Они застряли на территории школы, где Максим Викторович когда-то в течение одного с лишним года вел историю. Летним вечером школьный дворик был безмятежно спокоен и пуст. А само здание хоть и выглядит архитектурно современнее многих сочинских школ, но ремонта здесь не было заметно давно. Современную школу отличают большие площади, огромные, часто расположенные, широкие и низкие окна, а значит, просторные, светлые, прозрачные кабинеты и коридоры. Чтобы пройти через весь двор от ворот забора до дверей школы, надо потратить половину того времени, которое Наташа тратила на весь свой путь из дома до урока! А здесь один двор — это уже простор для фантазии. Две юные девочки на площадке для «линейки» играют в бадминтон, хотя уже сумерки, и их изорванный в клочья воланчик едва заметен на фоне голубых в черную точечку стен здания. Здесь два зеленых газона по обе стороны от тротуара, и есть две исписанные фломастерами и замазкой лавочки, хотя понятно, что раньше скамеек здесь было больше. Наташа решила не рисковать своей белой юбкой, и Максим посадил ее к себе на колени. К тому же, так было теплей.

— Если тебе было так невтерпеж, — бормотала Наташа, стараясь быть лояльной, — ты бы поговорил со мной, сказал бы, что не можешь терпеть… Я же тоже соскучилась по тебе… Я бы поняла… И к черту наш договор, подумаешь, первая брачная ночь!

— Натусь, я не против подождать до свадьбы! — настаивал мужчина. — Я же сказал, дело вовсе не в тебе и не в том, что ты «разрешила изменять». Единственное, чем ты меня подтолкнула к этому — это твоя ревность. Твой намек на то, что я ей нравлюсь. Тратить на нее время и силы я бы не хотел, но поскольку уже достаточно нравлюсь… и так далее. Может, я просто так привык. Я так жил в последнее время. Изменял Насте, ну, раз в неделю, минимум. Постоянно с разными девушками, чтобы ни к кому не привязываться. Просто оглянулся на свою жизнь и осознал: время идет, а у меня так мало сексуального опыта…

Наташа только хотела поспорить, мол, он сам говорил, что опыт зависит не от количества, а от качества… И вдруг поняла, что ключевые слова — «время идет». Он столько лет по ее глупости жил недостаточно интенсивной интимной жизнью и теперь словно старается наверстать упущенное. Сама не испытывая особых потребностей в сексе, «мариновала» его, вынуждая то хранить ей верность, то искать, где бы «поживиться».

— В школе за тобой по-прежнему бегают? — спросила Наташа, вспомнив здесь и свои школьные годы.

— Значительно меньше. Я теперь директор. Но в школе есть мой фан-клуб. К чему ты это?

— Фан-клуб? Охотно верю.

— Они мои фотографии собирают, еще там что-то… Я долго смеялся, когда узнал об этом.

— Я тоже хочу вступить в этот фан-клуб! А как ты об этом узнал? Они попросили у тебя автограф?

— Как я узнал? — Макс ненадолго замешкался: хотелось рассказать ей правду о том, как он узнал… — На Выпускном моя ученица предложила мне лишить ее девственности, и это ее предложение сблизило нас настолько, что она поведала мне все их девчачьи школьные тайны.

— Ты переспал с бывшей ученицей? — улыбнулась Наташа. — Ну, ты долго держался!

— Какой там, я отказался! Хотя был соблазн. Ты же понимаешь, почему?

Ну, сколько можно напоминать ей о ее безрассудном поступке? Сколько можно упрекать ее в том, чего она все равно не в силах изменить?

— Милый, — сказала Наташа с пониманием, — я точно так же, как и ты, жалею о том, что мы не пережили этот момент друг с другом. Думаю, если бы ты согласился, девчонке бы очень повезло! Да и тебе бы это помогло, наверно, с психологической точки зрения.

Максим с сомнением уставился на свою девчонку.

— Ты меня сильно удивляешь в последнее время. Ты здорово изменилась. Полгода назад бесилась из-за того, что у меня появилась женщина для секса, а теперь нормально так реагируешь, узнавая о моих похождениях.

— Макс, на вопрос «Кто я?» я бы ответила «актриса», — пояснила Наташа. — А на вопрос «Кто ты?» первое, что приходит мне на ум, — «любовник». Ты любовник по своей природе, ты умеешь заниматься сексом и делаешь это, как никто другой. Раньше я была глупее и старалась верить, что такой человек, как ты, может быть верным. А сейчас я считаю, что верность тебя только испортит.

— Да? Час назад ты так не думала.

— Ты же меня знаешь, я сначала приму все близко к сердцу, а потом начинаю думать головой. Если честно, то, что инициатива была твоя, меня полностью успокоило. Если этого хотел именно ты, тогда все в порядке. Было бы обиднее, если бы ты просто оказался не в силах противостоять ее шарму.

