Джулия Лэндон - Безжалостный обольститель

Клодия засмеялась, когда он медленно привлек ее к себе.

– Ты учил меня танцевать вальс, помнишь?

– Помню.

Ее улыбка померкла, она всматривалась в него, словно что-то припоминая.

– Я и тогда была сущим дьяволенком. А ты... О, ты был ужасно красив.

Не будь она пьяна, Джулиан мог бы истолковать ее хриплый шепот по-иному. Но он лишь хмыкнул:

– Не то что сейчас?

Она сверкнула еще одной, просто завораживающей улыбкой и кончиком пальца прикоснулась к узлу на его галстуке.

– Сейчас я нахожу тебя невероятно красивым.

От этих слов все остававшиеся принципы джентльмена улетучились из его головы. Но прежде чем он успел отреагировать, она небрежно добавила:

– Для повесы, – и вызывающе хихикнула.

– Исчадие ада, – пробормотал он, с трудом сдерживая желание стереть поцелуем ухмылку с ее губ.

– Распутник, – парировала она и, внезапно подавшись к нему, сбивчиво прошептала: – Потанцуешь со мной?

Клодии хотелось танцевать под луной и звездами, пусть они и были довольно грубой имитацией настоящих. Она мечтала повторить те давние мгновения, когда они танцевали в Кеттеринг-Холле. Джулиану, однако, идея не очень понравилась, и он что-то пробормотал насчет звезд, демонов и беды. Но когда до террасы донеслись звуки вальса в исполнении струнного квартета, он чрезвычайно галантно поклонился, улыбнувшись, когда Клодия с трудом изобразила реверанс. Она вложила руку в его ладонь, а другую положила ему на плечо.

– Хм-м... кажется, мне придется отсчитывать для тебя ритм.

Она фыркнула:

– Ну же, танцуй.

Хмыкнув, он сжал руку на ее талии и закружил в вальсе. Он двигался, как и тогда, давно, с прирожденной грацией, кружа ее в одну сторону, потом в другую так легко, что Клодии казалось, будто она плывет. Она улыбалась луне, солнцу и звездам, нарисованным над ее головой, следя, как яркие краски сливаются в одну пеструю картину. Шампанское слегка туманило голову, и Клодии уже стало казаться, что он, возможно, вовсе не такой ужасный повеса. И ей нравилось танцевать с ним, нравилось, как сильна его рука под ее пальцами, нравилось, как его рука сжимает ее талию. И она почему-то все время смеялась.

– Мне кажется, я никогда не видел тебя такой раскрепощенной, – заметил Джулиан.

О, она действительно чувствовала себя совершенно раскрепощенной и даже почти невесомой.

– Я уже было уверился, что ты никогда больше не наградишь меня улыбкой.

Это было смешно, и она, рассмеявшись, оторвала взгляд от потолка и взглянула на него. Его темные глаза были прикованы к ее губам, и сильная дрожь пробежала по спине Клодии.

– Да что вы, я все время улыбаюсь, сэр. Практически от рассвета до заката, особенно по утрам, когда Рэндалл приносит мне пирожные.

Уголок рта Джулиана слегка приподнялся.

– Пирожные, говоришь? А я-то считал, ты усвоила урок. Ты ведь помнишь, как однажды объелась ими? У тебя так разболелся живот, что мне пришлось послать за доктором Дадли. Я-то думал, ты научилась сдерживать свои желания.

– Мы все перепутались у вас в голове, да? Вы не можете нас отличить. Это была Юджиния.

– Я вовсе не путаю вас, можешь быть уверена, – ответил он, и его улыбка несколько померкла. – Есть одна, которая отличается от всех остальных, и я никак не могу перестать думать о ней.

Клодия подумала было, что он имеет в виду Валери, но черные глаза Джулиана смотрели на нее так пронзительно, проникая все глубже и глубже, в самое ее сердце... и она поняла, что он говорит о ней! Она сбилась с шага, чего с ней не случалось много лет, но Джулиан ловко подхватил ее, продолжая смотреть ей в глаза. Жар и странное чувство страха охватили Клодию. Он играет с ней, соблазняет, хочет использовать ради бог знает какой цели!

– Почему вы это делаете? – вдруг выпалила она. – Почему появляетесь везде, где бываю я?

В ответ он привлек ее к себе так близко, что их тела соприкоснулись, его бедра прижались к ее ногам, ее грудь – к его груди. Его рука сжала ее пальцы.

– Потому что я не могу избавиться от мыслей о тебе, Клодия. Это продолжается так давно, что мне до смерти надоело делать вид, будто тебя не существует.

