Карина Бартш - Бирюзовая зима

В последней фразе мне почудился голос Элиаса: я прямо-таки увидела и услышала, как он говорит эти слова Себастьяну. Это был тот самый Элиас, в которого я влюбилась.

Вновь воцарилась тишина. И я наконец задала вопрос, который страшно было даже выговорить:

– Себастьян… Что было в письме?

Он склонил голову набок и долго смотрел мне в глаза.

– Думаю, есть человек, который сможет гораздо лучше пересказать его содержание.

По моему телу пробежал озноб. На миг я почувствовала себя оглушенной. Вот уже два месяца я больше всего боялась встретиться с Элиасом. А теперь у меня не оставалось выбора, кроме как подвергнуться этому ужасному испытанию – если, конечно, я хочу узнать, что же он пытался мне объяснить.

Да право, стоит ли? К чему ворошить прошлое? Ведь велик риск, что это ничего не изменит.

– Так ты знаешь, что он хотел мне сказать? – спросила я и сама почувствовала, что спросила не то. В горле стоял ком. Я глубоко вздохнула и задала вопрос прямо: – То есть… стоит ли мне его слушать?

– Эмили, – проговорил он, – это только тебе решать. Ты одна знаешь, стоит или нет.

Я сглотнула, но ком в горле никуда не делся. Я медленно кивнула.

– Вы еще долго? Не хочу прерывать вашу увлекательную беседу, но мне все-таки нужна твоя помощь, Эмили.

Я взглянула на Николаса, подошедшего к нашему столику, а потом обвела глазами бар. Посетителей прибавилось. Надо же, а я и не заметила, как шумно стало вокруг.

– Нет-нет, мы уже закончили, – сказал Себастьян и покосился на меня. – Прошу прощения, не хотел доставлять тебе неприятности.

– Да что ты, брось, – отмахнулась я. – Я сейчас приду, Николас. Себастьян, может, пересядешь за барную стойку?

Николас отошел от столика, а Себастьян выпрямился.

– Я бы с радостью, но время поджимает – пора домой. Когда я уходил, Алекс уже начинала рыться в шкафу. Если я не помогу ей выбрать наряд, боюсь, она не доживет до нового года.

Я усмехнулась и встала из-за столика.

– Неужели ты не знаешь никакого секретного психологического приема, который успокоил бы ее в подобной ситуации?

– Я просто стараюсь говорить ей почаще, что она сногсшибательна в любом наряде, и пока что она мне верит.

Я вздохнула.

– Себастьян, ты просто чудо. Но, увы, я сомневаюсь, что смогу использовать тот же рецепт. – Я прихватила его стакан, чтобы отнести в мойку.

– Да, пожалуй, ты права. – Он натянул куртку, застегнул молнию и помедлил, опустив глаза. – Я должен перед тобой извиниться.

Я наморщила лоб:

– За что же?

– Я ведь думал, что ты нарочно заставляешь его страдать.

Я бедром привалилась к столику.

– Ну, твои подозрения были бы вполне оправданны, если бы я получила хоть одно из двух писем. Так что это понятно и простительно.

– Тогда почему я чувствую себя таким виноватым?

– Чего не знаю, того не знаю. Не казнись. Правда. Все хорошо.

Он улыбнулся мне, поколебался, а потом подошел и на мгновение заключил в объятия. Я была ошеломлена. Все-таки раньше мы держали некоторую дистанцию. Но не скажу, что мне стало неприятно. Наоборот, я даже почувствовала себя лучше. Когда он выпустил меня из объятий и улыбнулся, мне пришла в голову мысль, пробудившая очередные тревоги.

– А Элиас тоже так думает? В смысле, он тоже считает, что я нарочно заставляю его страдать?

– С уверенностью не скажу, – отозвался Себастьян. – Он винит во всем себя. Считает, что он тебя не достоин.

Добрые слова иногда причиняют не меньше боли, чем иголка, вонзающаяся в кожу. Я опустила глаза.

– И кстати, раз уж я здесь, – продолжил он. – Подумай все-таки о сегодняшнем вечере. Алекс будет очень рада. Больше, чем ты можешь себе представить.

Не поднимая глаз, я кивнула.

– Элиас тоже там будет, – добавил он. – Не то чтобы я тебя уговаривал… Но не исключено, что сегодня вечером тебе представится отличная возможность оставить все горести в старом году и начать новый с чистого листа.

Эта фраза свинцовой тяжестью легла мне на плечи. Я снова кивнула.

Мы вместе вернулись к барной стойке, и Себастьян заплатил за колу.

– Если не до вечера, то все равно, надеюсь, до скорого. – Он подмигнул мне на прощание, развернулся и покинул «Пурпурную дымку».