Когда проговариваешь нужную мысль вслух, убедить себя удается быстрее. Тем более у него на коленях. Это такая забытая, детская близость. Будучи школьницей, любила сидеть вот так и обнимать его одной рукой, гордясь своим правом собственности, которого именно тогда и не было.

— Наташ, — возразил Макс, — если человек часто меняет половых партнеров, это означает только то, что он остается неудовлетворенным. Мне хочется — с тобой. С тобой у меня есть все, что мне нужно: и качество, и разнообразие.

— Между прочим, я по натуре вовсе не «любовница»…

— Тем не менее. Я могу быть верным. Я даже хочу быть верным, — усмехнулся мужчина. — Но мне нужен от тебя регулярный и хороший секс. В идеале, я бы хотел, чтобы ты никогда не отказывала мне, а я бы никогда не отказывал тебе. Даже если нет настроения.

— Мне нравится эта идея, — согласилась девушка. — Но тогда уже мы должны и стараться осуществлять все фантазии друг друга, чтобы не хотелось искать этого на стороне.

— Ой, а мне твоя идея нравится даже больше! — улыбнулся Макс и обнял ее покрепче.

Это тихое бормотание на лавочке в темноте довольно скоро сменилось наглым и безжалостным петтингом. Было так интересно: Наташа до сих пор не привыкла, что Макс умеет заниматься ЭТИМ даже в общественных местах. Хорошо, что вокруг никого нет — девочки-бадминтонистки уже ушли домой или еще куда, ни Максим, ни Наташа не уловили того момента, когда остались одни в радиусе километра вокруг.

Дневная духота постепенно все смиреннее уступала место ночной прохладе, а Наташа в миллионный раз удивлялась нежности и ловкости Максимовых пальцев, позволив им пробраться под юбочку. В жизни не существует проблем. Все проблемы — лишь в наших головах. А в жизни есть только события. И от тебя зависит, как ты это событие переживешь.

* * *

Я потеряла уже почти все самое дороге, что было у меня в жизни. Родители — фактически посторонние люди; Карен — только что умер; близкий друг Саня — обманщик; даже случайная беременность закончилась абортом. Остался только ты, Макс, любимый.

Но мы расстались, и у тебя есть другая девушка. Ты вполне с ней счастлив. Симпатичная брюнетка, которую я видела у тебя в машине. Ты с ней спишь. Ты собираешься жениться. Я слышала, как ты объяснял Андрюхе, что подавать заявление в загс можно только во вторник и среду. Вчера вечером вы решили, что сделаете это, но сегодня четверг… Не успели, придется ждать неделю.

Мысли — короткие, острые — пронзают мой разум колючими иголками. Ты с ней спишь, а со мной — не хотел… Картинка возникает тут же сама собой, и в горле появляется огромнейшая опухоль, не позволяющая сделать вдох — только выдох. Три выдоха подряд — и это уже слезы. Ты, такой нежный, ласковый… Ты — самое дорогое в моей жизни! Ты мой маяк. Маяк, на который я ориентируюсь; на который пойду при любых обстоятельствах, не сворачивая. Ты слишком заметный и слишком яркий, чтобы забыть тебя. А твоя любовница — голая, стройная… Ты делаешь с ней какие-то интимные вещи, на которые еще даже не способно мое неопытное подростковое воображение. Какой ты под одеялом — я так и не узнала. И пытаюсь себе это представить, недвижимо сидя на уроке немецкого, логично не уделяя внимания чужому языку…

Одна из машин, внезапно засвистев тормозами, пошла юзом на повороте, едва не сбив меня — и я осознаю, что уже перебегаю через дорогу вдоль речки. Теперь бесчисленное множество серых бетонных ступенек — они мелькают перед моими глазами, заставляя кружиться голову. Это мост железнодорожный, высокий, такой надежный своей сложной конструкцией. Ступеньки вдруг неожиданно заканчиваются: я готова была бежать по ним вверх всю оставшуюся жизнь, а у меня отобрали цель. Смотрю вниз, и от высоты едва не теряю сознание — если оно еще осталось после смерти Карена. Возможно, если бы между мной и Кареном не было секса, пережить его смерть сейчас было бы чуть легче, но он же бывал у меня внутри… Далеко внизу — пересохшее за лето каменистое русло, и где-то недосягаемо слева — тонкий ручеек — все, что осталось от речки. «А у тебя есть изюминка?» — мелькнул в воздухе чей-то девичий вопрос подруге. «Есть», — следует ответ. Они прошли мимо — две девочки из моей школы. Мимо…

Эти девочки прогуливали урок, но к перемене возвращаются в школу. Пока ты и Андрюха мотаетесь по всей школе и вокруг нее в поисках меня, Саня спрашивает обо мне всех, кто входит в центральные двери. Девчонки говорят ему, что похожая на меня девушка стояла на мосту.

