— Да уж, свободны! — ехидно вздохнул один из ребят. На часах полчетвертого, сейчас домой, убрать в своей комнате, сходить в магазин за продуктами, потому что родители так сказали, потом делать уроки по предметам, которые ему не нужны и не интересны.

Максим очень многое услышал в этом вздохе…

— Можно следующей темой взять «свободу», — предложил он, ожидая, пока все собираются. Девочки расчесывали волосы и подкрашивали губы, а мальчики почему-то их ждали, хотя вполне могли выйти из школы и без них.

— Может, завтра еще раз соберемся? — попросил кто-то из ребят, и остальные загудели: «Да, давайте, давайте!»

— Что у нас завтра? Четверг? — учитель опустил взгляд, вспоминая свое расписание и задумчиво поигрывая ключами от машины. — Да, можем завтра собраться. Я свободен.

— Уже нет! — резонно заметил Олег, и они с учителем переглянулись и засмеялись.

— Для вас я готов пожертвовать многим, — ответил Максим Викторович. — Даже свободой.


Где граница между «одним целым» и личностной свободой? Свобода — это просто длинный поводок? Можно ли прожить всю жизнь без лицемерия, «быть самим собой»? Или все равно однажды настанет момент, когда ты будешь вести себя «как надо» — ради другого человека? Максу нравилось, как легко он заставляет детей философски размышлять, не встречая ни капли сопротивления с той стороны.

Сегодня на педагогическом совещании он запретил учителям задерживать учеников в классе после звонка на перемену.

— Вы же взрослые люди! Поглядывайте на часы, планируйте урок заранее, старайтесь успеть до звонка. Уважайте время наших учеников. Урок принадлежит вам, перемена — им.

Чем дальше, тем больше воспринимались коллегами в штыки некоторые его нововведения. Здесь работали, в основном, уже немолодые педагоги старого образца, которым психологически трудно перестроиться на что-то новое, да к тому же еще и под началом «молоденького мальчика». Он старался компенсировать все профессиональные разногласия простым налаживанием добрых человеческих отношений. Пока это получалось. То, что на переменах теперь в коридорах звучала музыка из колонок радиосвязи, прерываясь только для объявлений о ближайших школьных мероприятиях, почти всем учителям не понравилось. Они считали, что музыка мешает детям готовиться к уроку. «К урокам надо готовиться дома накануне», — отвечал Макс, а сам считал, что музыка, и вовсе, помогает. То, что ВСЕ ученики были от этого в восторге, мало кого из «взрослых» волновало.

Его во всем здорово поддерживала молоденькая учительница английского, которая пришла работать как раз с этого учебного года, едва окончив университет. Она с таким рвением включилась в педагогический процесс, так старалась развиваться и повышать свою квалификацию, что Максиму Викторовичу приходилось сдерживать себя и не ставить ее в пример остальным учителям, дабы не вызывать у них ревность. Тет-а-тет хвалил ее, подбадривал, с сожалением осознавая, что таких учителей, как она, днем с огнем не сыщешь. Сегодня она зашла к нему посоветоваться, как найти индивидуальный подход к нескольким отстающим ученикам.

— Вот такими людьми тебе надо окружить себя здесь! — вынесла Наташа свой вердикт. Ее очень впечатлило, что ее ровесница, довольно привлекательная, между прочим, думает не о том, как выскочить замуж, а о том, как заинтересовать двоечников. Истинный педагог!

* * *

— Может, зайдем в кафешку, посидим? — предложила Наташа, указав Юре кивком головы на уютное заведение справа от тротуара, спрятанное в сумерках от повседневной суеты.

— Зачем? — занервничал Юрик. Он замедлил шаг и настороженно уставился в пространство перед собой.

— Поболтаем, — пояснила девушка.

— О чем? — продолжал недоверчиво выяснять мужчина.

Наташа забежала вперед, преградив приятелю дорогу, и встала перед ним лицом к лицу, вынудив его полностью остановиться.

— Юр, просто поболтаем. Ну, что с тобой? Мы же и раньше разговаривали о чем-то, и пока после тренировок в «Эго» идем — тоже разговариваем. Ты интересный собеседник. Не нервничай.

Он явно опасался провокационных моментов, но Наташа была умничкой, и Юра понимал, что ей можно доверять.

