоря ему об Эмили вещи, которые были… ну если не совсем ложью, то явным искажением.

Потом Карен забеременела – и можно было подумать, что она единственная женщина в мире, которая когда-либо готовилась стать матерью. Немедленно бросив работу, она проводила дома все время, требуя к себе особого внимания, постоянно жалуясь на всех и вся, всячески помыкая Эмили. Дошло до того, что девочке не хотелось возвращаться домой после занятий в школе. С Карен и прежде трудно было иметь дело, но теперь она стала просто невыносимой.

Даже отец заметил, что его жена очень сильно изменилась, и несколько раз говорил с дочерью об этом. Но он так сильно любил Карен, что закрывал глаза на ее слабости.

– Будь с нею поснисходительнее, – говорил он Эмили с улыбкой. – Вынашивать ребенка – тяжелая работа.

Эмили старалась изо всех сил, надеясь, что все наладится.

Ничего подобного. Карен все больше занимал еще не родившийся ребенок. Почти каждую свободную ото сна минуту она проводила за шитьем пинеточек или чтением книжек по уходу за ребенком. Хуже того, она превратилась в фанатичную блюстительницу чистоты. Дом Майеров всегда был уютным и обжитым, но Карен вдруг взбрело на ум, что он рассадник антисанитарии. Она уговорила мужа нанять домработницу, и через несколько недель нигде не было ни соринки, ни пылинки.

– Наш дом похож на музей, – ворчала Эмили.

– Нам необходимо все содержать в абсолютной чистоте, – весело отвечала Карен. – Все теперь будет по-другому, Эмили. Скоро появится ребенок!

«Ну, по крайней мере, я не могу сказать, что она меня не предупреждала, – произнесла про себя Эмили, перевешивая рюкзак с одного плеча на другое. – Карен месяцами твердила, что все должно измениться. И она была права. Все действительно стало совсем другим!»

Эмили даже казалось, что вся вселенная вращается только вокруг Кэрри. Когда Кэрри плакала, все должны были мчаться посмотреть, что случилось. Если Кэрри уставала, в доме должна была воцариться мертвая тишина, чтобы не нарушить ее сон. Когда Кэрри не спала, что бывало чаще, то считалось смертным грехом не уделять ей внимание ежесекундно.

По правде говоря, Эмили не меньше других была очарована Кэрри. Да и могло ли быть иначе? Кэрри была сама прелесть. Сейчас, в восемь месяцев, у нее были огромные голубые глаза, и вся она была такая мягонькая, милая и такая беззащитная. Достаточно было просто взять Кэрри на руки, уткнуться в ее сладко пахнущую тальком шейку, чтобы забыть все неприятности.

Нет, дело было вовсе не в Кэрри. Эмили сразу поняла, что с появлением малышки в доме нужно установить новый порядок, и это не требовало каких-то особых компромиссов.

Это Карен отравляла жизнь Эмили. Не успела она принести домой ребенка из роддома, как начала заговаривать о том, что было бы лучше отправить Эмили в школу-интернат. Поначалу Эмили надеялась, что мачеха поговорит-поговорит об этом и забудет. Но вскоре стало ясно, что та настроена решительно. Она убедила отца Эмили в том, что девочке нужен более строгий режим, что она болтается с ребятами, которые оказывают на нее дурное влияние. Из-за Карен отец начал беспокоиться по поводу поведения Эмили. Тогда-то мачеха и заявила, что единственный выход – поместить Эмили в интернат.

Эмили не очень-то много знала о школах-интернатах. Но чувствовала одно: Ласковая Долина – ее родной дом, и ничто на свете не заставит ее уехать отсюда.

– Ничто! – произнесла она громко, и при этом ее брови решительно сошлись на переносице.

Об отъезде не могло быть и речи. Особенно после того, как появился Дан Скотт.

Между Эмили и Даном Скоттом ничего особенного не было. Они были просто друзьями – по-настоящему хорошими друзьями. Он был бас-гитаристом в «Друидах», и в последнее время они с Эмили много репетировали вместе и разговаривали о многих вещах: о музыке, о будущем. Постепенно они очень сблизились. Эмили еще не знала толком, как относится к Дану. Но ей хотелось узнать его поближе.

«Вот еще одна причина убедить папу, что меньше всего мне нужен этот интернат», – думала девочка.

Эмили понимала, как трудно будет доказать отцу, что Карен не права. Но она была убеждена, что иного выбора у нее нет. И давно пора, говорила она себе, попробовать переубедить его. Настало время показать Карен, что Эмили Майер не собирается покидать этот город!


– Ужин готов! – сообщила Элис Уэйкфилд, входя в гостиную.

