Джанет Чарльз - Библиотека в Париже

– Мои чувства никакого отношения не имеют к побрякушкам.

– Но эти девки получают все, а у нас нет ничего. Они же просто шлюхи, они…

– Грубость совершенно ни к чему!

– Они должны стыдиться, ложась под этих проклятых фрицев, отдаваясь врагам! Мне бы хотелось преподать им такой урок, какого они никогда не забудут.

Он шагнул в сторону солдат и их девиц. Зубы Поля были стиснуты. Кулаки сжаты. Он был не похож на самого себя. И впервые меня испугал.

– Только не лезь в драку! Оно того не стоит!

Я схватила его за руку и удержала на месте.

Солдат стало невозможно избегать. Они заполняли наши любимые кафе, устанавливали все больше и больше пропускных пунктов на наших улицах. Трудно было предугадать, где они появятся. По дороге на Монмартр, относя научные труды доктору Сангер, я прошла через металлическую баррикаду, которой здесь не было еще днем раньше. Один из солдат схватил мою сумку и вывалил ее содержимое на землю. Я поморщилась, когда тяжелые книги ударились о тротуар и раскрылись. Солдат взял одну и поворошил страницы. Возможно, он искал какие-то тайные коды или нож, спрятанный в переплете, а может быть, ему просто было скучно. Посмотрев на заглавие, он ухмыльнулся:

– Мадемуазель читает труды по физике?

После моих уроков физики в лицее прошло много времени. И если бы он задал какой-то вопрос, я оказалась бы в затруднении. Я могла сказать, конечно, что это для кого-то из моих соседей, или сама задать вопрос…

– Вы считаете, что женщины должны читать только книги по вышивке?

Он отдал мне сумку и велел собрать книги.

Вернувшись в библиотеку, я попыталась предостеречь Маргарет, но она отказалась осознавать опасность, грозившую ей, даже тогда, когда мы складывали в коробки книги, предназначенные для лагерей интернированных, где сидели иностранцы вроде нашей мисс Уэдд и хозяйки книжного магазина мисс Бич.

– Ты зарегистрировалась в полиции? – спросила я ее в десятый раз.

– Я чувствую себя француженкой, и этого мне достаточно, – ответила Маргарет, аккуратно укладывая «Приключение рождественского пудинга» Агаты Кристи поверх «Тайны голубиного пирога» Джулии Стюарт.

– Может, тебе следует уехать к Лоуренсу в Свободную зону?

– Вряд ли это понравится его любовнице.

Любовница? Нет, такого не могло быть! Я стала вспоминать наши разговоры, отыскивая пропущенные мной намеки. Маргарет говорила, что Лоуренс там с неким другом, и я восприняла это буквально. Маргарет никогда не упоминала о том, что получала письма от мужа, никогда не говорила, что скучает по нему. Я почувствовала себя просто дурой. Я болтала о Поле, в то время как Маргарет молча страдала. Я умела читать книги, но не умела читать людей.

Я знала, что наличие любовницы может привести к разводу, и встревожилась, что Маргарет может перебраться в Лондон или, того хуже, исчезнуть, как тетя Каро. Я, должно быть, выглядела в этот момент смятенной, потому что Маргарет коснулась моей руки.

– Дипломатические отношения между Францией и Англией прерваны, – сказала она. – Он остался из-за нее. Мы с Лоуренсом живем разными жизнями. Это не то, чего я хотела – в особенности из-за Кристины, которая никогда не видит отца, – но я это приняла.

– Он просто идиот. Он должен быть идиотом, если не видит, какая ты милая и храбрая.

Маргарет боязливо улыбнулась:

– Никто другой не видит меня такой, кроме тебя.

Я сжала ее пальцы:

– Ты думаешь, он захочет развестись?

– Пары вроде нас не разводятся, мы существуем с грехом пополам.

– Значит, ты останешься?

– Я никогда не покину библиотеку.

– Обещаешь?

– Это для меня легче легкого.

– Я рада, что ты будешь здесь, но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Вдруг тебя арестуют, как мисс Уэдд? Пожалуйста, подумай о том, чтобы заглянуть в комиссариат. Это ведь теперь закон.

– Не все законы подразумевают, что им обязательно надо повиноваться.

Маргарет осторожно высвободила руку и опустила крышку на коробку с книгами. Вопрос решен.

В серебристом свете сумерек Маргарет подошла к станции метро, гадая, какую книгу почитать дочери перед сном. «Красавицу-козочку» или «Кота Гомера»? И слишком поздно заметила новый пропускной пункт. Она медленно отступила назад.

