Лариса любовалась его руками, устремленностью, увлеченностью движением. Сергей Петрович любил автомобиль, как женщину, нет, больше, чем любую из своих женщин. Уж машину-то он холил и лелеял, баловал, скучал о ней и постоянно думал про нее. Он любил заниматься с автомобилями, друзья и особенно родственники знали: его можно поднять среди ночи с постели и сообщить, что их машина сломалась посреди дороги, и он помчится, и будет чинить, зима, лето ли, непременно докопается до причины поломки, попутно отрегулирует все, что можно, даст ворох ценных советов на будущее и ничего не попросит взамен за доставленное ему удовольствие. Принципиальный поклонник отечественного автопрома, Сергей Петрович и иномарку не покупал потому, что ее нельзя чинить – она слишком независимая.

«Я тоже независимая… от него независимая… я все могу сама… значит, я как иномарка… Если бы у него был сын, он бы научил его чинить машины, а у него две дочери… и жена. И я еще навязалась».

– Лариса… Просыпайся. Чего ты бормочешь? – Сергей Петрович тихонько гладил ее по плечу. «Русское радио», что удивительно, молчало.

Лариса вздрогнула и ошалело посмотрела по сторонам, она не умела мгновенно просыпаться, как он.

– Приехали? Я пойду.

– Куда ты пойдешь? Сиди! Пойдет она. Выйду, посмотрю. Потом пойдешь. Провожу тебя до двери, вернусь и поставлю машину. Ты хоть воды пока в кастрюле поставь, побольше, а? Жрать хочется! Эти, дуры твои, худеют все – я бы на месте их мужиков удавился. Худая корова все равно не газель.

– Это тоже из «Русского радио»?

– Из жизни. Воду поставь, я по дороге зайду пельмени куплю. Оно, конечно, гадость, но без них еще хуже.

– Купи. Я тоже голодная, только утром поела, и все. И хлеба. И на завтрак что-нибудь, у нас ведь нет ничего.

– И хлеба? Ты худей давай, никаких тебе пельменей, нечего народ дурить. А то навернешь кило пельменей – и весь твой бизнес псу под хвост.

– А если я умру с голоду, то над кем ты станешь издеваться?

Но когда Сергей Петрович вернулся с двумя килограммами пельменей, кастрюля вовсю пыхтела на плите, а Лариса спала в кресле, укрывшись шубой. Задумчиво посмотрев на Ларису, он взвесил в руке пакеты, пошел в кухню и высыпал в кастрюлю оба, мурлыкая себе под нос песенку: «Люблю я макароны, а вот моя невеста их не любит».

Утром Лариса проснулась от громкого разговора, щедро украшенного не вполне цензурными вкраплениями. Сергей, уже выбритый и одетый, сидел за кухонным столом и ругался с кем-то по телефону. Судя по всему, его желали видеть на объекте, а он орал в трубку:

– Не приеду! Вчера еще тебе сказал – разбирайтесь сами. Голова есть? Вот и утрясайте, я вам не мамочка… Да мне плевать!

Лариса, молча постояв в дверях, подошла, глотнула чай из его чашки, сморщилась. Она забыла, что он кладет шесть ложек сахара в стакан. Сама Лариса давно перешла на сахарозаменители, которые Сергей Петрович называл «колесами» и почему-то предрекал ей неминуемое облысение. Глядя на него сверху вниз (очень удобно), она попросила:

– Сереж, ты иди, а? Тебе на работу надо, я понимаю, ты уже столько дней со мной возишься. Я ведь знаю, что ты и в больнице возле меня сидел. Ну кому я, к черту, нужна?

Он с усилием потер лоб, поднялся – Лариса сразу стала маленькой и неубедительной, как и ее точка зрения, – полюбовался на нее с высоты своего положения и сообщил:

– Вот когда этого козла поймают, а ищет его не только милиция, на нее надежды нет, но и прохожие, вот тогда я от тебя съеду. И потребую компенсацию за упущенную выгоду.

– Какие прохожие, Сереж?

