Кристина заметила, что на лице Долли появилось выражение почти безумной решимости, граничащей с яростным отчаянием, но ощущение боли, которое заполнило ее сердце, не давало ей сосредоточиться ни на чем.

Выпрямляясь в полный рост, Кристина взглянула в лицо Долли и проговорила со спокойным достоинством:

— Но тем не менее он женится именно на мне.

— Не заблуждайся, — зло оборвала ее Долли. — Он женится не на тебе, а на твоем наследстве. У тебя что, нет гордости? Любая другая женщина в здравом уме решила бы отказаться от свадьбы, пока еще не поздно. Ты бы могла найти себе мужа, который действительно любил бы тебя, вместо того, чтобы униженно предлагать себя тому, кто к тебе равнодушен.

Кристине показалось, что все это ей снится в каком-то кошмарном сне. Почему Долли стремится причинить ей боль? Кристина решила больше не слушать ее. Она просто не может позволить себе это, иначе сойдет с ума.

Пора было идти к машине, и Кристина молча миновала мачеху, когда та вдруг с ожесточением схватила ее за руку, шипя как змея:

— Я понимаю, на что ты надеешься. Не думай, что Стив постепенно полюбит тебя, не трать время даром. Он уже любит кое-кого. Не веришь? Сама спроси его! Боишься? Если ты не веришь мне, спроси его сама! Спроси прямо сейчас, пока вы еще не женаты... Посмотрим, такая ли ты смелая, как делаешь вид.


Воспоминания о давно минувших днях долго не оставляли Кристину. Но наконец она сделала над собой усилие и вернулась к насущным проблемам. Весь перелет из Найроби до Бостона Кристина провела, мысленно репетируя свою речь, пытаясь уделять внимание и тому, что она скажет, и своему тону, и выражению лица. Она все время напоминала себе, что она уже не та наивная восемнадцатилетняя девушка, которая почти ничего не знала об окружающем ее мире и о теневой стороне жизни, девушка, которую отцовская любовь оберегала и хранила от повседневных забот и тягот.

Теперь она — взрослая женщина двадцати двух лет от роду, которая уже многое повидала в жизни, пережила боль и измену, видела нищету и моральный упадок. Но Кристина также знала, что как бы ни была тяжела жизнь, в ней всегда есть и любовь, и сострадание, и щедрость духа.

Оглядываясь на последние четыре года, Кристина удивилась тому, что не обнаружила в себе почти ничего общего с той глупенькой девочкой, которой она была прежде.

Девушка закрыла глаза и откинулась в кресле. Она летела в экономклассе. Жизнь приучила ее экономить. Если ты каждый день видишь обездоленных сирот, готовых драться друг с другом до смерти из-за куска хлеба, то начинаешь по-другому относиться к деньгам. С помощью благотворительной организации, в которой она работала, некоторые маленькие бродяжки обрели кров, хлеб, начальное образование и самое главное, как считала Кристина, — любовь.

За годы, проведенные в Найроби, Кристина научилась ценить и защищать свою частную жизнь, избегать нескромных вопросов, попыток залезть ей в душу, с какими бы благими намерениями они не совершались. Она перестала безоговорочно доверять людям. Она не любила говорить о своем прошлом и не обсуждала его ни с кем.

Конечно, у нее было немало друзей, но ее прошлое оставалось запретной темой и для них. Кристина умудрялась держать всех, даже самых близких людей, на некотором расстоянии. Особенно подозрительна она была к мужчинам. Увлекаться, питать нежные чувства — это было теперь не для нее. Кристина опять вздрогнула, как только имя Стива мелькнуло в ее мыслях. Даже сейчас, спустя четыре года, он продолжал являться к ней во сне, чтобы опустошить и измучить ее настолько, что ей потом нужно было несколько дней, чтобы прийти в себя.

Кристина не могла сказать точно, когда она начала сожалеть о том, что отказалась от отцовского наследства. Ее неотступно преследовали мысли о том, насколько легче бы жилось их приюту, если бы она могла использовать эти деньги на нужды благотворительности, вместо того чтобы из гордыни бросить их в лицо обидчикам.

Каждый раз, когда в адрес их организации поступали какие-то дары, радость освещала морщинистое лицо сестры Марии. Но Кристина прекрасно знала, что эти суммы составляли лишь крохотную часть денег, которые могла бы пожертвовать она.