Сколько я уже стою так посреди моста, разглядывая то ли вид, открывающийся с этой высоты, то ли место своего конечного падения, я не помню. И не понимаю, зачем я здесь. Вижу Саню, предателя, обманом затащившего меня в постель, а теперь прибежавшего меня спасать, и ору во все горло: «Если подойдешь — я прыгну!!!»

И поняла, что прыгну в любом случае. Потому что хочется. Потому что трудно оставить все, как есть. Потому что с каждым днем все больнее осознавать, что если бы я пришла со школы чуть раньше — Карена можно было бы спасти. А спасти — это хоть что-то взамен того преступления, что я совершила в восемь лет…

Зачем сопротивляться двум молодым здоровым мужчинам? Это же бесполезно. Все, что я могу, это брыкаться ногами, отбиваясь от Сани, и расцарапать тебе руку до крови своими давно не ухоженными острыми когтями. А от быстрых и резких действий голова кружится еще больше — так сильно, что я просто закрываю глаза и позволяю себе упасть…

…кому-то в руки. Ты подхватываешь меня, как пушинку — худенькую, замученную, а Саня крепко зажимает мои запястья у тебя за плечами, чтобы я не могла дергаться и вырываться. Через сотню метров, переходя через дорогу, чувствуя, что я расслабилась и перестала сопротивляться, словно даже уснула, Саша отпустил запястья, рассчитывая, что теперь ты и сам меня удержишь. Мои локти вдруг безвольно ползут в стороны, и я, вздрогнув, инстинктивно покрепче хватаю тебя за шею. От неожиданности испуганно открываю глаза.

— Расслабься, — улыбается мне Саня, шагающий позади тебя. — Не бойся, ты в надежных руках…

Возле стола охранников ты аккуратно сажаешь меня на подоконник. Я, как в тумане, шарю взглядом по твоему лицу, словно не могу разглядеть, и, все еще обнимая, не даю тебе отстраниться. Перемена; разговоры, визг и шум множества каблуков так сильно лупят меня по мозгам, что хочется втянуть голову в плечи. «Не женись на ней», «Я люблю тебя», «Я по тебе соскучилась», «Не женись на ней, я умру!»… Я хочу так много сказать, что молчу. Опасаясь, что ты уйдешь, по-прежнему держу тебя за шею, хотя в этом нет необходимости: ты так боишься оставить меня без своего надзора, что и сам не можешь от меня оторваться.

— Дождись меня, пожалуйста, — шепчешь ты и, встав у меня между ног и крепко обняв мое маленькое тельце, прижимаешь меня к своей груди. И, будто только сейчас начиная осознавать серьезность недавнего происшествия, продолжаешь взволнованно говорить на ухо: — Я не хочу тебя потерять! Я не смогу жить, если ты что-нибудь с собой сделаешь, ты понимаешь?! Мы справимся, боль утихнет, станет легче, потерпи немножко!

А я только тихонечко соплю у тебя на плече.

— Ты меня слышишь? — уточняешь ты с сомнением. Да, здесь шумно, но я, похоже, даже не здесь. Я киваю.

Под приливом эмоций ты целуешь меня в шею, вроде бы тайком, чтобы не видел никто из окружающих, но вдруг, взглянув в глаза и передумав что-то сказать, поцеловал в губы — так откровенно, словно заметил во мне отсутствие девственности, или признал в себе влечение ко мне. То, что ты меня хочешь, я осознаю, как никогда раньше. В машине, за десять дней до этой осени, это были просто твои слова и легкие, непритязательные приставания, а сейчас это такая неуправляемая взаимная тяга, что не почувствовать ее — невозможно. Наверно, на нас смотрят и школьники, и учителя, и, возможно, сам директор. Мое худенькое тельце окольцовано твоими крепкими загорелыми руками в закатанных по локти рукавах легкой рубашки… Охранник Андрюха разгоняет школьников, столпившихся в холле и жадно ухмыляющихся этому спектаклю, а Саня невнятно отворачивается, делая вид, что ничего не происходит. В этот момент, наверно, Саня отчетливо жалеет, что вломился в нашу пару.

Ты единственный можешь разговаривать со мной таким способом. Я не отвечаю на слова, а вот на поцелуи — очень даже! А как не ответить на твой поцелуй, когда тело само так и тянется к тебе всеми клеточками, всеми нервными окончаниями?! И когда солнце вперемежку с твоей любовью так ласково греет спину сквозь чисто-прозрачное окно школьного коридора… Разум мой после смерти Карена не работает, но сейчас разум и не нужен… Нужен только Ты. Нужны твои руки… губы… язык… Язык — и ласка, о которой в данный момент никто в мире не знает, кроме нас двоих…