– Чего тебе?
Посвящать в причины моего появления Шкипера и любовницу Ваньки мне не хотелось, и я двинулась на кухню. Иван пошел следом.
Разговор был коротким. Позже я удивлялась, откуда во мне взялось столько наглости. А тогда просто говорила, глядя в упор на стоящего передо мной мужчину:
– Я тебя учить не собираюсь, у меня на это и прав никаких нет. Но Нина меня просила порчу сделать. Я не взялась, так ты думаешь, она успокоится? Она к другой пойдет, найдет колдунью какую-нибудь, своего добьется. Сам знаешь, что может быть. Подумай.
– Шалавы… – мрачно процедил Ванька, не поднимая глаз. – Ну… а ты что же? Предупредить меня пришла?
– Дурак. Мне Нинку жалко.
– Да ну? – Он вдруг подошел вплотную, и я только сейчас поняла, что Ванька слегка пьян. Совсем немного – если бы не запах, я не заметила бы ничего.
– Кого дуришь, девочка? Ты ведь сама по мне сохнешь. Я ведь не слепой, я вас, баб, нутром чую. Давно…
– Что ты несешь? – задохнулась я. – Рехнулся?!
– Да ла-а-адно… Чего топорщишься? Поди сюда… Да не бойся, говорю, шлюха эта русская уйдет сейчас. Ну?
Я отступила на шаг. Нестерпимо хотелось зажмуриться, в животе поднималась волна тошноты. Ванька пошел за мной.
– Стой, сволочь, – сглотнув слюну, сказала я. – Еще шаг – импотентом сделаю.
Я, конечно, блефовала, и Ванька недоверчиво усмехнулся, но – остановился.
– Смотри… Сама пожалеешь потом. В другой раз не позову.
– Свинья. – Я перевела дыхание. – Нина мне сестра, а ты кто? Дураком родился, дураком и сдохнешь.
– Что? – сощурился он. – А ну, повтори, поганка!
– Кто-то что-то сказал или мне показалось? – вдруг послышался задумчивый голос из прихожей. Шкипер, про которого я совсем забыла, вошел в кухню и встал на пороге.
Мы с Ванькой говорили по-цыгански, и он, конечно, не понял ни слова. Вероятно, его насторожили наши интонации. Поскольку я молчала от неожиданности, Шкипер подошел ближе. Он был выше Ваньки почти на голову.
– Убери гаджа, – процедил мне Иван, отступая к стене.
Я устремилась к выходу, по пути дернув Шкипера за рукав. Тот молча пошел следом.
В машине меня начало трясти. Я судорожно сжимала руки на коленях, суставы уже болели, но дрожь становилась все сильней и сильней. Шкипер старательно делал вид, что ничего не замечает, до тех пор пока я сама не попросила:
– Останови…
Он тут же запарковал машину у тротуара. Порывшись в кармане куртки, сунул мне носовой платок сомнительной чистоты. И курил, глядя в окно на падающий снег, пока я выла в голос, уронив лицо в ладони. Никогда еще в жизни мне не было так стыдно и так противно. Вот такое дерьмо, такую сволочь я любила с двенадцати лет?! Господи, за что, за что, за что… Я даже не почувствовала, как Шкипер снова тронул «Мерседес» с места, не заметила, что мы выехали на Бронную, затем – на Тверскую, свернули на Никитскую, к Арбату… Когда я наконец пришла в себя, оказалось, что мы уже почти час нарезаем круги по Садовому кольцу.
– Сколько времени? – всхлипывая, спросила я. – Мне пора домой.
Шкипер, не говоря ни слова, развернул «Мерседес» посреди дороги, и мы поехали на Северную.
Возле подъезда Шкипер помог мне выйти из машины, подтолкнул к фонарю, присвистнул:
– М-да…
– Ничего, – хрипло сказала я, – сейчас умоюсь и на работу поеду. Извини, что весь вечер тебе убила.
– Фигня. – С минуту Шкипер молчал. – Телефон не потеряла? Звони, если что. Или нет… Я сам на днях зайду.
Я не стала спрашивать, зачем. Кивнула и ушла в подъезд.
Дома я залезла под душ и долго терла себя жесткой мочалкой, словно отмываясь от произошедшего. От горячей воды мне стало лучше, я напилась на кухне из чайника, оделась, накрасилась и поехала в ресторан. Ванька в этот вечер на работу не явился, Нина была бледная, словно в воду опущенная, ко мне не подходила. «Не сердись на нее, переживает…» – шепотом сказала Милка. Я отмахнулась. На душе по-прежнему скребли кошки.