* * *

После этого разговора нелегко было сосредоточиться на работе. Народу в баре прибавлялось с каждой минутой, и я начала жалеть, что у меня не пять рук. Когда я смешала, наверное, пятисотый коктейль за полтора часа, смена наконец-то кончилась.

На улице уже стемнело. Холодный ветер бил в лицо, продувал куртку, и я обхватила себя руками. До остановки я добежала, а дальше оставалось только ждать. Хотя я ужасно мерзла, холод, как ни странно, действовал на меня благотворно. Неужели я променяю свежий уличный воздух на автобусную духоту? Я повернулась к остановке спиной и пошла домой пешком. Кругом царила суета, улицы бурлили. А у меня на душе царил жутковатый покой, который пугал меня саму. Словно затишье перед бурей – иначе это чувство не описать. С одной стороны, я была взбудоражена, с другой стороны, пульс едва прощупывался, словно грозил исчезнуть совсем. Страх леденил изнутри и сковывал движения. Я боялась найти письмо Элиаса. И еще больше боялась не найти.

Снова и снова я прокручивала в голове разговор с Себастьяном, пока в мои мысли не вторгся другой голос. «Именно из-за тебя я решил уехать в Лондон».

Эти слова Элиас сказал мне несколько месяцев назад. Он больше не мог жить со мной в одном городе, пояснил он. Но я ему не очень-то поверила.

А теперь, почти восемь лет спустя, он хочет уехать из Берлина и перебраться в Гамбург. Неужели по той же самой причине? Неужели наша история повторяется? Неужели бегство помогает Элиасу заглушить сердечную боль?

Я вспомнила, как сама сбежала в Нойштадт шесть недель назад. Тоже надеялась, что уеду из Берлина – и станет легче. А что оказалось на самом деле? Конечно, перемена места приносит некоторое облегчение. Но свои переживания, тоску, гнев и отчаяние ты увозишь с собой – в любой город мира. Переезд не помогает от них избавиться.

Добравшись до университетской территории, я замедлила шаги. Еще никогда в жизни я не переставляла ноги так сосредоточенно. Пока я поднималась по лестнице, тепло разлилось по моим застывшим от холода мышцам. Только онемевшие пальцы по-прежнему ныли.

– Ева? – позвала я, войдя в нашу комнату. Ответа не было. Я включила свет и захлопнула дверь. Ноутбук стоял на столе. Я помедлила, потом сняла куртку, бросила ее на кровать и села на крутящийся стул. Пока ноутбук загружался, у меня не было ни единой мысли в голове. Я просто сидела и ждала, что будет дальше.

Девяносто шесть непрочитанных сообщений в папке «Спам».

Я положила руку на мышку и некоторое время сидела, не шевелясь. Потом, собравшись с духом, принялась пролистывать первую страницу длинного списка. «Виагра», онлайн-казино, увеличение пениса… Я скользила взглядом по адресам и темам.

Вторая страница. Уведомление от Фейсбука, викторина, дешевые картриджи… Одно и то же.

Третья страница… Четвертая… Ничего.

Пятая страница была последней. Я просматривала ее медленнее, чем предыдущие. Строчку за строчкой. Как в замедленной съемке. Я уже почти добралась до самого низа страницы – и мое сердце остановилось.

Ни одного письма от Луки.

Но я увидела другое знакомое имя.

ElyasSchwarz@bluemail.de

Сердце вновь забилось, кровь понеслась по венам. Входящее от 25 ноября.

Рука у меня дрожала, когда я открыла письмо. Слова сложились в предложения, и я начала читать.

Дорогая Эмили,

я знаю, что обещал оставить тебя в покое. Я сам себя ненавижу за то, что нарушаю собственное обещание. Но иначе не могу.

Нет ничего ужаснее неведения. Я могу сколько угодно гадать, почему ты не отвечаешь на мое письмо. Но я ничего не знаю наверняка. Одно слово от тебя – и я бы понял, как жить дальше.

Прочла ли ты мое письмо?

Неужели я потерял тебя, Эмили? Потерял навсегда?

Или тебе просто нужно время? Тогда скажи мне об этом, и я дам тебе столько времени, сколько есть в мире.

Я знаю, что совершил большую ошибку. И не одну, а много. Я день и ночь думаю, как исправить причиненное зло. Но что бы ни пришло в голову, все кажется ничтожным. Возможно, подобные ошибки исправить невозможно. Они непростительны. Но как бы я хотел попытаться, Эмили! От тебя ничего не требуется. Просто дай мне еще одну попытку. Есть ли у меня надежда на это? Хоть самая маленькая?

Эмили, стоит мне закрыть глаза, и я вижу твое лицо, чувствую твое тело и вдыхаю запах твоих волос. Как я мечтаю еще хоть раз обнять тебя!

Я знаю, что не заслужил этого, но я очень тебя прошу: пожалуйста, дай мне шанс. Даже если я не смогу быть тебе другом, то по крайней мере не гони меня совсем из своей жизни.

