Карина Бартш - Бирюзовая зима

– Это только с-слова, – пробурчала я.

– Чистая правда, не стесняйся.

– Я в-вовсе не с-стесняюсь.

– Да-да, конечно. – Он подмигнул мне. – Но что-то мы многовато говорим обо мне – давай лучше о тебе.

– Тебе т-только т-того и надо. – Я округлила глаза.

– Твоя очередь, Эмили: о сексе со мной ты тоже иногда думаешь?

Иногда? Я покачала головой.

– Значит, да, – засмеялся он.

Я скрестила руки на груди.

– Ты, п-похоже, думаешь, что н-ниатразим!

– Поверь мне, Эмили, – вздохнул он. – С тех пор как мы знакомы, я думаю о себе что угодно, только не это.

Да уж конечно, подумала я и нарочно представила себе, как он скачет голым по квартире. Так-то тебе, поделом!

Элиас совершенно не собирался прекращать эту игру в вопрос-ответ. Но он не принял в расчет мое необоримое упрямство. В поединке с его любопытством оно вело 11:0. Когда полчаса спустя Элиас остановил машину, он уже смирился со своим бессилием.

* * *

В отличном настроении я высунулась из машины и стала вылезать наружу – это удалось почти всем моим частям тела, кроме головы. Я услышала громкое «бум» и сообразила, что сама произвела этот звук.

– Ай… моя голова, – простонала я и потерла ушибленное место.

– Что опять случилось? – осведомился Элиас, обойдя машину. – Почему ты не дождалась меня? Я бы тебе помог.

Я пожала плечами: боли я уже не чувствовала. Элиас сам захлопнул за мной дверь, а я тем временем осмотрелась по сторонам и остановила взгляд на здании передо мной, которое меньше всего напоминало университет. Я нахмурилась, затем вытаращила глаза.

– Униве-ер… его персроили!

Элиас засмеялся.

– Нет, Эмили. Мы у меня.

– У тибя-а?

Он положил руку мне на талию и кивнул.

– Ты же не думаешь, что я оставлю тебя в таком состоянии одну?

Не дожидаясь ответа, он подтолкнул меня вперед. Я хотела было запротестовать, но затем до меня дошло, что возразить мне решительно нечего, и склонила голову ему на плечо.

– Это не спектакль? – недоверчиво спросил он.

– Не-е, сёдня нет, поджи до завтра, – ответила я и, споткнувшись о порог, ввалилась в подъезд.

Но когда я оказалась у подножия лестницы и посмотрела вверх, голова пошла кругом.

– П-пять пра-аклятых этажей.

– Не волнуйся, сейчас тебя поднимем, – сказал он.

– Да я не с-справлюсь.

– Встань-ка вот сюда. – Он помог мне подняться на третью ступеньку и повернулся спиной. – Давай, залезай.

– Ш-што ты за убогий в-вампиришка? Поч-чему ты не умеешь л-летать? – спросила я и повисла у него на шее.

– Я бессмертный человек, а не бессмертная птица.

– Жа-аль… Ну ла-адно, и так са-айдет.

Неизвестно как я умудрилась обхватить ногами его бедра, Элиас крепко взялся за мои щиколотки и стал подниматься по лестнице, таща меня на закорках. Хотя мне стоило больших усилий держаться крепко, я первый раз в жизни была чертовски рада, что в доме нет лифта. Ступенька за ступенькой взбирались мы на пятый этаж.

– Ты хочешь меня придушить? – просипел Элиас. Не ослабляя хватку, я решительно помотала головой и продолжала, словно обезьянка, висеть у него на плечах. Какие красивые, теплые плечи…

– Но делаешь именно это, – проговорил он, отпирая дверь в квартиру. Он уже вконец запыхался и ссадил меня с явным облегчением. Наклонившись вперед, он уперся руками в колени. Я смотрела, как он пытается отдышаться.

– Пока в доме нет лифта, для тебя действует сухой закон, – сказал он.

Я захихикала.

Сделав последний глубокий вдох и выдох, он распрямился, стряхнул с плеч плащ и, снова обняв меня за талию, повел на кухню. Там он прислонил меня к стене, чтобы я не могла упасть.

– Не двигаться! – приказал он, погрозив мне пальцем.

И хотя я послушно кивнула, кажется, я внушала ему какие-то сомнения, потому что, направившись к холодильнику, он ни на миг не выпускал меня из поля зрения. Достав бутылку с водой, он подошел и сунул ее мне под нос.

– До дна, – велел он.

– Н-но это ф-фсиво лишь вода! – я скептически разглядывала прозрачную жидкость.

– Алкоголь обезвоживает. Если ты не хочешь завтра получить самое чудовищное похмелье в жизни, лучше послушайся моего совета и выпей как можно больше воды. Лучше бы еще добавить магния и других минеральных веществ, так как их алкоголь тоже вымывает, но, к сожалению, у меня дома ничего нет. Поэтому придется обойтись водой.