В общем-то, весь разговор сегодня свелся к одной теме — к Юриной родословной. Это получилось спонтанно. Утешая Наташу, он ляпнул, что многие люди тоже, как и она, не знают ничего о своих предках, хотя они и не приемные, и тут Наташе стало интересно, как глубоко сам Юра знает свое генеалогическое дерево, и насколько подробно. Оказалось, хоть Юра со своим старшим братом и родились в Сочи, но их корни — на Урале. И довольно интересные корни.

Их мать была (Царство ей Небесное) старшей сестрой из трех, самой «правильной» и благополучной. Она «вовремя» вышла замуж за сочинца, с которым познакомилась тут на отдыхе, родила двух мальчишек с разницей в семь лет и дала своим сыновьям хорошее образование.

Средняя сестра была легкомысленной. В девятнадцать лет ее попытались выдать замуж за какого-то уральского труженика, но она любила соседского парня и, обокрав родителей, забрав все их сбережения, сбежала однажды ночью из дома со своим хахалем в другой город. Правда, через полгода сбежала и от него, тоже обокрав. Больше о ней ничего не известно.

А младшая сестра была тихоней с глазами загнанного зверька. Так и не выйдя замуж и не обзаведясь детьми, после смерти родителей она стала городской сумасшедшей.

— От одиночества? — уточнила Наташа заинтересованно.

— Наверно, — пожал мужчина плечами. — Мы всегда жили обособленно, мои родители были завистливые и скрытные. Старший брат — весь в них пошел. Мы с ним не ладим.

— А, может, тебе стоит найти эту твою младшую тётю?

— Ты знаешь, мне хочется… Но я не представляю, что я буду с ней делать. Раз она психически нездорова, то не получится ли так, что я ее просто закрою в «дурке»? Так она, по крайней мере, полностью свободна. Хотя, если уж быть совсем честным, я просто выдумываю оправдания своему нежеланию взваливать на себя дополнительные проблемы.

— Да, да, мне так сразу и показалось, — кивнула Наталья. — Желание — тысяча возможностей, нежелание — тысяча причин. Но мне нравится, что ты признаешь это. Большинство людей до последнего маскируют свой эгоизм благими намерениями. Ты не такой, как все…

— Я же психолог, — пожал Юрик плечами и через мгновение пояснил в шутку: — Я знаю, как произвести впечатление, будто я не такой, как все.

…Юра не мог определиться, что лучше: свести все контакты с Наташей к сексуальному вожделению; или просто дружить, доверять ей, привыкнуть делиться с ней, но в итоге…влюбиться? Пока это была просто страсть, и Юру это устраивало. Страсть имеет свойство исчезать со временем.

* * *

— Макс, я хочу снова попить таблетки.

Наташа, как шпион, подкралась сзади, поставила на стол перед любимым чашку свежеприготовленного горячего шоколада и выдохнула. Постоянно то школа, то клуб: они так редко бывают вместе дома, что эта суббота была как праздник, и девчонка от удовольствия всячески ухаживала за Максимом.

— Какие еще таблетки? — он отвлекся от чтения интернет-статей по психологии, оглянулся и кинул на жену быстрый взгляд.

— Противозачаточные, — пояснила та.

— А-а… — мужчина замер с чашкой в руке. Повисла пауза. Девушка разглядывала профиль мужа, и он отвел глаза. — Хорошо, как скажешь, — и вновь вернулся в текст.

Он делал вид, что согласен, но Наташа почувствовала, что он огорчен. Он отсутствующим взглядом с минуту читал буквы, потом уточнил робко:

— А почему?

Максиму не хотелось предъявлять ей претензий, все-таки, она женщина, и именно ей следует решать, рожать ли ребенка, но в душе поселилось ощущение, что она снова убегает от семьи.

— Мне очень хорошо, и я не хочу пока ничего менять, — объяснила девушка. Положила руки ему на плечи, сделала пару массажных движений и рассказала доверительно: — В этом месяце снова не получилось, и я испытала облегчение. Это открыло мне глаза. Я не хочу пока становиться мамой. Я хочу побыть женой, любовницей. Хочу тратить свое время на тебя и на творчество. Мне нравится заниматься школой. Ты не против?

Она обошла его, насколько позволял компьютерный стол, и ласково заглянула в лицо.

— Наташ, конечно, если ты так рассуждаешь, то ребенка тебе пока лучше не заводить, — вздохнул он.

— Мне? — переспросила она и повернула к себе его лицо. — А тебе?

Он молчал. Она настойчиво требовала еще ответа, еще:

— Если тебе очень хочется, то давай! Я же просто посоветоваться захотела, а не поставить тебя перед фактом!