– Филолог, елки-палки! Стихов в детстве тебе мама не читала – «ищут прохожие, ищет милиция»? У меня друг в службе безопасности банка, они там ребята толковые, со связями, поищут по своим каналам. Найдут! Давай на работу собирайся, а то тебе уже звонили, верещали, что там у вас война началась. Локальные боевые действия. Я сказал, что ты спишь и будить не велела.

– Ты с ума сошел?! Что у них там?

– У нас тут, Лариса Петровна, митинг, – сообщил Ларисе охранник, которому она позвонила, не полагаясь на Валентину Васильевну. Та всегда впадала в панику легко и с удовольствием. – Акция протеста против деятельности нашего Центра. У нас же сегодня с утра запись в новые группы, люди подходят. Они их за рукав хватают, листовки раздают. Плакатики есть. Телевидение приезжало. Мы журналистов не пустили, пока до вас не смогли дозвониться.

– Идиоты! Не смогли дозвониться – надо было ехать! Пустите журналистов в приемную, налейте им кофе, пусть ждут, я буду через полчаса. Линда на месте? Пусть звонит в районную администрацию, узнает, есть ли у них разрешение на проведение пикета. Если есть – то какой придурок разрешил – фамилию! И сразу мне на сотовый, я еду!

Лариса бросилась из кухни, налетев в коридоре на вальяжно передвигающегося Сергея Петровича. Ударилась о дверной косяк больной рукой, от злости и от боли на глазах выступили слезы.

– Какого черта ты меня не разбудил! Почему везде распоряжаешься! Иди занимайся своими делами, не торчи тут!

Сергей молча развернул ее к себе лицом, пощелкал перед ее носом пальцами, будто проверяя, в своем ли она уме и правильно ли воспринимает действительность. Лариса посмотрела в его глаза, увидела, как по-кошачьи сузились зрачки, еще больше напоминая рысьи, и вдруг испугалась, что он ее ударит.

Сергей Петрович понял ее испуг. Отвернулся, хмыкнув. Снял с вешалки куртку и вышел, даже не хлопнув дверью. Лариса, посидев пару минут на полу в коридоре, взяла себя в руки, точнее, в одну незагипсованную руку, кое-как оделась, вяло похвалив себя за короткую стрижку, которая позволяла ей не суетиться с укладкой, и выбежала на улицу, надеясь поймать попутку. У подъезда стояла знакомая «девятка», Сергей Петрович грел мотор.

– Садись. Найдут этих мужиков – свалю от тебя, не волнуйся. Ты сокровище еще то.

– Сережа, прости меня, пожалуйста… Я растерялась, от страха не подумала… – И по-детски добавила: – Я больше не буду. Правда.

– Ты привыкла, дорогая, что все у тебя в подчинении, но ведь на твоей конторе свет клином не сошелся. Бизнесвумен! Ладно, поехали, посмотрим, что у тебя там.

У входа в Центр действительно маячили какие-то тетеньки, уже изрядно замерзшие. Двое криво держали растяжку с надписью: «Худая корова – еще не газель».

– А что я говорил! – зашелся от смеха Сергей Петрович и отправился дружески беседовать с митингующими, которые, заподозрив в нем единомышленника, приняли его в свои нестройные ряды.

Маячили плакаты типа «Не позволяйте Хрусталевой наживаться на вашем здоровье», «Требуем запретить шарлатанскую деятельность» и еще какие-то картинки – Лариса не стала рассматривать. Бочком, не глядя по сторонам, пробралась к входной двери, проклиная мысленно Сергея Петровича, который именно теперь решил бросить ее на произвол судьбы. Тетки с плакатами показывали на нее пальцем, но взгляды отводили. Зато женщинам, спешившим на презентацию Центра и на запись в новые группы, они раздавали листовки и едва не хватали за рукава. В стороне работали две съемочные группы, видимо, интервью с пикетчиками они уже записали и теперь делали картинку про запас – как же, такой прикол, поссорились толстые с тонкими!

