Король Джон был сражен при первой же их случайной встрече в лесу, когда она была совсем юной. Хьюго де Лузиньян оставался холостяком до сих пор, будучи не в силах забыть свою нареченную, и другие женщины для него словно бы уже не существовали.

Она была прирожденной интриганкой и развратницей, Маршал это знал. Однажды в разговоре с супругой, тоже Изабеллой, он обмолвился в сердцах, что королева вполне достойна короля. Но иногда ему все же приходило в голову, что он чересчур суров к ней. Ни одна женщина в мире не заслуживает участи быть женой такого чудовища, как король Джон.

Сейчас Маршал был и смущен и встревожен. Новый король еще очень мал, а за его спиной стоит властная, не в меру честолюбивая мать. Он предчувствовал, что это чревато для страны новыми бедами.

– Положение очень опасное, – сказал он. – В стране полным-полно предателей, которые готовы усадить на трон Людовика.

– Мне это известно, но умоляю вас, граф, дайте мне хоть немного времени побыть наедине с сыном. Я объясню, какая ноша упала на его плечи, – произнесла Изабелла.

– Идите к нему, мадам, – сказал Пембрук, – я подожду. А потом я засвидетельствую свое почтение Его Величеству.


Изабелла отправилась в комнату для занятий, где в этот час находились трое старших ее детей. Двухлетняя Изабелла и годовалая Элеонор оставались в детской под присмотром няньки.

Два мальчика и девочка сидели рядком за длинным столом и увлеченно рисовали, склонив головки над грифельными досками.

При виде матери дети тотчас вскочили, девчушка сделала грациозный реверанс, а мальчики поклонились. Королева настаивала, чтобы придворный ритуал в замке соблюдался, хотя королевские дети, как и она сама, были узниками, заточенными в ледяных каменных стенах по воле их отца и ее супруга.

Догадываются ли дети, кто лишил их свободы и красоты окружающего мира? Трудно сказать. Генри при появлении отца обычно вел себя робко. Ему больше всего хотелось забиться в отдаленный уголок, чтобы его не беспокоили. Ричард же хищно оскаливался на грубые, непристойные шуточки родителя. Изабелле иногда казалось, что богиня судьбы распорядилась неверно, выбрав ей в первенцы не того сына.

Она взяла Генри за руку, подвела к окошку, усадила на мягкое сиденье.

Остальные дети последовали за старшим братом.

Ричард тут же подал голос:

– У нас в замке гости, миледи?

Она слегка поморщилась.

«Опять Ричард вылезает вперед. Почему Генри держится в тени?» Раньше ей не так бросалась в глаза разница в характере ее мальчиков. Но теперь… Генри уже король, хотя не все подданные признают его таковым, но право на корону за ним.

Мысли ее путались. Дети выжидающе смотрели на мать, а она не знала, что им сказать. Было бы справедливо предпочесть Ричарда. Но как?

Она вспомнила тот день, когда родился Ричард. Это было в Винчестере. Хмурое зимнее утро за окном, балдахин над головой, тот же, что в мгновения зачатия, и тот, что в часы расплаты за плотские наслаждения.

Генри к тому времени уже пятнадцать месяцев жил на свете, плакал, сучил ножками, начинал ходить, а она все не беременела вновь. Джон плодил бастардов по всему королевству и хвастался этим перед ней, и вот она ответила ему, родив Ричарда, как бы в отместку за его издевательства, а через десять месяцев и Джоанну.

В своей плодовитости она не сомневалась. Дети – это благо, особенно если им предстоит когда-нибудь носить корону.

Она возложила ладони на худенькие плечики старшего сына.

– Разве не отец навестил нас? – пролепетал мальчуган. Чувствовалось, что он с надеждой ждет от нее отрицательного ответа.

Когда приезжал Джон, все дети разбегались по спальням и прятались под одеяла.

Сыновья хотели бы защитить мать от этого изверга с закованной в стальные латы свитой, но ощущали свою беспомощность.

Им было ненавистно все – и его голос, и тяжелые шаги сапог по лестнице, и стоны матери, когда он пытал ее… Чем и как? Под бархатным балдахином супружеской кровати происходило что-то недоступное их пониманию.

– Грустные новости доставил в наш замок лорд Пембрук, – сказала она. – Ваш отец умер.

– Мы следили из окна башни, как спотыкался его конь, и догадались, что он несет печальную весть.

– Неужели ты это заметил? – восхитилась наблюдательностью Ричарда Изабелла.

– А почему бы и нет? – ухмыльнулся Ричард.

– Он так стар… совсем старик, – заметила Джоанна.