Ей вдруг стало трудно дышать. Не может быть, он просто лжет. Джулиан Дейн способен думать только о себе и, уж конечно, не страдает из-за женщин. Боже, она совсем запуталась! И чтоб она пропала, эта Мэри Уайтхерст, которая так горячо умоляла ее пойти с ней, пока муж в отъезде. Ей следовало знать, что именно подобные сборища он и посещает.

– С тобой все в порядке?

Нет, далеко не в порядке, подумала она и заставила себя посмотреть на него.

– Ты помнишь свадебный бал Юджинии? – внезапно спросила она. Джулиан непонимающе нахмурился, но кивнул. – Ты пригласил меня на первый вальс. – Она помолчала, глядя на него, и по его глазам поняла, что он ничего не помнит. Клодия почувствовала, как ее сердце упало. – Ты... ты пригласил меня танцевать, а когда танец закончился, попросил оставить для тебя еще один танец. – Ну вот, она и сказала то, что было одной из причин ее недоверия. Но Джулиан продолжал озадаченно смотреть на нее, и краска бросилась ей в лицо.

– Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что я попросил второй танец, но так и не пригласил тебя?

Жар начал стремительно превращаться в пламя, когда она увидела, как он озадачен и возмущен.

– Ты... ты просто... да. Именно так и было. – Лицо ее пылало. Сейчас бы шампанского, оно было бы нелишним.

Лучше бы земля разверзлась и поглотила ее целиком. Заявив вслух о его ужасном вероломстве, она вдруг почувствовала себя совершенно нелепо. Нелепо и до жалости глупо.

– Тебе этого не понять, – с горечью пробормотала она.

– Ты ведь говоришь совершенно серьезно, да? – спросил он с неподдельным удивлением.

Они остановились на краю террасы.

Она закрыла на мгновение глаза, чтобы сосредоточиться.

– Я много лет знаю, что ты собой представляешь, и сейчас пытаюсь это объяснить.

Он сложил руки на груди и прищурился:

– Ты много лет знаешь, что я собой представляю. – Это был не вопрос, а констатация его недоумения.

– Ну... да, – произнесла она как-то неуверенно.

– И кто же я?

«Сейчас явно не время отступать», – в замешательстве подумала Клодия и пробормотала:

– Повеса.

Глаза его потемнели, и ее охватил страх.

– На одно слово, мадам! – прорычал он и, схватив ее за руку, потащил через террасу к оранжерее в дальнем конце сада. Клодия двигалась почти машинально, в мыслях царил полный сумбур, а сердце изо всех сил боролось с остатками здравого смысла.

На полпути он решил, что тащить ее за собой неудобно, и, дернув к себе, железной рукой обхватил за талию, заставив идти рядом.

– Я пришел к выводу, что ты не только исчадие ада, но к тому же совершенно не знаешь мужчин. И позволь мне добавить, что это открытие стало для меня большой новостью, учитывая то, как ты манипулируешь мужчинами словно пешками, где бы ни оказалась.

– Что? – ахнула она, когда он подошел к двери оранжереи и распахнул ее. – Я не манипулирую мужчинами.

– Как бы не так, – сказал он и, толкнув Клодию через порог оранжереи, последовал за ней. – Я могу перечислить всех, если хочешь, – резко продолжил он, остановившись у стола. Захлопнув дверь ногой, он зажег и высоко поднял свечу. – Бенджамин Соммер, Дэниел Брэнтли, Морис Терлинг, Колин Эндерби...

– О! – завизжала она, оскорбленная тем, что в списке поклонников оказался несносный барон Эндерби. – Колин Эндерби никогда не переступал порог моего дома, а если переступит, Рэндалл имеет четкие указания тут же пристрелить его.

Джулиан остановился, ставя свечу на скамью.

– Ах, прошу прощения, леди Клодия, – сказал он, насмешливо поклонившись. – Я, разумеется, имел в виду графа Гиллингема. Или маркиза Брейбрука. Или маркиза...

– Ну хорошо! – Клодия прижала ладонь ко лбу. – Я, честное слово, не понимаю, зачем это все.

– Затем, – произнес он уже значительно мягче, – что я не могу избавиться от мыслей о тебе, а ты говоришь о каком-то надуманном оскорблении, случившемся бог весть сколько лет назад. Ты решила, что именно это делает меня повесой, а я считаю, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое повеса в действительности.

– Я знаю, – медленно сказала она. – Я знаю, чем вы с Филиппом занимались. Знаю, куда ездили... – У нее перехватило дыхание; ей не хотелось сейчас говорить о Филиппе.

Джулиан долго молчал.

– Искренне надеюсь, что ты знаешь далеко не все, – пробормотал он.

Она тоже на это надеялась.

