Джулия Лэндон - Безжалостный обольститель

Клодия растерянно заморгала, потом кивнула, словно он сообщил ей о том, когда будет подан чай. Повернувшись, она вышла из гостиной, высоко подняв голову и распрямив плечи.

Оставшись одна, Клодия так и не могла понять, как ей удалось покинуть гостиную спокойно, в то время как подкашивались ноги и в любой момент она могла упасть. Однако она дошла до своих покоев, приказав Бренде приготовить ванну в надежде, что обжигающе горячая вода поможет привести чувства в порядок. Раздеваясь, она вдруг поняла, почему смогла вынести его презрение.

Произошло нечто, необъяснимым образом изменившее ее. Нечто такое, что помогло растопить негодование, терзавшее ее много лет.

О, она прекрасно понимала, что случилось, – она воочию увидела его боль. Да, едва увидев эту боль на его утомленном лице, она мгновенно и навсегда поняла, как заблуждалась.

Опускаясь в горячую, благоухающую воду, Клодия вспомнила о том, как однажды Джулиан смотрел на нее – тем удивительным, теплым взглядом, от которого все трепетало внутри.

А она в ответ отмахивалась от него, пренебрегая его попытками сделать их брак не столь обременительным. Она пыталась бежать от него везде – в постели, за столом, среди его родственников. Она слишком боялась своих чувств к нему, слишком боялась ощутить боль. Считала его безжалостным обольстителем, которым движут лишь низменные инстинкты. Вбила себе в голову, что ее работа важнее всего на свете, вообразив, будто все остальное в сравнении с ней меркнет. Ничто не имело значения, а значит, не могло причинить ей боль... кроме ее мужа.

Боже милостивый, как же она заблуждалась! Клодия поняла это, когда возвратилась Софи. Ей в голову не могло прийти, что Джулиан раскроет объятия падшей сестре, простит ее, защитит. Все, что угодно, только не это. Вместо того чтобы лишить наследства сестру, опозорившую семью, Джулиан стал утешать ее.

Это был поступок, достойный короля.

«И что теперь? Да, что теперь, Клодия? О Господи, что же теперь?»

Джулиан наконец сумел пробиться через ее непонимание, и Клодия сейчас раздумывала над тем, что делать дальше. Придя к единственно возможному решению, она встала и оделась. Ее действия едва ли основывались на каких-то глубоких выводах. Нет, они скорее были инстинктивными.

Надо бороться.

Если она хочет вернуть его любовь. Сейчас, как никогда, ей необходимо мужество, потому что это будет самая тяжелая борьба в ее жизни. Ведь придется сражаться не только за себя, но и за Джулиана. За них обоих.

Никогда еще Клодия не была так нужна Джулиану. Не важно, согласен он с этим или нет.

Джулиан нетерпеливо смахнул со лба прядь волос, напомнившую, что все происходит с ним наяву, а не в каком-то кошмарном сне. Взглянув на маленький горшочек с фиалками, он поморщился. Эти чертовы цветы были повсюду', и он жутко устал от них. Собравшись с силами, он сумел, хотя и с большим трудом, выбраться из кожаного кресла и, шатаясь, пошел к буфету.

Там стояло несколько бутылок, и содержимое некоторых из них, помнится, он уже попробовал. Прищурившись, он выбрал ярко-голубую бутылку, еще полную, и расплылся в глупой ухмылке.

– Что у нас тут? – спросил он и, запрокинув голову, влил в себя обжигающую жидкость. – А, – пробормотал он, вытирая губы. – Старый добрый джин.

– Джулиан?

Голос Клодии прогремел в его ушах подобно грохоту барабанов, сердце охватил странный, но уже знакомый трепет Неловко повернувшись, он посмотрел через плечо.

Черт бы ее побрал! В переливающемся платье из лилового атласа она казалась настоящим ангелом. Ее красота была какой-то неземной, и Джулиан рассвирепел от того, что снова становится жертвой ее манящего очарования.

Он ненавидел ее, ненавидел за то, что она заставляет его терять голову от желания, порабощает его!

– Убирайся! – рявкнул он и, схватив бутылку с джином, шатающейся походкой направился к креслу у камина, стремясь держаться от нее как можно дальше Упав в кресло, он отпил прямо из горлышка, невидящим взором уставился на фиалки и прислушался. Но ничего не услышал и снова оглянулся.

Клодия все еще стояла у двери, положив длинные, изящные пальцы на ручку. Джулиан поморщился, когда она закрыла дверь.

– Нет, – произнес он, так отчаянно тряся головой, что тошнота подступила к горлу. – Не хочу, чтобы ты была здесь. Уходи.