Один из солдат потребовал:

– Vos papiers![27]

Маргарет протянула ему документы.

Он рассмотрел их, потом зло уставился на Маргарет:

– Anglaise?

Англичанка? Враг.

Солдат схватил ее за предплечье. Костяшки его пальцев мимоходом задели грудь Маргарет, и она отпрянула, стараясь избежать прикосновения.

Маргарет оказалась единственной иностранкой, которая им попалась. Толкая ее перед собой, солдаты погнали Маргарет по тротуару. Никогда в жизни она не была так испугана. Она знала, что эти люди легко могут завести ее в какой-нибудь пустой двор и сделать что захотят, и тогда ее жизнь изменится навеки.

Через шесть кварталов они вошли в реквизированный полицейский участок. Внутри по одну сторону комнаты стояли письменные столы, а по другую – камера-клетка для задержанных, там сидели на скамье три седовласые дамы. Размазанная косметика и помятые платья дали Маргарет понять, что схватили этих женщин уже несколько дней назад.

– Моя дочь… – заговорила она, когда солдат толкнул ее в клетку. – Могу я позвонить ей? Пожалуйста!

– Вам тут не гостиница, – ответил солдат. – И вы у нас не гостья.

Дамы подвинулись на скамье, Маргарет осторожно села на краешек. Обычно она представлялась как миссис Сент-Джеймс, но, похоже, в таком месте глупо было держаться официально.

– Я Маргарет, – сказала она. – И мое преступление в том, что я англичанка.

– Мы тоже.

– Они нас схватили, когда мы возвращались домой из книжного клуба.

– Мы для них хороший улов!

– Эти солдафоны, должно быть, гордятся тем, что мешают леди читать Пруста.

Потом старшие чины ушли, в участке остался только один молодой солдат, читавший за столом.

– Кажется, этот страж заинтересован нашей новой подругой.

Маргарет заметила, что взгляд солдата время от времени отрывается от книги и устремляется к пленницам. Но, с другой стороны, на что еще ему было смотреть в этом темном участке?

– Давно вы здесь? – спросила Маргарет.

– Неделю. Когда нас наберется достаточно, они отправят нас в лагерь для интернированных.

Ни воды, ни еды, только вши да скучающие солдаты. Вечер прошел, и женщины приготовились провести здесь очередную ночь.

– А что, если они нас никогда не выпустят? – встревожились леди.

Маргарет достала из сумки «Приорат» Дороти Уиппл:

– Я вам почитаю одну историю.

Женщины устроились поудобнее.

– «Почти стемнело. Машины, челноками метавшиеся по скоростному шоссе между двумя городами, в пятнадцати милях друг от друга, включили фары. И каждые несколько секунд освещались ворота Сонбай-Приората…» Это огромный старый дом. Вам бы там понравилось.

В конце главы одна леди зевнула. И все три устроились на ночь на цементном полу, положив головы на сумки. Маргарет присоединилась к ним.

– Ложитесь на скамью, дорогая.

– Вы не такая пухлая, как мы. Ложитесь там.

Маргарет была тронута этой простой добротой.

– Я лучше вместе с вами.

Положив голову на «Приорат», Маргарет сжала в руке жемчужные бусы. Это ожерелье принадлежало ее матери, оно ничего не стоило, не то что драгоценности, в которых Лоуренс желал видеть ее на приемах. Но когда Маргарет надевала эти бусы, то знала, что ее защищает материнская любовь, как в детстве, когда она ощущала на своем лбу губы матери, шептавшей ей нежные слова.

«Учись как следует, если не хочешь работать на фабрике, как я», – говорила ей матушка, но бабушка твердила Маргарет, что она может заполучить любого мужчину, какого ей захочется, что ее царственная внешность заставляет забыть о том факте, что она происходит из низшего класса. Бабушка сравнивала охоту на мужчин с ловлей рыбы: иди туда, где ее много, выбери наилучшую приманку и замри. Маргарет с подругами прогуливались перед каким-нибудь дорогим рестораном, скромно скользя мимо входа. Когда Маргарет увидела Лоуренса, такого стильного в темно-синем костюме, то тут же уронила сумочку. Он ее поднял. Леска, крючок, подсечка…

На их свадьбе на Маргарет было шелковое платье от Жанны Ланвен. От улыбок у нее болели губы. Маргарет не задумывалась о том, что будет после церемонии, она ничего не знала о первой брачной ночи. И потрясение оказалось таким глубоким, таким постыдным, что она не стала возражать против того, что они не смогли уехать на медовый месяц. Лоуренс был молодым дипломатом, и их с Маргарет пригласили на дипломатический ужин, который, как все надеялись, приведет к мирным переговорам.