Он сам отвинтил крышку, так как мелкая моторика мне отказала. За его монологом я, признаться честно, уследить не смогла, но там что-то говорилось про «воду» и «пить», а поскольку он вещал с очень умным видом, я послушалась доктора Шварца и поднесла бутылку к губам. Скосив глаза, я смотрела на Элиаса, который принялся ощупывать мою голову.

– Что ты д-делаешь? – спросила я и в следующий миг почувствовала, как струя холодной воды пролилась мне на футболку. Прежде чем я успела среагировать – я бы могла еще минут пять соображать, – Элиас ловко перехватил мою руку и вновь привел бутылку в вертикальное положение.

– Упс! Нельзя г-гаварить, п-пока п-пьешь, – хихикнула я.

Элиас окинул меня взглядом, оценивая урон, который вода нанесла моей футболке. Поскольку глядел он что-то слишком долго, я наморщила лоб и тоже посмотрела вниз. И теперь мы уже вдвоем с глупым видом пялились на черный лифчик, просвечивавший из-под тонкой футболки.

– Ой, – сказала я.

Впору было провалиться под землю от стыда, но тут мне пришла в голову мысль, что обливашки получились безумно смешные. Прекраснее всего было то, что Элиас выглядел ужасно смущенным.

– Хотел… взглянуть… на твою… шишку… – прозаикался он, не сводя взгляда с моей груди.

– Может, у тя тошшышка?

– М-м-м… что? – Он моргнул и наконец поднял взгляд.

– Ничо-о, – отозвалась я сквозь смех.

Элиас сделал глубокий вдох и провел рукой по моим волосам.

– Эмили, ты сводишь меня с ума, – сказал он и снова попытался сосредоточиться на осмотре моей головы.

– Знатный рог вырастет. Рожок, – пробормотал он.

– Мне нра-авяцца рожки, – отозвалась я. – Особенно ш… ш-шикаладные.

Он сморщил лоб и усмехнулся.

– Шоколадные рожки… – повторил он.

Я кивнула.

Доктор Шварц оказался весьма суровым представителем своей профессии. Всякий раз, когда я хотела отставить воду, он цокал языком и грозил мне пальцем, и я снова подносила бутылку к губам. Он отвернулся один-единственный раз – когда возился в гостиной со стереосистемой, из которой скоро полилась тихая музыка. Все остальное время я была под его постоянным наблюдением.

– А где, собсна, Алекс? – осведомилась я.

– У Себастьяна.

Значит, мы с Элиасом в квартире одни.

Хм-м-м…

Быстро прогнав мысль, которая тут же полезла в голову, я заставила себя отхлебнуть еще воды.

– Э-Элиас. Я больше нимагу, мне уже и так п-плохо.

Я не лгала: из желудка поднималась волна тошноты, хотя и не настолько сильная, чтобы действительно меня встревожить. Радостное возбуждение тем временем прошло, и, по счастью, я перестала каждые две секунды нырять вперед.

Элиас стоял передо мной, облокотившись на кухонную тумбочку, и глядел мне в глаза. Выражение лица у него было расслабленное, на губах играла легкая улыбка. Настолько легкая, что заметить ее можно было, только приглядевшись.

Он мне нравился. Нельзя передать, как он мне нравился. Я ощущала это каждой клеточкой. В груди потеплело. Но было и еще одно чувство… Чувство, от которого перехватывало дыхание и щемило в груди. Я безумно соскучилась по нему.

И мы в квартире совсем одни…

– Тогда лучше перестань пить, – мягко сказал он, сделал шаг ко мне и, отобрав бутылку, сунул ее обратно в холодильник. – Тебе очень плохо? – спросил он.

Я покачала головой. Уголок его рта пополз вверх, тяжесть в моей груди от этого увеличилась вдесятеро, и я сделала то, чего никогда раньше не делала: улыбнулась в ответ.

Элиас, казалось, удивился: он, похоже, не знал, как это истолковать, но глаза его сияли с каждым мигом все ярче и ярче. Он нерешительно поднял руку и тыльной стороной пальцев погладил меня по щеке. Я закрыла глаза и хотела было прильнуть к его груди, но он отдернул руку и закашлялся.

– Уложу-ка я тебя лучше спать, – сказал он и сунул руки в задние карманы джинсов.

Я сдержанно кивнула.

– Ты п… по… понесешь меня?

– Ты не в силах идти?

Честно говоря, не настолько я была не в силах, но детали я предпочла оставить при себе и ответила на вопрос утвердительно.

– Ну тогда пошли, – сказал он. Я сделала шаг ему навстречу, обхватила за шею и почувствовала, как его руки сомкнулись на моей спине и он поднял меня. Уткнувшись носом в его шею, я обвила его ногами. Тяжесть внутри немножко уменьшилась. Я закрыла глаза и только чувствовала, как он несет меня в спальню.