– Но это ничего не меняет, – сказал он, и гравий заскрипел у него под ногами, когда он направился к ней. Подойдя почти вплотную, он сжал ее руку. – Это, конечно, не меняет того, что я не могу не думать о тебе, – сказал он, потянувшись и прижав пальцы к ее виску. – Когда солнце встает, я думаю о тебе. Солнце садится, я думаю о тебе, каждое мгновение я думаю о тебе.

И хотя его слова были до смешного сентиментальны, они заставили ее сердце забиться быстрее. Его пальцы перебирали прядь выбившихся волос, потом заскользили по ее шее на плечо, ласково поглаживая кожу.

– Стоит тебе появиться, как весь мир перестает для меня существовать. Я думаю о том, что ты будешь чувствовать в моих объятиях или лежа подо мной, – тихо добавил он. – Думаю о том, как замечательно было бы проникнуть в твое лоно, а твое тело обволакивало бы меня.

Клодия была близка к обмороку.

– Я тебе не верю.

Он ничего не сказал, лишь обжег ее жарким взглядом. Его рука обхватила ее затылок, и он привлек ее к себе. Он собирается поцеловать ее и снова заставить терзаться желанием. Она не хочет этого... Нет, хочет, каждой клеточкой своего тела, его поцелуй необходим ей как воздух.

– Боишься поверить, – мягко произнес он и, обхватив свободной рукой за талию, прижал ее к себе. Проведя пальцем по ее губам, он шепнул: – Ты боишься меня.

Да, она боялась. Боялась темного блеска его глаз, чувственного изгиба губ. Боялась нашептанных им слов, которые завораживали. Джулиан снова провел пальцем по ее губам, и, словно во сне, она смотрела, как приближается его лицо. Дрожь охватила все тело, когда его губы мягко коснулись ее рта. Ее веки затрепетали и опустились, и в эту минуту она словно увидела себя со стороны, как будто кто-то другой чувствовал нежное прикосновение его губ и языка.

Здравый смысл требовал остановиться, подсказывая, что этот поцелуй может сломить все преграды, что для него это всего лишь игра. Но сердце так сильно билось, а тело так трепетало от его ласк, что она инстинктивно понимала: даже четверка рысаков сейчас не оторвет ее от Джулиана.

Он обхватил ладонью ее лицо, он едва касался ее, но по телу словно пробегал электрический ток. Клодии показалось, будто она плывет, и он, должно быть, тоже почувствовал это, потому что обвил ее талию рукой, крепко прижав к своему телу.

Она совсем потеряла рассудок. Позволила ему околдовать себя. Но это было так чудесно – ощутить вкус шампанского в его дыхании, чувствовать, как его язык переплетается с ее языком. Кончиками пальцев она коснулась густых бакенбард, мягкого виска, почувствовала бархатистость его волос. Никогда еще она не испытывала такого наслаждения от поцелуя...

Джулиан обвил ее руками и крепко прижал к себе. Она почувствовала, как его возбужденная плоть прижалась к ее животу. Завороженная, изнемогающая от желания, она потерлась о твердую плоть, стремясь ощутить ее сквозь юбки.

Застонав, Джулиан опрокинул ее на скамейку и накрыл своим телом.

Его рука заскользила вверх, к ее груди, а губы продолжали прижиматься к ее губам, наполняя Клодию его дыханием и его страстью.

В этот момент Клодия забыла обо всем на свете, зарылась пальцами в его волосы, затем стала ласкать его плечи и спину. Он все крепче сжимал ее грудь, большой палец скользнул по напрягшемуся соску, и Клодия содрогнулась от желания.

Джулиан поднял голову.

– Ты права, что боишься меня, – выдохнул он. – Я сам боюсь. Я хочу прикоснуться к каждой клеточке твоего тела. – Его губы заскользили по стройной шее.

Клодия тоже хотела этого. Хотела и боялась.

– Ты играешь со мной, Джулиан.

– Только не с тобой, Клодия, – искренне прошептал он.

Она закрыла глаза, инстинктивно чувствуя, что уже миновал тот момент, когда еще можно было повернуть назад. И когда он, спустив лиф платья, обнажил ее грудь, она почувствовала, как погружается еще глубже в пелену невероятных ощущений. Ее грудь набухла в его ладони, пальцы гладили нежную кожу, к которой никто никогда не прикасался, волны желания захлестнули Клодию.

Но когда его губы прикоснулись к ее груди, желание вспыхнуло с новой силой. Клодия закинула руки за голову; горшки и инструмент с грохотом попадали...

– О мой Бог!

Женский голос разрушил обволакивавшую их пелену страсти, и Клодии стало трудно дышать. Она попыталась сесть, но Джулиан столкнул ее с края скамьи, подальше от двери. Она упала на гравий, острые камешки впились в ладони. Сначала она было подумала, что он столкнул ее от стыда, но потом поняла, что он загораживает ее своим телом от той, что так некстати обнаружила их.