В Патни подавали коктейли. Лоуренс, обнимая Маргарет за талию, демонстрировал молодую жену – «Voici ma femme!»[28] – переходя от итальянского посла к немецкой делегации. Маргарет удивилась тому, что все говорят по-французски, они ведь, вообще-то, были в Англии.

– Это язык дипломатии, – пояснил Лоуренс. – Ты же говорила, что учила французский.

Маргарет действительно выразилась именно так, когда он спросил ее когда-то об этом. Она была осторожна, никогда не врала. Но правда состояла в том, что она зря старалась четыре года. Однако во время ухаживания Лоуренс почти все время говорил сам, не давая Маргарет сказать ни слова. И она думала, что это не имеет значения.

Глотая коктейль, Маргарет наблюдала за тем, как другие жены обмениваются остроумными словечками, и даже сдержанные дипломаты посмеиваются.

За столом во время обеда она просто не смогла поговорить ни с грубоватой русской справа от нее, ни со скромной чешкой слева. Маргарет надеялась, что Лоуренс хоть как-то поддержит ее, но он посматривал на жену так же, как его мать, – с легким презрением. К счастью, когда мужчины закурили сигары, женщины ушли в гостиную. Маргарет ожидала, что дамы заговорят о модах, но они говорили о нынешней политической ситуации. Маргарет не в силах была уследить за темами: итальянский дуче, немецкий канцлер, президент и премьер-министр Франции… Она запуталась.

Кошмарный вечер завершился, но это еще не было концом. Перед отелем, пока Маргарет и Лоуренс ждали, когда им подгонят их «ягуар», какая-то француженка в платье с блестками поцеловала Лоуренса в щеку, очень близко к губам, и сказала на безупречном английском:

– Вы должны купить малышке Маргарет подписку на какую-нибудь газету, чтобы она могла принять участие в разговоре.

В машине Маргарет сказала:

– Не так уж плохо все прошло. Я найду учителя, чтобы подтянуть свой французский.

Лоуренс не ответил. В свете фонарей она увидела на его лице то же самое выражение, которое видела на лице своей матери, когда та, вернувшись домой с рынка, обнаруживала, что купленные ею пухлые ягоды малины подгнили изнутри. Это было отвращение, но отвращение к себе, из-за того, что позволил себя надуть.

– Скажи, что я должна сделать, и я сделаю, – умоляюще произнесла Маргарет.

Лоуренс не посмотрел на нее. И никогда больше к ней не прикасался.

На следующей неделе Маргарет пригласила подруг на чай. Они были в восторге: роскошный дом, богатый муж, бриллиантовое кольцо…

– Ты получила все, что хотела!

Одна из женщин в камере-клетке придвинулась ближе, ее тепло убаюкало Маргарет, она задремала. И в полусне она осознала, что действительно получила все, что хотела. Знать бы ей, чего еще хотеть…

Посреди ночи Маргарет проснулась. Кто-то тряс ее за плечо. Над ней склонился охранник. Маргарет отшатнулась, но места было слишком мало.

– Я тебя отпущу, – прошептал солдат.

Дверь камеры была открыта. Маргарет повернулась, чтобы разбудить женщин.

– Не их, только тебя.

– Почему меня?

– Ты красивая. Тебе не следует быть здесь.

Это было похоже на Лоуренса. Он сразу видел, чего хотел. Маргарет снова легла на пол.

– Я бы всех вас отпустил, если бы мог, – сказал солдат. – Но я не смогу объяснить пустую камеру.

Маргарет бешено уставилась на него, разозлившись из-за того, что солдат поманил ее возможностью свободы, чтобы тут же все отобрать.

– Разве война не научила вас лгать? – спросила она.

– У меня будут неприятности.

– Ваш командир накричит на вас, и вам придется немного поволноваться. А что случится с нами? Нас отправят в тюрьму, далеко от наших любимых, без еды, тепла, без книг.

– Я отпущу всех четверых…

– Merci. Danke.

– Я отпущу вас всех, если вы почитаете мне ту книгу.

– Что?!

– Потом, когда мы где-нибудь встретимся. На ступенях Пантеона или где вы захотите.

– Это просто абсурд!

– Одна глава в день.

Маргарет хотелось понять выражение лица солдата, но он стоял спиной к тусклому свету.

– Но почему?