Гордость — это, конечно, хорошо, но почему обездоленные дети должны расплачиваться за нее? Эти и многие другие, такие же болезненные вопросы, заставляли Кристину не спать ночами, думая над тем, как же ей поступить. Наконец она приняла трудное решение.

Сначала Кристина думала, что будет достаточно написать своему поверенному о том, что она изменила свое решение по поводу завещания. Она попыталась как можно проще объяснить, что она хотела бы использовать эти деньги на благотворительные цели, для нуждающихся детей. К своему разочарованию, она получила письмо от некоего Пола Стивенсона. Это имя не говорило ей ни о чем. Она-то надеялась, что ей придется иметь дело с милейшим Тимом Волби, которого она знала с детства. Господин Стивенсон написал, что старый Волби умер, а он является его племянником и преемником.

Кроме того, вместо прямого ответа на ее запрос о деньгах, причитающихся ей по завещанию, следовало туманное заявление о том, что ситуация несколько усложнилась, и ей, не теряя времени, необходимо приехать в Америку для разрешения этих вопросов.

Сначала Кристина с негодованием отвергла саму эту идею, но, подумав, решила, что ей нечего больше бояться теней прошлого. Ей хотелось поскорее решить все вопросы и с радостью написать сестре Марии о том, что она вскоре с победой вернется в Найроби.

Ее желудок сжало от неприятного предчувствия, но она успокоила себя тем, что это обычная реакция организма во время снижения самолета.

Кристина, улетавшая из Америки четыре года назад, была хорошенькой девушкой. Природа наделила ее прекрасными глазами необычного фиалкового цвета, совсем такими же, как те, которыми славилась ее мама. Эти глаза были широко распахнуты навстречу окружающему миру и так же, как и мамины глаза, были полны тепла и любви к людям. Копна блестящих черных волос венчала ее головку.

Женщину, которая вышла из самолета в аэропорту Бостона, никто бы не решился назвать просто хорошенькой. Трудная жизнь, которую она вела, без роскоши, а часто и без какого-либо элементарного комфорта, работа, в которой она растрачивала не только физические силы, но и тепло своей души, все это вместе взятое лишило ее тело детской пухлости и придало лицу одухотворенное выражение.

Ее черты были совершенны, а глубокий аметист глаз стал еще более заметен. Она стала ярче, эффектнее, но не за счет физической красоты, а благодаря тому духовному свету, который, казалось, лучился из ее глаз. Люди оборачивались ей вслед, чтобы взглянуть на нее еще раз.

Хотя ее одежда — свободные светлые брюки и белая хлопковая рубашка — была скроена очень просто, но она не могла скрыть тонкости талии, соблазнительного изгиба бедер, стройности длинных ног и округлости груди. Ее кожа привыкла к яркому африканскому солнцу, позолотившему ее теплым загаром.

Девушка непроизвольно подняла руку, чтобы прикрыть глаза от солнца, внезапно выглянувшего из-за туч. На ее руке блеснули изящные золотые часики, которые ей подарил отец незадолго до своей смерти. Красавица-стюардесса, проходя мимо Кристины, с завистью посмотрела на роскошную копну ее волос, небрежно стянутых сзади белым шелковым шарфиком.

Итак, она опять в городе, который долгие годы считала родным. Где же радость возвращения? Горестно вздохнув, Кристина подозвала такси. Заняв место пассажира, она вытащила из сумочки записку и назвала шоферу адрес. Водитель счел нужным заметить, что это место находится в новом районе на побережье.

Кристина предварительно попросила своего поверенного посоветовать ей какой-нибудь недорогой отель неподалеку от его конторы. К ее удивлению, он не только сообщил ей о том, что забронировал для нее место по указанному ниже адресу, но также вложил чек на сумму, необходимую для перелета первым классом. После долгих размышлений, она отказалась воспользоваться им.

Новый прибрежный район был ей незнаком. Видимо, его построили в последние годы. Ее глаза расширились от изумления, пока она рассматривала из окна такси улицы, полные дорогих машин, дорого и со вкусом одетых мужчин и женщин, атмосферу богатства и роскоши.

Такси затормозило у внушительного жилого дома. Выйдя из машины, Кристина неуверенно огляделась, сомневаясь, не ошиблась ли она адресом. Она еще раз взглянула на листок бумаги. Да, все правильно. Недоуменно пожав плечами, Кристина решительно направилась к подъезду.