Я так раскаиваюсь в том, что сделал, Эмили.

С любовью,

Элиас Шварц.

Горячие слезы ручьями катились по щекам. Последние строки я еле разобрала – они совсем расплылись из-за слез, – но я перечитывала их снова и снова, а потом закрыла лицо руками.

Все начинается снова.

Мышцы, горло, живот, каждый нерв – всё сводили судороги. Словно тело изнемогало под тяжестью моих чувств. Я едва могла дышать. У меня дрожали колени, но я встала, сделала нетвердый шаг к кровати и вытащила из кармана куртки телефон. Попыталась вытереть слезы, но они текли и текли. «Н», – лихорадочно искала я в телефонной книге. Наконец нашла. «Не брать трубку». Я нажала кнопку вызова. Звонок долго не проходил, в трубке трещало и шуршало – наконец зазвучали длинные гудки.

Пожалуйста, возьми трубку, молилась я про себя, упершись локтем в шкаф и прижавшись лбом к предплечью. Пожалуйста, возьми трубку.

Гудки. Только гудки. Не подходит.

У него же должно высвечиваться мое имя! Не хочет со мной говорить? Из глаз вновь потекли слезы.

Я ждала и ждала. Но он не откликался.

Услышав автоответчик, я сбросила вызов и швырнула телефон на кровать. Сложив руки на затылке, запрокинула голову. Почему он не берет трубку? Может, он уже на вечеринке и не слышит звонка? Я взглянула на будильник. 21:19.

Я обеими руками вытерла лицо, закрыла глаза и на мгновение замерла во тьме. А когда открыла глаза, накинула куртку, сунула телефон в карман и, зареванная, выбежала из комнаты.

Мне повезло: удалось сесть на автобус, который высадил меня неподалеку от Городского зала. Последний отрезок пути пришлось пройти пешком. Я дважды сворачивала не туда – если бы не помощь прохожих, я бы, наверное, добрела до Китая. Я вдыхала ледяной зимний воздух, а выдыхала маленькие облачка пара; мороз пробирал до костей. Закутавшись в куртку поплотнее, я растирала руки. Каждые две минуты я доставала из кармана телефон, но кроме сегодняшней даты, времени и уровня зарядки он мне ничего не показывал. Ни звонка. Ни сообщения. Ничего.

Когда передо мной наконец замаячило здание Городского зала, я резко сбросила скорость. Что, собственно, я собираюсь сказать Элиасу?

Отлично, Эмили. Сорвалась как оглашенная, а как собираешься претворять в жизнь свои намерения, даже не подумала. «Привет, Элиас, знаю, прозвучит странно, но я не получила ни одного из твоих писем», – так, что ли?

Идея – высший класс. Ну, если это не годится, то даже и не знаю… Спасибо, мозг, выручил. Я не стала выдумывать еще что-нибудь столь же «умное», понадеявшись, что, когда я увижу его, слова придут сами. В конце концов, я могу сколько угодно продумывать план действий – но как только долгожданный момент наступит, все пойдет кувырком.

А что, если он вообще не захочет со мной говорить?

Ну разумеется, эта мысль не могла не прийти мне в голову. Я бы не пожалела денег на два бульдозера – пусть закопают ее как можно глубже. Ну и пусть, попыталась я уговорить саму себя. Я заставлю его выслушать меня и скажу то, от чего он не сможет отмахнуться.

«Эмили, стоит мне закрыть глаза, и я вижу твое лицо, чувствую твое тело и вдыхаю запах твоих волос. Как я мечтаю еще хоть раз обнять тебя!»

Эти слова, всплывшие в памяти, словно обдали меня струей горячего воздуха – на мгновение я даже позабыла о холоде – и больно ужалили в самое сердце. Перед Городским залом толпились люди. Одни орали во все горло и были, очевидно, пьяны, другие молча мерзли и курили. Теперь, благодаря законам, принятым в последнее время, курение может вызвать не только рак, но и воспаление легких.

Громкую музыку, игравшую внутри здания, было слышно и на улице. Чем ближе я подходила к дверям, тем сильнее вибрировала земля под ногами. Ко входу вытянулась очередь человек в десять-пятнадцать. Я встала в хвост и предалась мыслям о том, как же тепло тем, кто уже попал внутрь. Но оказалось, присоединиться к ним – дело не одной минуты. Какой-то умник был твердо убежден в том, что ему непременно надо пронести с собой в Городской зал полный мешок фейерверков. Охранник твердил, что это запрещено, но умника запреты мало интересовали. Начался спор. Моя бы воля, я бы подошла к этому типу, вырвала мешок у него из рук и огрела фейерверками по башке. Но вместо этого я вытащила из кармана телефон и в очередной раз бросила взгляд на экран. Ничего. С неприятным чувством я сунула телефон обратно.