— Наташ, я много чего в твоей жизни не понимал. Но это я понимаю, — признался мужчина и, опустив глаза, постарался от нее отвернуться. — Если честно, я уже просто устал от твоей нестабильности, от постоянной смены твоих решений. Делай, что хочешь. А я устал.


— Она еще очень молоденькая, — утешала его Анна. Она, как назло, спросила, планируют ли они в ближайшее время обзавестись ребенком, и Макс поделился последней новостью.

— Да, я понимаю, — кивал он. — У меня только к тридцати годам появилось достаточно терпения, чтобы заводить маленького ребенка. Так что я даже одобряю это решение. Это взрослое, взвешенное решение, но…

* * *

Некоторое время «Хартбиты» занимались прямо в актовом зале по вечерам (как в старое доброе время), но вскоре стали думать, где бы им арендовать пустующий склад или гараж для репетиций. Несмотря на привычный и подходящий сценический антураж, неуютно было в просторном помещении и хотелось чего-то более личного, «своего». Клим сразу стал полноценным участником группы, хотя и не пел пока ничего, а просто учился у Наташи вокалу. Он очень обрадовался, когда она впервые позвонила ему и предложила приходить на репетиции по вечерам — Наташе даже показалось, что он обычный искренний мальчик, а не непримиримый бунтарь.

Вскоре ребята со своими инструментами передислоцировались в кабинет ОБЖ — в отремонтированный склад на улице справа от школы. Максим Викторович сам предложил им репетировать там, если, конечно, «Андрюха Михалыч» будет не против, потому что здание школы замыкают после последней тренировки каратистов, и сторож не обязан ждать, пока «Хартбиты» вдоволь нарезвятся. Андрюха дал «добро» и запасной комплект ключей.

Этот склад устроил всех. Несмотря на наличие обычных школьных парт и стульев, которые были настойчиво потеснены «Хартбитами» в сторону школьной доски, изнутри кабинет напоминал уютный кинотеатр с натягиваемым на доску экраном и звуком 5.1. Тут как раз были сплошные темные стены, скрывающие от посетителей текущее время суток, и можно было просто исчезнуть из реальности, растворившись в музыке.

Конечно, паинькой Клим был только в первой паре встреч. Едва освоился, как принялся регулярно харкать на пол, баловать присутствующих отрыжкой, грубить в ответ на простые вопросы и откровенно почесывать яйца, когда ему вздумается. Утонченная Ольга брезгливо отворачивалась, Игорь пытался делать замечания, Миленка хихикала: «Он же еще ребенок!», а Наташа предупреждала, что придется Климу как-то обуздывать свои привычки, ведь на выступлениях так вести себя будет недопустимо. Ее предупреждения пролетали мимо парня. Оля с Игорем просили Наташу поставить ему жесткие рамки, но она пространно объясняла, что требованиями или запретами ничего не добьешься, потому что этот мальчик — лидер. Наташа так и ждала, когда участники группы взбунтуются и просто выгонят Клима против ее воли. Этот пацан был для всей группы огромной проблемой… до тех пор, пока не начинал петь.

Петь ему нравилось. Он отключался, становясь кем-то другим — чувственным воином с шершавой судьбой. Наташа подкинула ему пару своих грубоватых стихов, и Климу они так понравились, что группа быстро сделала из них песни, лишь бы хоть чем-то занять это дикое, неуправляемое существо.

Тет-а-тет она спросила у него однажды о его семье. Он отмахнулся. Отец бухает, бьет мать, мать тоже бухает, водит мужиков, зарабатывая своим телом, отец снова бьет мать, но пропивает ее же деньги… Сыну на карманные расходы периодически дают, он копит, потом тратит на одежду. Раньше воровал в магазинах одежду и еду, а у покупателей — кошельки, воровал сотовые телефоны и продавал их потом, но теперь перестал, сам не может объяснить, почему, ведь пойман не был ни разу.

— Ты куришь? — уточнила Наташа тогда нелогично.

— Бросил. Я брейк танцевал на улицах, потом одышка замучила — бросил и курить, и танцевать.

То ли Наташа интуитивно чувствовала, что он хороший, то ли она просто была легкомысленно-беспечна, но ее не пугали ни воровское прошлое парня, ни его неблагополучная семья. Ее очень тронула одна фраза, прозвучавшая мимоходом сквозь потоки вульгарной и местами нецензурной речи. «Я все время пытаюсь что-то кому-то доказать, но мне не верят».