Занятая своими собственными мыслями, она не заметила, что место на стоянке, только что освобожденное отъехавшим такси, тут же было занято длинной шикарной машиной.

Кристина осторожно вошла в роскошный холл и остановилась в нерешительности, не в силах сдержать желания рассмотреть все как следует. Неожиданно ее сердце замерло, и она задержала дыхание, узнав человека, вошедшего вслед за ней.

Эти четыре года не сильно изменили его, на что она втайне надеялась, но, в конце концов, чего она хотела? Он уже и тогда был сложившимся мужчиной.

Он, как и прежде, обладал аурой агрессивной мужской сексуальности, которую она не могла забыть, но только теперь, став взрослой женщиной, поняла, насколько сильна его притягательность. Как будто раньше она смотрела на него в не сфокусированный бинокль, и вдруг картинка прояснилась и заиграла новыми красками.

Его волосы были так же черны, как и прежде, но стрижка стала короче, отчего его черты приобрели большую резкость, а выражение красивого лица — жесткость. Его глаза смотрели холодно, пронизывая ее насквозь.

— Крис! Я надеялся встретить тебя в аэропорту, но каким-то образом мы разошлись, — сказал мужчина небрежным тоном.

— Привет, Стив.

Ее голос был еле слышен, он дрожал и прерывался, и это опять был голос восемнадцатилетней девочки. Казалось, она и не убегала отсюда четыре года назад. Она судорожно прочистила горло, напоминая себе, что ей уже двадцать два, что она уже выросла из этой своей подростковой влюбленности в Стива, но ее чувства не слушались.


2

Голова Кристины кружилась от нестерпимой боли и страха, пока она шла по проходу в церкви. Она видела темноволосую голову Стива, который ждал ее на своем месте. Запах лилий, наполнявший церковь, был так тяжел, что Кристина была близка к обмороку... Это просто не может быть правдой... Как он может жениться на ней, если он любит еще кого-то? Разве он может так нечестно поступить с ней?

Долли опять лжет... Разве Кристина не знает, что ее мачеха всегда готова говорить любые гадости, опускаться до любой лжи, лишь бы довести ее до слез?

Разве она не намекала на то, что именно она — та женщина, которую Стив любит? Но это же совсем невероятно! Невероятно, немыслимо, невообразимо! Разве можно полюбить такую злюку, такую интриганку, как Долли? Абсолютно невозможно!

— Согласны ли вы взять в законные мужья этого мужчину?

Кристина почувствовала, как ее качнуло в сторону, но крепкая рука Стива сразу же заботливо поддержала ее.

— Да...

Боль и желание одновременно охватили ее. Этот день должен был стать самым лучшим днем ее жизни. Ведь она выходила замуж за человека, которого любила так давно. С тех самых пор, как поняла, что такое любовь.

Когда они вышли из церкви, Стив участливо наклонился к ней:

— Кристина, как ты себя чувствуешь? Мне показалось, что ты чуть не упала в обморок.

Кристина попыталась выжать из себя улыбку, но она получилась такой же слабой, как отблеск солнца на заснеженном поле. Стив выглядел искренне обеспокоенным. Его взгляд был встревоженным и заботливым. Взгляд ее мужа. У Кристины опять чуть не подогнулись колени. Как она себя чувствовала? Напуганной и одинокой...

— Стив, я хотела бы кое-что спросить у тебя... — Ее голос был едва слышен.

Они остановились в церковном дворике, вокруг них небольшими группками стояли гости, которые оживленно обсуждали свадебную церемонию. Били колокола.

Кристина заметила, что Стив почти не смотрит на нее. С горечью она подумала, что они совсем не похожи на молодоженов, на мужа и жену, на любовников... Острая боль не покидала ее сердца. Пока присутствие духа не оставило ее, Кристина неуверенным голосом спросила:

— Стив, есть ли у тебя кто-то... Стив, любишь ли ты... любишь ли ты меня?

Теперь ему придется посмотреть на меня, горько подумала она. Да... Теперь все его внимание действительно было сосредоточено на ней, но Кристина хотела бы, чтобы он смотрел на нее совсем иначе. Он озабоченно хмурился, не торопясь нарушать напряженную тишину, установившуюся после ее вопроса.

Кристине стало больно смотреть на него, но и отвести глаз она не могла. Она отчетливо видела... нет, не любовь, не нежность, а растерянность, отразившуюся в глубине его нефритовых глаз. Теперь ей не нужен был ответ. Его глаза сказали больше.