– Увы, – отозвался Себастьян и тяжело вздохнул, – теперь уже известно.

– Что значит «теперь»?

– После Рождества он решился. Я сам узнал только вчера. И судя по всему, решение непоколебимое. Он уже подыскивает квартиру в Гамбурге.

Гамбург – это триста километров от Берлина. Я почувствовала, что мне нехорошо.

После Рождества он решился…

Я вспомнила наш разговор под дверью ванной. Неужели тут есть какая-то связь? Но откуда бы ей взяться? Я не уверена даже в том, что есть какая-то связь между его переездом и мной.

– Себастьян, зачем ты мне все это рассказываешь? Я не понимаю…

– Эмили, – сказал он и посмотрел мне прямо глаза, – я рассказываю тебе все это не только потому, что не хочу терять лучшего друга. Я рассказываю тебе все это еще и потому, что хочу положить конец этой бессмысленной драме! Мы с тобой не так давно знакомы, я понимаю. Но я всегда чувствовал, что Элиас тебе нравится. Интуитивно или еще как, черт его знает. Но это невозможно не заметить. И когда вы встретились на Рождество, было совершенно ясно, что ты по-прежнему к нему неравнодушна. – Себастьян сжал мою руку. – Так скажи же, Эмили, ты что, вечно собираешься дуться на него из-за этих писем? Поверь, он правда хотел тебе во всем признаться, только не знал – и я не мог помочь ему советом, – когда и как это лучше сделать. И…

Я отдернула руку.

– Ты знал о письмах?

Глаза Себастьяна округлились.

Непостижимо. Хватит с меня и того, что один человек меня обманывал. Но их, оказывается, уже двое – это удар ниже пояса.

Себастьян застонал и закатил глаза, а потом тихо сказал:

– Да. Он рассказал мне после кемпинга.

Значит, после той поездки. Почему же он меня не предупредил? Но чем дольше я смотрела на Себастьяна, тем яснее мне становилось, что упрекать его не стоит.

– Ладно, проехали, – глухо сказала я. – Ты его лучший друг. Конечно, ты не мог его выдать. Просто никогда бы не подумала, что ты покрываешь подобные пакости.

– Что значит «покрываю»? – вскинулся он и свел брови. – Эмили, если бы Элиас просто развлекался за твой счет, я бы ни секунды не колебался и сразу бы рассказал тебе. Дружба дружбой, но есть вещи недопустимые. – Себастьян потер предплечье. – Он должен был признаться раньше, я не спорю. Но он просто не решался. Боялся все испортить. А затем произошло то, что неминуемо должно было произойти: ты все узнала, причем при самых скверных обстоятельствах.

Мне вспомнилось, как я стояла под дверью и услышала обрывки разговора Элиаса и Алекс.

– Эмили, – продолжал Себастьян, – я прекрасно понимаю твой гнев и твое возмущение. Обижаться – твое право. Но когда-то же надо остановиться. Элиас испытал столько угрызений совести – на двоих хватит. Он ненавидит себя, его изъела эта ненависть. Я не могу больше на это смотреть.

Я слышала Себастьяна, но его слова были для меня все равно что китайская грамота.

– Почему бы просто не признать, что тебе так же скверно, как и ему? – спросил Себастьян. – Я же вижу! Зачем ты так мучаешь себя? Почему не положишь конец своим бессмысленным страданиям? Он все понял, Эмили! Осознал и раскаялся. Я тебя просто не понимаю. Дошло уже до того, что Элиас собирается уезжать. Из-за женщины, которая не в состоянии его простить, хотя он значит для нее никак не меньше, чем она для него. Я…

– Стоп! – перебила я и подняла руки. Что здесь творится? У меня было ощущение, будто я читала книгу и ненароком пропустила важнейшую главу. Элиас ненавидит себя? Ему плохо? Я заставляю его страдать? Я заставляю нас страдать? Я значу для него не меньше, чем он для меня?

– Себастьян, ты… – Я запнулась и покачала головой. – Тут что-то не так. Да тут все не так! О чем ты вообще говоришь? Я давно потеряла нить разговора. Как ты можешь утверждать, будто я заставляю его страдать? Проклятье, да я такое безвольное ничтожество, что даже не могу ненавидеть Элиаса за все, что он заставил меня пережить. А ты приписываешь мне черт знает что! – Я смотрела на него во все глаза. – Это он меня обманул! А не наоборот! Это мне из-за него, идиота, плохо, это я второй месяц ночами не сплю! Как же у тебя язык поворачивается попрекать меня? Меня? – Я глядела в смущенное лицо Себастьяна и чувствовала, что меня бьет дрожь. К глазам подступали слезы, которые я с трудом сдерживала. – А теперь ты приходишь и заявляешь, что Элиас якобы собирается из-за меня уехать! – продолжала я. – Как мне быть? Ты не думал, как сильно я хочу поверить, что для него это была не только игра? Ты не думал, что я бы все на свете отдала, только бы найти хоть какое-нибудь, хоть самое дурацкое оправдание этим письмам?