Но она приближалась к нему, словно паря в воздухе, как видение его снов. Он нахмурился и сел, глядя, как шелковая юбка волнами колышется вокруг нее. Она улыбнулась! Мягкой, сострадательной улыбкой, от которой дрожь пробежала по телу. Он смотрел на нее, всей душой жалея, что она вот так не пришла к нему раньше.

До того, как он разлюбил ее.

– Господи! – вдруг взревел он и обмяк в кресле, положив лоб на руку. Кто она? Кто это создание, терзающее его сердце и душу? – Чего ты хочешь? Господи, что тебе нужно?

– Любить тебя, – прошептало видение бархатным голосом. Сердце Джулиана встрепенулось в груди: исходивший от нее аромат лаванды обволакивал его, дразнил. Бутылка с джином выскользнула из его рук. Он задыхался от ее близости, но не издал ни звука. Почувствовав ее пальцы на своем подбородке, он отстранился и открыл глаза. Лицо Клодии оказалось прямо над ним, серо-голубые глаза пробивались через туман его мыслей, проникая в самую душу, обжигая. В ее глазах можно было утонуть – погрузиться в их глубины и пропасть навсегда.

В этом-то и дело, разве нет? Он уже давно растворился в ней и сейчас безуспешно пытался освободиться от ее пут, но она затягивала его все глубже и глубже. Он оттолкнул ее.

Клодия грациозно отступила и, шелестя юбками, присела у его ног.

– Что ты делаешь? – резко спросил он.

Она не ответила, просто подняла его ногу и положила себе на колени, проведя пальцами по икре. Даже через ботинок Джулиан почувствовал ее прикосновение и отпрянул. Но она удержала его, осторожно снимая ботинок с ноги.

О Господи, он не в силах противостоять ей! Легкое покалывание волной поднималось по его ноге прямо к паху, когда она снимала второй ботинок.

– Зачем ты делаешь это? – снова спросил он. Опершись ладонями о его бедра, Клодия подтянулась и встала между его колен, ее руки лежали на его бедрах. Посмотрев в его глаза ясным, открытым взглядом, она сказала:

– Я знаю, ты презираешь меня, Джулиан...

– Нет, нет. Не презираю. Я просто ничего не чувствую к тебе, – ответил он, не дрогнув под тяжестью этой неимоверной лжи.

– Зато я чувствую. Я бы преподнесла тебе свое сердце на блюдце, если бы ты этого захотел.

– Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое!

Она покачала головой; темная прядь выбилась из прически и упала на плечо.

– Вот этого я не сделаю, – прошептала она. – Не оставлю, когда ты испытываешь боль.

Что-то внутри его взорвалось, он потерял над собой контроль. Ярость и отчаяние отступили, уступив место безумному желанию, и он повалил Клодию на ковер, сжав ее запястья у нее над головой. Дыхание ее участилось, взгляд, спокойный и печальный, был устремлен на него.

Джулиан зажмурился.

– Ты хочешь меня, Клодия? После того, как столько недель отталкивала? Хочешь сейчас?

– Да.

Ее шепот еще сильнее возбудил его. Он приник губами к ее губам в яростном поцелуе, раздвигая их языком, вдыхая ее аромат. Ее нежные руки никогда еще не обнимали его так крепко. Она ерошила его волосы, потом принялась стаскивать с него сюртук.

Она хотела его... На мгновение? На день? На год? Да разве сейчас это важно? Он заскользил губами по нежной коже к вздымавшимся над вырезом платья полушариям. Когда его руки коснулись ее спины, чтобы расстегнуть платье, она выгнулась ему навстречу, прижавшись к нему грудью, обжигая его взглядом, полным чувственного желания.

– Ты хочешь меня, Клодия? – спросил он, нетерпеливо стянув платье с ее плеч.

– Да, – снова прошептала она, тихо ахнув, когда его губы коснулись груди.

Руки Клодии проникли под его рубашку, заскользили по соскам, разжигая желание. Он застонал и, сражаясь с юбками, добрался до заветного местечка.

Клодия тихо застонала, прерывисто вздохнув, когда его палец скользнул в ее лоно. В этот момент Джулиан видел только ее глаза, затуманенные желанием. Они завораживали его.

– Ты хочешь меня, вот так? – хрипло переспросил он, и она вздохнула, закусив губу.

И в нем словно плотина прорвалась, сметая на своем пути долгие недели безответного желания. Стремительным движением он сорвал с нее панталоны, зарылся лицом между ее бедер и вдохнул ее запах, от которого закружилась /голова. Этот запах заполнил каждую клеточку его тела, пульсировал в его плоти, которая рвалась наружу.

– Ты хочешь меня? – Голос его сел от желания.