Через день Ванька приедет за женой на Северную. Молча выслушает град слез и упреков, которые обрушат на него прямо на лестничной площадке тетя Ванда и Милка, молча погрузит безмолвную Нину и детей в машину и увезет домой. На следующий день Нина влетит ко мне в комнату и бухнется на колени:
«Санечка, милая, спасибо, спасибо, что помогла, до конца дней бога молить буду…»
Безуспешно я, перепуганная до смерти и растерянная, буду доказывать, что ничего не делала, и умолять ее встать. Единственное, что мне удалось тогда, так это засунуть ей обратно в сумку бриллиантовый браслет, который Нина порывалась застегнуть на моем запястье. И то я добилась этого лишь потому, что пригрозила: если я возьму хоть какую-нибудь плату, Ванька снова смоется.
Вечером того же дня, в ресторане, Иван подойдет ко мне, тихо и смущенно скажет:
«Прости меня, девочка… Пьяный был, глупостей наговорил».
«Ты о чем, дорогой мой? – холодно спрошу я. – Ничего не помню».
И прореву всю ночь в подушку. Первая неземная и вечная любовь бесславно закончилась. Как я сейчас понимаю – к лучшему.
Шкипер действительно зашел через неделю. И попал как нельзя более вовремя: в комнате, за столом под лампой, Степаныч и дед Килька собрались разыграть партию в покер. Степанычу после смерти Федора недоставало достойного партнера, деда Кильку он громил с легкостью, и поэтому, когда Шкипер, понаблюдав с минуту за игрой, изъявил желание присоединиться, обрадовался:
– Садись, когда не шутишь. Да ты умеешь хоть?
– Чего тут не уметь? Детка, тебя отвезти?
Последнее относилось ко мне: я собиралась в ресторан.
– Нет, я с соседями. Дед, ты все-таки поосторожнее…
– Это ты, парень, поосторожнее, – ворчливо говорит дед Килька, глядя на то, как Шкипер основательно усаживается за стол и берет колоду. – Связался черт с младенцем…
Я, игравшая со Шкипером еще в Крутичах, знала, что младенцем в покере он не был, но остаться и следить за игрой не могла: через час начиналась наша программа в ресторане. Поэтому я только пожала плечами и ушла.
Выступление закончилось в два часа ночи. В полтретьего мы приехали домой, и я, выйдя из машины, с удивлением обнаружила, что окна в квартире все еще горят. Недоумевая, я поднялась наверх, открыла дверь.
Под потолком плавал сигаретный дым. Свет лампы еле пробивался сквозь его мутные клубы, было душно. Дед Килька уже сошел с круга и сидел на диване, огорченно вздыхая и шевеля губами, – вероятно, подсчитывал сумму проигрыша. Шкипер и дед, сидящие за столом друг против друга, дымили в две сигареты, и их лица были так непроницаемо, каменно спокойны, что я поняла: борьба идет не на жизнь, а на смерть. На мгновение мне даже стало жутковато – настолько сейчас Шкипер напоминал покойного Федора и настолько знакомой показалась картина. Я разделась, на цыпочках прошла в комнату, села рядом с дедом Килькой.
– Твой дед совсем с ума свихнулся, – шепотом сообщил он. – Кажется, уже четвертую пенсию ставит…
Я беззвучно ахнула, но вмешаться мне и в голову не пришло. Сев в угол дивана, я начала, как дед Килька, шевелить губами, сводя дебет с кредитом и прикидывая, сколько у меня в заначке денег. Но Шкипер заметил меня и сказал:
– Амба, Иван Степаныч. Санька пришла.
– Открываем?
Открыли. Дед схватился за сердце. Шкипер усмехнулся.
– Весь в папашу, жулик, – отдышавшись, сказал дед. – С должком подождешь?
Шкипер невозмутимо согласился, встал, попрощался и уехал. На другой день Степаныч занял денег у цыган, вечером вернул их Шкиперу, тот потихоньку сунул бумажки мне. Я, подумав, взяла, через несколько дней объявила деду, что выиграла по лотерейному билету, и Степаныч с облегчением пошел к соседям отдавать долг.
С того дня Шкипер стал бывать у нас, как раньше – его отец. Играл он, кажется, даже лучше Федора; по крайней мере, в области блефа ему цены не было. Степаныч уже вел себя осторожнее, да и Шкипер, видя, что деда «заносит», сворачивал игру:
«Хватит уже, Степаныч, спать хочу… Мне завтра в восемь утра в трех местах надо быть. Дела…»
Дед подсчитывал проигрыш, вздыхал и бурчал:
«Запустил в дом еще одного бандита на свою голову…»
Шкипер только усмехался:
«Кто сейчас не бандит, Степаныч? Жизнь такая…» – и продолжал появляться: иногда несколько дней подряд, иногда – раз в неделю, в месяц, иногда – пропадал надолго. У него правда было много дел.