Себастьян выглядел так, будто увидел привидение. При этом он все больше хмурился.

– Но тогда… тогда я ничего не понимаю, – пробормотал он и замолк.

– А я и подавно ничего не понимаю – все время, что мы разговариваем! – ответила я. – Тут что-то не так! Ты ошибаешься, Себастьян! Я понятия не имею, что он тебе наговорил. Может, он просто не хочет называть истинную причину своего отъезда. Во всяком случае, я не могу себе представить, что это как-то связано со мной.

– Эмили, – ошарашенно проговорил Себастьян, – честно говоря, я уже сам изрядно запутался, но если я в чем и уверен, так это в том, что причина всему – ты.

Я задыхалась, голова шла кругом.

– Но если все, что ты говоришь, правда и ему из-за меня ничто не мило, – заговорила я, пытаясь взять себя в руки, – почему он даже не попытался еще раз со мной поговорить? Не ждал же он после всего произошедшего, что я сама догадаюсь, как он, видите ли, страдает! Если я и впрямь так много для него значу, как ты уверяешь, почему он сам мне об этом не скажет? Если у него не было намерения посмеяться надо мной, когда он писал письма от чужого имени, почему он не объяснит, какого хрена все это затеял?

Я была уверена: Себастьяну нечего на это ответить. Но он снова принялся меня вразумлять:

– Так ведь он же все объяснил!

– Разве? – удивилась я. – Нет, он, конечно, бормотал что-то на лестнице, дескать, ему очень жаль и его мотивы изменились – но я бы не назвала это объяснением! Я бы сказала, что это было…

Но Себастьян перебил меня:

– Я вовсе не про лестницу! Не знаю, что там между вами произошло. Я про письмо!

Он смотрел на меня так, будто сейчас я наконец-то все пойму – но желаемого эффекта не наступило. Я не поняла решительно ничего.

– Какое к черту письмо? – спросила я, откидываясь назад и складывая руки на груди.

– Ну то самое, которое он тебе написал! – Он, казалось, все еще надеялся, что вот теперь-то до меня дойдет. Но его надежды не оправдались.

– Себастьян, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие, – я не имею ни малейшего понятия, о каком письме ты говоришь.

В его взгляде отразилось полнейшее недоумение. Он неуверенно проговорил:

– Письмо, в котором он просил прощения и все объяснял.

Мы смотрели друг на друга. Он на меня, как будто у меня посттравматическая амнезия, а я на него, как будто он страдает галлюцинациями. Однако же, судя по всему, галлюцинации тут были ни при чем.

– Когда это было? – спросила я.

– Точно не помню. Вскоре после того, как все выяснилось. Может, через неделю или две.

Я посмотрела налево, потом направо.

– Я не получала никакого письма от Элиаса, – сказала я. – Ты, наверное, ошибаешься.

– Нет, я точно знаю, что письмо было, – настаивал он.

– Может, он хотел мне написать, но так и не написал.

– Да нет же! Элиас еще жаловался мне, что ты не отвечаешь и он из-за этого страдает.

Я потерла руками лицо и глубоко вздохнула.

– Но я не получала никакого письма, Себастьян, – повторила я. – Как он его отправил? По почте?

– Нет. Принес ночью.

Я вскинула брови.

– Поверь, я бы не забыла, если бы Элиас постучался ко мне среди ночи.

– Нет, конечно, он не отдавал тебе его лично в руки, – заторопился Себастьян. – Если честно, я не знаю, где он его оставил. Может, сунул под дверь или бросил в почтовый ящик.

– Но тогда бы я его обязательно обнаружила!

Судя по тому, что Себастьян имел такой же обескураженный вид, что и я, ответить ему было решительно нечего.

Как громко мы спорили последние несколько минут – и какая кладбищенская тишина теперь воцарилась за нашим столиком.

Элиас написал мне письмо…

Стоя под дверью ванной в доме Шварцев, я сказала, что его объяснение – «курам на смех». Если письмо и впрямь существовало, понятно, почему он так отреагировал на мои слова…

Что же было в этом письме?