Клодия приподнялась, обхватила его лицо и крепко поцеловала в губы. Он вошел в нее, но сдерживался изо всех сил, чтобы не прийти к финишу. Двигался медленно, желая насладиться моментом. Ведь она сама пришла и сказала, что хочет его.

– Ты хочешь меня? Ты за этим пришла? Клодия закрыла глаза.

– О, Джулиан, я пришла потому, что люблю тебя! – прошептала она и нежно поцеловала его в шею.

Сердце Джулиана, казалось, разлетелось на тысячи осколков. Как он жаждал услышать от нее эти слова! Как жаль, что они прозвучали только сейчас, когда он так слаб, когда она причинила ему столько боли! Он входил в нее глубже и глубже, передавая ей всю свою растерянность, страсть и надежду, которые носил в себе долгие два года. Она выгнулась ему навстречу, тяжело дыша, и, когда вскрикнула, его страсть взорвалась в ней яростным всплеском.

Он упал на нее, не веря в случившееся, выскользнул из ее лона и в отчаянии перекатился на спину.

Клодия приподнялась на локте и посмотрела на него.

– Джулиан! Что такое?

Он бросил взгляд на огонь и сел.

– Ты можешь хотеть меня сейчас, Клодия, но уже слишком поздно. Слишком поздно.

Ее растерянный возглас вызвал у него новый приступ раздражения, и он стал неловко застегивать брюки.

– Как... как ты можешь говорить такое? Ты не веришь мне? Не веришь, что я люблю тебя?

Эти слова обожгли его. Разве сможет он после всего, что было, изгнать сомнения из своего сердца, позволить вновь вспыхнуть надежде? Она все разрушила и теперь, когда ему нечем ей ответить, произнесла слова любви, которые он уже не чаял услышать.

Джулиан посмотрел на жену. Ее волосы рассыпались по плечам. Грудь, бледная, словно луна, мягко поднималась при каждом вдохе.

Будь проклята эта ее манящая красота!

– Честно говоря, Клодия, я уже и не знаю, чему верить, – беспомощно пробормотал он и, перешагнув через нее, вышел из гостиной.

Придя к себе, Джулиан быстро оделся, подстегиваемый желанием побыстрее покинуть дом. Он не мог сейчас оставаться здесь, рядом с ней. Каким же дураком он был, полагая, что они смогут жить под одной крышей!

Приказав лакею нанять экипаж и дожидаясь, пока его подадут, он вдруг с болезненной остротой понял, что достиг наконец самого дна своей жизни. Он был словно резиновый мячик, каждый ударяет его, а он только успевает отскакивать. Господи, вот какова эта любовь!

Несколько часов спустя он оказался перед заведением мадам Фарантино. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу, и курил. Как он очутился здесь? Когда он вышел из дома, мозг его все еще был затуманен изрядным количеством спиртного, и он велел вознице ездить кругами по Гайд-парку. Потом ему это наскучило, он вышел на Риджент-стрит и бесцельно побрел по улице, пока каким-то непостижимым образом не оказался возле этого заведения.

Стоявший у входа лакей жестом пригласил его войти. Джулиан приподнял шляпу в знак приветствия, но с места не сдвинулся. Да, конечно, он подумывал о том, чтобы войти. Он чувствовал себя словно зверь в клетке, жаждущий вырваться на свободу. Ему хотелось побыть с женщиной, которая ничего не будет требовать, кроме его плоти, оставив в покое его сердце и душу.

Джулиан бросил сигару на мостовую и загасил каблуком. Сунув руки в карманы, он в последний раз взглянул на заведение мадам Фарантино и повернул к клубу «Тэм О'Шантер». На самом деле не было у него никакого намерения переступать порог борделя, чего бы там ни желало его тело. Что бы он ни думал о Клодии, одно, к сожалению, оставалось для него неизменным: он по-прежнему любил ее, глубоко и отчаянно.

Джулиан арендовал для Софи небольшой, но удобно расположенный особняк на Саут-Одли-стрит, рядом с Гайд-парком. Стэнвуд переехал туда утром, но уже после обеда отправился в магазин, славившийся своими неприлично высокими ценами. Судя по всему, его гардероб не соответствовал новому месту обитания, и он настоял, чтобы Софи сопровождала его. Джулиан подозревал, что он просто хочет держать ее подальше от семьи.

И в этом Стэнвуд весьма преуспел. Джулиан старательно навещал Софи три раза в неделю. Более частые визиты, считал он, показали бы, насколько сильно он переживает, а более редкие – что пребывает в постоянном отчаянии. Он действительно все время думал о Софи. И очень страдал. Она сильно похудела, под глазами пролегли глубокие тени. И хотя она улыбалась и весело щебетала во время его визитов, Джулиан видел, что улыбка у нее вымученная. Софи, несомненно, была несчастна.