В офисе Ларису тоже ждали журналисты. Линда успела созвониться со многими – Лариса числилась в их поминальниках в качестве ньюсмейкера, от нее всегда можно было ожидать чего-нибудь интересного, да и приплачивал Центр «Твоя фигура» не скупясь, в отличие от большинства себе подобных. Поэтому Лариса могла не спеша изложить свою точку зрения, заранее написанную на шпаргалке, ее подсунула предусмотрительная Линда. Оказалось, что разрешения на проведение пикета у нарушителей спокойствия нет, поэтому Лариса сумела представить ситуацию как спровоцированную конкурентами, которые бессильно завидуют успеху ее Центра, исключительно эффективно работающему по всей области и в соседних областных центрах на рынке столь необходимых народу услуг. Подобной чепухи Лариса на ходу не придумала бы, поэтому была благодарна Линде и решила, что к летнему отпуску надо оплатить ей путевку на хороший курорт.

Митингующие убрались восвояси, вернулся и довольный Сергей Петрович. Радостно поделился добытой информацией: пикет заказали конкуренты из «Клиники доктора Соколова» – новой и весьма нахрапистой организации, за которой стояли московские деньги. Тетенек, в основном пенсионерок, привезли на «Газели» и заплатили за участие по триста рублей. Негусто, но если вот так ходить с митинга на митинг, то за месяц можно заработать нехило, ОМОН бабусек не гоняет, от нанимателей отбоя нет – то на американское консульство наедут, то чьих-нибудь конкурентов попугают, то потребуют освободить из СИЗО очередного авторитета в связи с его хилым здоровьем. Появилось даже некое пиар-агентство «Альтер эго», бесхитростно развесившее по заборам и столбам объявления: «Массовые акции и устранение конкурентов. Промышленный шпионаж». Через него бабусек и нанимали.

Добравшись до кабинета и вяло успокоив квохчущую Валентину Васильевну, Лариса записала в ежедневник: «Мэрия – насчет «Клиники доктора Соколова». У нее, как и у всякого человека ее рода занятий, желающего работать спокойно, имелись свои прикормленные чиновники, к тому же, надо отдать должное мэрии, своих она в обиду заезжим не давала, вот и сеть московских универсамов «Семерочка» так и не смогла здесь развернуться, а какие были планы… «Как бы не пришлось и доктору Соколову менять насест», – со злостью подумала Лариса и, разозлившись, поняла, что настроение входит в привычную колею. Да, нам без боевого настроя никуда – бизнесвумен, как ни крути.

Без стука в кабинет втерся Александр Сергеевич Шкирка. Он работал в Центре психологом с тех пор, как впервые увидел Дину Борисовну и безвозвратно погиб для прочих представительниц прекрасного пола, столь им доселе любимого. Окончил курсы, получил всякие сертификаты, но не в них оказалось счастье, а в том, что Александр Сергеевич (хотя бы в этом он был сродни своему великому тезке) действительно прекрасно понимал женщин, умел внимательно слушать и поддерживать задушевную беседу, а большего и не требовалось. Вдохновляемый своей музой, он стал отличным специалистом, перед дверью с табличкой «Шкирка Александр Сергеевич, психолог» всегда сидела очередь, а на его занятия постоянно пытались попасть дамы, уже окончившие курс. К тому же он уже больше года вел передачу на одном из местных телеканалов, раздавая советы направо и налево, что нравилось ему гораздо больше, чем ставить пломбы и коронки.

– Ларис, привет! Ты как?

С тех пор как Шкирка вернулся с очередных курсов, его голос стал бархатным, а интонации вкрадчивыми, и Лариса уже не раз подумала, что зря заплатила деньги за этот семинар для идиотов. По мнению организаторов, именно таким образом можно было быстрее расположить к себе людей, но лично ей Шкирка стал напоминать кота Базилио в исполнении Ролана Быкова.

– Нормально, только зло берет! Ну дотянулась рука Москвы в провинцию, ничего, справимся. Но зачем начинать со свинства?