– Но по крайней мере после того, как он написал тебе по электронной почте, ты точно должна была заметить, что что-то не так, – сказал Себастьян.

Я подняла голову:

– По электронной почте? О чем ты?

– Ну, он же послал тебе электронное письмо. После того как ты не ответила на бумажное.

Так, ладно. История становится все более невероятной. Он писал мне и так, и эдак, и ни одно послание до меня не добралось?

– Ты не обижайся, Себастьян, – проговорила я, – но я вконец запуталась. Ни одного, ни другого письма я не получала. Тебе не кажется, что случайностей как-то многовато? Если ты разыгрываешь меня, Себастьян, это несмешной розыгрыш.

У него отвисла челюсть.

– Я клянусь тебе, все так и было! Прошло две недели, ты все не отвечала, и Элиас ужасно мучился. Он не знал даже, прочла ты его письмо или разорвала и выбросила. Поскольку он не решался позвонить тебе и спросить, я посоветовал ему послать еще одно письмо – по электронной почте. Для надежности. Зачем мне все это выдумывать и лгать тебе?

Я посмотрела на него. Мои подозрения, очевидно, его задели.

– Я не со зла это сказала, прости, – вздохнула я. – Просто не понимаю, как два письма могли исчезнуть без следа.

– Да уж, я тоже теряюсь в догадках. – Он уронил руки на колени. – Может быть, электронное письмо угодило в спам или уж не знаю куда… Но факт остается фактом: оба письма существовали. Я бы никогда не стал шутить такими вещами. Я знаю, насколько это важно для вас обоих.

В продолжение всего разговора, Себастьян, казалось, говорил искренне. Но выглядела история более чем загадочно.

В спам, говорите…

Конечно, вполне возможно, что письмо могло по ошибке туда попасть. Но ведь Элиас отправлял мне столько писем. И все дошли. Все до единого.

Я потерла виски и на миг прикрыла глаза.

– Мне трудно себе это представить, – сказала я, – но если твое предположение верно, это легко проверить. Как долго хранятся письма в папке «Спам», прежде чем удаляются?

Себастьян пожал плечами:

– Наверное, у разных провайдеров по-разному. Но в среднем, думаю, один-два месяца.

Я принялась считать. Третьего ноября мне стало известно, что Элиас и Лука – это один и тот же человек. Прошло от семи до четырнадцати дней, и в этот промежуток времени он якобы написал мне письмо, а еще через две недели – второе, на сей раз электронное. Выходит, это было примерно месяц назад. Если Себастьян прав и мне повезет, возможно, оно еще живо. А если не повезет, оно уже стерлось вместе с остальным мусором.

Время от времени я проверяю папку «Спам», но за последние недели на меня навалилось слишком много забот, чтобы просматривать рекламу дешевой «Виагры», отпускаемой без рецепта. Даже когда я открывала свою почту, мне в голову не пришло заглянуть в спам. Возможно, это была моя самая большая ошибка.

– Я надеюсь, оно действительно попало в спам и его еще можно найти, – сказал Себастьян. – Это единственное логичное объяснение.

Я чувствовала себя так, словно все вокруг перевернулось с ног на голову. Та «правда», с которой я пыталась примириться в течение двух последних месяцев, теперь снова под вопросом. Неужели все это время Элиасу было так же плохо, как и мне? Неужели он действительно, как и предполагал мой отец, просто идиот, который испортил все, что только можно было испортить?

Мне очень хотелось ухватиться за эту соломинку, но пальцы меня не слушались. Голова требовала тайм-аута. Возможно, три-четыре года на Мальдивах – как раз достаточно, чтобы привести мысли в порядок.

Мне вспомнились бессонные берлинские ночи, когда я ревела в подушку и грудь сдавливало так, что трудно становилось дышать. В одну из этих ночей Элиас приходил к моей двери. От одной мысли по всему телу побежали мурашки.

Неужели это письмо мне все объяснило бы? Или вызвало бы новые вопросы? Смогла бы я вообще простить Элиасу то, что прочла бы в его послании?

– Господи, – проговорил Себастьян после долгой паузы, качая головой. – Ведь это многое объясняет.

Я уставилась на стол.

– Но я не понимаю: почему Алекс ничего мне не сказала?

– Да потому что Алекс ничего и не знала, – ответил он. – Элиас попросил ее не втягивать. Оно и понятно: она ведь твоя лучшая подруга. – Себастьян сцепил руки. – К тому же он опасался, как бы Алекс не стала вымогать у тебя ответ. Он хотел, чтобы ты ответила не потому, что тебя кто-то заставил, а потому, что сама захотела.