На ее милом лице играла улыбка. Белокурая и голубоглазая, миссис Уэйкфилд была стройной и выглядела не по годам молодо: она легко могла сойти за старшую сестру своих близнецов. Мать девочек служила дизайнером по интерьерам, и ее работа была не только высокооплачиваемой, но и очень ответственной.

– Я не знаю, как тебе это удается, Элис, – с одобрением произнес дедушка Уэйкфилд, загоревшимися глазами разглядывая блюда, расставленные на столе в столовой. – Как ты умудряешься, работая полный рабочий день, еще и приготовить такой ужин. Это выше моего понимания!

– Мир сильно изменился, Боб, – сказала, подтрунивая над ним, бабушка Уэйкфилд, когда вся семья уселась за стол. – Тем не менее, Элис, – призналась она, – ты меня пристыдила. Боюсь, бедняга Боб целую вечность не пробовал вкусной домашней еды. После того как я вернулась в колледж, мы в основном питаемся полуфабрикатами и готовыми блюдами из китайского ресторана.

– По-моему, прекрасно, что ты решила вернуться на работу! – с энтузиазмом воскликнула Элизабет. – Бабушка, а какая тема твоих исследований?

– Твоя бабушка – самый старый в Мичиганском университете соискатель на степень доктора философии по специальности «История Соединенных Штатов»! Порой я удивляюсь, зачем занимаюсь этим, – сказала она с усмешкой. – Все эти новоиспеченные выпускники колледжей приходят со своими рюкзаками и этими маленькими магнитофонными плейерами, которые слушают при помощи… ну ты знаешь… этих маленьких наушников…

– «Балдежников», – подсказала Джессика.

– А тут вдруг я! Но, знаете ли, мне действительно нравится учиться. И всегда нравилось, – призналась она, приглаживая свои коротко остриженные серебристые волосы и подмигивая голубыми глазами. – Кроме того, я узнаю так много захватывающего об истории нашей страны. Если вы, дорогие мои, не против, мне бы хотелось проехаться с вами по побережью. Примерно в часе езды к северу отсюда находится музей. Там удивительная экспозиция, которую мне бы хотелось посмотреть.

– Как здорово, бабушка! – воскликнула Элизабет.

К ее удивлению, Джессика тоже моментально загорелась, как только бабушка предложила эту поездку. История, если говорить откровенно, не входила в разряд увлечений сестры. Но было ясно, что, даже если бабушка с дедушкой предложили бы отправиться на Луну, она откликнулась бы с таким же энтузиазмом.

Элизабет и вправду не могла припомнить, чтобы Джессика вела себя подобным образом: она выглядела совершенно очарованной.

– Ты нас так избалуешь, моя дорогая, – сказал, подтрунивая, дедушка Уэйкфилд. – Сначала замечательно украсила дом, а теперь льстишь нам своим вниманием! Мой тебе совет, Джес, относись ко всему спокойнее. Иначе, может статься, тебе никогда не избавиться от нас!

– Это было бы прекрасно, – серьезно ответила Джессика, протянув руку к салатнице. – Я не шучу! – добавила она с возмущением, видя, что отец разразился смехом. – У всех, кого я знаю, дедушка с бабушкой живут поблизости. Могу поспорить, что я единственный ребенок в школе, который видит своих дедушку и бабушку только раз в году.

– Нет, ты не единственная, – поправила ее Элизабет. – А как насчет меня?

– Да-да, и ты тоже, – согласился отец, откинувшись на спинку кресла. В его темных глазах появились лукавые огоньки. – Не пытайтесь заставить дедушку и бабушку чувствовать себя виноватыми. Они просто хотят, – объяснил он своим родителям, – удостовериться в том, что вы не передумали насчет обещанной вами поездки на Хемпширскую площадь.

Хемпширская площадь была новомодным местом в центре соседнего городка, и близнецы вот уже несколько недель мечтали съездить туда. Но откладывали это удовольствие, чтобы в первый раз побывать там с дедушкой и бабушкой.

– О, мы об этом не забыли, ведь верно, Боб? – отозвалась бабушка Уэйкфилд, намазывая маслом второй кусок хлеба. – Как насчет четверга, во второй половине дня?

– Отлично! – в один голос ответили сестры.

– Бабуля, не могли бы мы в эти выходные съездить на побережье? – попросила Джессика, сверкая глазами. – Просто не верится, что моя родная бабушка скоро станет настоящим профессором! А ты не могла бы помочь мне с заданием по истории для мистера Яворски?

– Джессика, – осуждающе произнесла Элизабет, – у бабушки сейчас каникулы. И ей вовсе не хочется возиться с твоим заданием по истории!