Вскоре выявилась еще одна закономерность: стоило оказаться у нас Шкиперу – буквально через несколько минут раздавался звонок в дверь и на пороге нарисовывался Яшка Жамкин, мой сосед и бывший одноклассник, всегда жизнерадостный полуеврей в линялой тельняшке, один глаз желтый, другой – зеленый.
– Погрязова, привет, к вам Шкипер приехал?
– Приехал, а тебе чего?
– Чего-чего… В гости давай приглашай, я со вчера не жрамши!
Аргумент был убойный, и я приглашала. Яшке действительно постоянно хотелось есть: ему, как и мне, на тот момент шел восемнадцатый год – время самого активного роста. При этом Яшкина мамаша, закройщица из ателье через дорогу, после ухода мужа давно и прочно забыла, что такое готовить еду, вырывая время между двумя поллитровками лишь для того, чтобы кое-как отработать свою смену. Ее младшие дочери кормились по очереди у всех соседей, а чаще всего оказывались у меня. Старшей было около тринадцати, младшей едва исполнилось шесть.
При виде Шкипера у Жамкина загорались его разноцветные глаза. По пятницам, традиционным дням покера, Яшка дожидался еще на лестничной клетке:
– Шкипер, тебе машину помыть?
– Не, чижик, зачем?.. Дождь идет.
– А вдруг кончится?! Точно кончится, тока счас погоду слушал! Давай я мухой, отмою, как родную!
– Ну, если сил не жалко…
Яшка сиял улыбкой и уже через минуту топал по лестнице вниз с полным ведром воды, фальшиво распевая на весь подъезд:
Хорошо быть кисою, хорошо – собакою!
Где хочу – пописаю, где хочу – покакаю!
«Мерседес» он оттирал до зеркального блеска и, поднявшись к нам в квартиру, где уже шло сражение в покер, докладывал:
– Сделано, шеф!
Шкипер не глядя протягивал деньги. Яшка не глядя отводил его руку.
– Обижаешь…
– Держи! – хмурился Шкипер. – Девок кормить надо.
– Кормить-кормить… – ворчал Яшка, пряча деньги в карман. – Только жрать и умеют. Слышь, тебе моя Бэлка не нравится? Могу устроить…
Шкипер только усмехался, глядя в карты, но дед, забыв о своем флэш-рояле, взвивался до небес:
– Очумел, сутенер хренов?! Чего вздумал! Ей тринадцать лет! Под кого ты ее подсовываешь, паршивец?!
– Под кого, под кого… Под приличного человека… – бурчал Яшка. – Сама скоро алкашу в подворотне даст! Без никакой пользы для семьи! А так и человеку удовольствие, и ей доход. Я правильно говорю, Шкипер?
– Пусть подрастет Бэлка твоя, – совершенно серьезно говорил тот. – Лет через пять посмотрю. Сядь, чижик, не мелькай, карта пошла.
Яшка слушался и умолкал до конца игры, причем мог два-три часа сидеть неподвижно на полу у стены, глядя на Шкипера, как на икону. Когда покер заканчивался, Яшка шел за Шкипером словно пришитый, и его не останавливала даже захлопнутая перед его носом дверь туалета.
– Шкипе-е-ер! На два слова можно тебя?
– Брысь, – раздается из-за двери. Яшка мчится в кухню, подтаскивает табуретку к застекленному окошку между кухней и общим санузлом, взгромождается на нее и орет:
– Шкипер, можно я с тобой? А? Ты обещал в прошлый раз!
– Не физди, – спокойно слышится из сортира.
– Ну, Шки-и-ипер…
– Дашь ты мне отлить по-людски?
– Шкип… – Яшка падает с табуретки, отодвинутой от окошка дедом.
– Не лезь к людям, которые занятые, – внушительно говорит Степаныч, хватая Яшку поперек живота, как котенка, и вынося его из кухни.
Яшка верещит, ругается страшными словами, но вырваться из дедовских объятий невозможно.
Шкипер наконец уезжает, а Степаныч в коридоре внушает расстроенному Яшке:
– Ну, что ты к нему вяжешься, балбес? Не видишь, кто он есть? О матери бы подумал!
– Да я о ней и думаю! – вопит Яшка. – И об своих дурах! У матери зарплата сорок тыщ на новые! Мне что – на завод идти?!
– И иди! И иди! Я в ваши годы…
– Сейчас НАШИ годы! – отрезает Яшка. – Мне зарабатывать надо! А завод твой концы потихоньку отдает! ЗИЛ уже закрыли, шинный закрыли, на шарикоподшипнике два цеха еле пердят! У меня три бабы в доме, им жрать надо! Им одеть что-то на себя надо! Им мужиков надо! Где я им возьму, на ЗИЛе твоем?!
"Билет на бумажный кораблик" отзывы
Отзывы читателей о книге "Билет на бумажный кораблик". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Билет на бумажный кораблик" друзьям в соцсетях.