Добравшись до кровати, он потихоньку опустил меня вниз и поставил на ноги. Отпустив его шею, я едва не упала назад, но Элиас вовремя подхватил меня. Он крепко держал меня за предплечья, в глазах его был легкий испуг. Благодаря этому он выглядел таким невинным, таким безопасным, что мои ноги сами сделали шаг к нему. Приподнявшись на цыпочки, я принялась покрывать поцелуями его шею. Элиас не шевелился, а мои руки тем временем скользнули по его груди и животу к поясу. Пальцы мои дрожали, когда я вцепилась в кожаный ремень и стала потихоньку его расстегивать, как вдруг… Как вдруг Элиас схватил меня за запястья.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Я растерянно молчала.

– Но… ты же за этим меня сюда притащил, – наконец сказала я.

Он пристально смотрел на меня, и я видела, как его лицо становится все напряженнее.

– Вовсе не за этим я тебя сюда притащил! Как ты не понимаешь, черт бы тебя побрал?

Я вся сжалась – такой суровый у него был голос! – и сделала шаг назад. Меня так поразила его реакция, что я разом протрезвела, и меня затошнило.

Он сделал глубокий вдох, провел рукой по лицу и на миг замер.

– Что же мне еще сделать? – спросил он. – Что сделать, чтобы ты мне, черт возьми, поверила?

– Я тебе верю, – возразила я, теребя край футболки.

– Ты мне веришь? – он невесело рассмеялся. – Если б ты мне верила, ты бы не несла такую чушь!

Я не осмеливалась взглянуть ему в лицо, но чувствовала, что он смотрит на меня.

– Не надо так, – пробормотала я.

– Не надо как?

– Не надо вести себя так, будто сделал мне п-признание в любви! Ты мне только что сказал, что я тебе нравлюсь! Но нравиться мождаже п-постер на стене!

– Однако это все же больше, чем я знаю о тебе! Ты-то мне вообще ничего не говоришь! – ответил он. – Ни слова о том, нравлюсь я тебе хоть капельку или нет! Единственное, что я вижу, – ты нервничаешь, когда я приближаюсь, – ну и? Что мне с того? – Он сделал паузу. – Когда у меня возникает хотя бы искорка надежды, что… что все мои усилия не напрасны, ты тут же говоришь или делаешь что-то такое, что вновь сбивает меня с толку! – Вот хотя бы сегодня на вечеринке! – продолжал он. – Я наконец оставил тебя в покое – и что? – Элиас не ждал ответа, который все равно не получил бы. – Ты преследуешь меня весь вечер напролет. А зачем? Чтобы поставить меня в еще более дурацкое положение, чем раньше! Ты хотя бы представляешь себе, что я чувствую?

Он смотрел на меня, и взгляд его пронзал насквозь. Но что тут скажешь? Он был прав, о его чувствах я имела очень приблизительное представление. Я только ощущала, как судорожно сжался у меня что-то в животе.

– Боже, Эмили, – произнес он. – Неужели я стал бы так обхаживать постер на стене, даже если бы он мне понравился? Стал бы бегать за тобой по пятам, несмотря на то что ты не раз давала мне понять, что у меня нет ни единого шанса?

Он сделал шаг ко мне.

– Ты сказала, что я якобы действую на женщин определенным образом. Знаешь что? Мне плевать, как я там на кого действую. Единственная, на кого я хотел бы действовать, это ты. Но как раз на тебя-то я никак не действую!

Его слова гремели у меня над ухом, но доходили до меня словно сквозь пелену. Не в силах сказать ни слова, я таращилась на него, ощущая, что странное чувство в животе становится все отвратительнее.

– Эмили, – воззвал он, – что ты хочешь услышать? Что я ночами не сплю? Что есть не могу? Что целыми днями только о тебе и думаю? Что едва закрою глаза, вижу твое лицо – до последней черточки? – Эмили, дорогая, – он вздохнул и посмотрел на меня так, что у меня мурашки побежали по коже. – Поверишь ли ты мне, если я скажу, что я… что я в тебя…

Он не договорил. Горячая жидкость, метнувшаяся вверх по пищеводу, отвлекла мое внимание. Я едва успела поднести руку ко рту и со всех ног бросилась в туалет, вихрем пронесясь мимо Элиаса.

* * *

Я корчилась над холодным фаянсом унитаза, словно побитая жизнью бродячая собака на последнем издыхании. Весь выпитый за сегодня алкоголь неумолимо рвался наружу. В голове стучало, глаза слезились, все тело болело, силы покинули меня. Желудок сводило спазмами, горло горело огнем, и чувство тошноты не проходило. Мысленно я уже составляла завещание.