– Да не волнуйся ты, нельзя тебе волноваться.

– Почему? – изумилась Лариса.

– Да я так… просто сказал. Пойдем, посидим у меня в комнате психологической разгрузки. Поговорим…

– Не хочу я с тобой разговаривать, у меня все в порядке. Я тебя и не воспринимаю как психолога, уж извини. Меня смех разбирает.

– Что, я такой смешной? – обиделся Шкирка.

– Ты говори нормальным голосом, чего ты выеживаешься, давно хотела тебя спросить, да все некогда.

– Много ты понимаешь, другим женщинам нравится, – обиделся Шкирка.

– Да ладно, ладно, работай, ты у нас молодец, популярная личность. Жаль, нельзя у тебя на консультации посидеть, послушать. Хоть узнала бы, за что тебя так бабы любят.

– Бабы… – сморщил нос бывший стоматолог. – Фу, тебя слушать невозможно. Я с тобой просто поговорить хотел, надо мне.

– Опять про Дину Борисовну? Саша, сколько можно? Побеседуй с Катериной. Если тебе это поможет.

– Ну чего ты злая такая? – расстроился Александр Сергеевич.

– Я не злая, не обижайся. Раньше я тебя любила без взаимности, теперь ты наступил на те же грабли. История всегда повторяется дважды, причем второй раз в виде фарса.

– Любила, как же. Уехала тогда, наврала…

– Ой, Саша, не начинай в сотый раз. Что ни делается – все к лучшему. Сочини себе настрой и повторяй почаще, у тебя же отлично получается.

– С тобой сегодня невозможно разговаривать, я пойду.

– Давно пора, что без толку болтать. Да мне и некогда, я с утра причесаться не успела, не то что кофе выпить. Пойдешь, попроси Валентину Васильевну кофе мне сварить, она делом займется, хоть утихомирится.

Когда за Шкиркой оскорбленно закрылась дверь, Лариса едва не расхохоталась. Ведь угораздило же редкостного скопидома Шкирку влюбиться в женщину, у которой самое легкомысленное отношение к деньгам, какое можно вообразить. Она зарабатывала и тратила, не считая, могла отдать последнее тому, кто просит, и сразу побежать занимать у друзей, благо их у нее – полгорода. Однажды отложенные на покупку квартиры деньги отдала взаймы, без всяких, естественно, бумаг, давнему знакомому дочери, который просто пожаловался на финансовые проблемы. Катерине сообщила потом, между делом, и та лишь руками развела. Должник расставаться с деньгами был не склонен, пришлось привлекать Игоря Властимировича, у которого было полно сомнительных знакомых, незаменимых в ситуациях, когда надо действовать в обход законов и правил. Деньги были возвращены, правда, больше трети суммы ушла на оплату услуг, и Лариса не сомневалась, что и Игорь при этом свое не упустил. Влюбленный Шкирка едва не сошел с ума от всех этих волнений, но на его попытки научить избранницу уму-разуму она реагировала смехом и маханием рукой. Дина Борисовна не только не давала ему никакой надежды, она даже не снисходила до того, чтобы с ним кокетничать, искренне считая сорокалетнего Шкирку мальчиком. Дина Борисовна не принадлежала к тем остро зависимым дамам, которые на каждом углу кричат, что «все мужики сво…, но жить без них невозможно». По-прежнему умела увидеть в любом субъекте мужского пола ярко выраженные доминантные признаки, и донельзя изумленный собой и приподнятый над суетой субъект становился ручным и преданным. Обаяние ее личности было столь велико, что жадный Шкирка довольствовался крохами, хотя, как любой скупердяй, истово верил в возможность прибрать к рукам все. И когда она вышла замуж за своего итальянского модельера, Шкирка недолго утешал себя тем, что Дина Борисовна, корыстная, как все женщины, просто нашла себе более состоятельного партнера. Он прекрасно понимал, что деньги волнуют женщину его мечты меньше всего, и оттого его отчаяние не проходило, становясь все острее.