– Молитесь о том, чтобы дожить до такого возраста и сохранить силы и ум, – наставительно сказала мать.

– Я бы раньше хотела оказаться в раю, – высказала наивное пожелание девочка.

– По воле Господней ты там окажешься… за свои грехи, – слегка рассердилась мать. – Лорд Пембрук прибыл с вестью…

– Отец будет здесь! – воскликнул Генри. Его личико исказилось страхом.

– Он уже больше никогда не приедет… Никогда. Господь забрал его к себе. Он умер.

Изабелла поцеловала ручку старшего сына.

– Ты, Генрих, сын мой, теперь король Англии!

С ужасом мальчик смотрел на мать. Ричард воскликнул:

– Значит, он Генрих Третий! Ведь наш дедушка был Генрих Второй!

Генри схватился пальчиками за рукав материнского платья.

– Миледи, что мне делать?

– То, что я тебе скажу, – спокойно и твердо заявила Изабелла. – Тебе нечего бояться. Я на страже, а эрл Пембрук ждет позволения приложиться к твоей руке и принести присягу.

Джоанна осторожно коснулась руки брата. Ее личико пылало от воодушевления.

– Мы не должны более сердить Генри и обижать его, – рассудительно произнесла девчушка. – Ведь он тогда велит отрубить нам головы.

Ричард гневно воскликнул:

– Посмотрим, кто кого первым обезглавит!

– Замолчи! – прикрикнула на него мать. – Ты говоришь в присутствии короля.

Она взглянула на своих детей иными глазами, чем раньше. Утром они были просто дети, а сейчас уже наследники английской короны.

Джоанну она недолюбливала. Девочка унаследовала от отца все его худшие качества – коварство, холодную расчетливость и умение притворяться жертвой чужих интриг.

«Ты родишь королю Джону ангела! – твердил ей благородный ее поклонник Хьюго де Лузиньян. – На свет появится подобие твое!»

Как был наивен этот рыцарь без страха и упрека, воспитанный на песнопениях трубадуров. Она родила ангелоподобную Джоанну – ребенка без души. Сама Изабелла всегда действовала под влиянием чувств, готовая совершать в порыве эмоций любые безрассудства, а ее старшая дочь Джоанна с малолетства отличалась хладнокровностью и усвоила науку плести интриги даже в детской комнате.

– Замолчите, дети! – повторила Изабелла, сникая. – Разве можно говорить о расправах и мести, когда мы одна семья? Вы все – дети мои….

Ее вдруг охватил страх: сумеет ли она справиться со своими детьми?

– Лорд Пембрук хочет присягнуть тебе, сын мой. Нечего смотреть на меня так испуганно. Ты уже не младенец, чтобы бояться короны. Другие принцы в других странах ждут долгие годы, пока взойдут на трон, а тебе, Генри, повезло. Ну-ка, постарайся выглядеть королем! Иначе кое-кто вздумает занять твое место.

Изабелла вцепилась в плечо мальчика и увлекла его прочь из детской. Ричард с завистью проводил взглядом мать и брата. Хитрая, но еще не очень разумная Джоанна была в восторге, а бедный Генри молился Богу и сетовал, что на пятнадцать месяцев опередил при рождении братца Ричарда.

Мать и сын вошли в парадный покой. Странно было видеть, как восьмидесятилетний старик преклонил колени перед испуганным мальчуганом и поцеловал ему руку. Генри преисполнился уверенности в себе. Раз Уильям Маршал так унижается, раз он видит в нем, маленьком мальчике, нечто, что позволяет старому графу надеяться на благополучный конец братоубийственной гражданской войны, значит, так оно и есть! Генрих слышал краем уха, что в стране бушует война, что иностранцы наводнили его страну.

«Я всех виновных казню и установлю мир», – вдруг подумал он. Ему был желателен мир. Он так хотел, чтобы его не беспокоили дурными вестями.

Юный король удалился в детскую по настоянию матери, заявившей, что ему необходим отдых.

Генри пока еще подчинялся ей, хотя в душе его уже назревал протест. Сейчас ему было необходимо остаться одному – ни брата, ни сестры он не хотел видеть.

Изабелла и Уильям Маршал вновь смогли побеседовать с глазу на глаз.

– Его надо короновать незамедлительно. Народ должен наконец вздохнуть свободно, – заявил Маршал.

– Разве мальчик может быть королем?

– Может, если при нем будут мудрые советники.

– Вы, например? – спросила королева.

– Да. И другие. Губерт де Бург, я уверен, откликнется на мой зов. Мы вместе сможем отстоять страну.

Изабелла воодушевилась. С такими двумя помощниками ее сынишка завладеет Англией.

– Я не думаю, что англичане позволят французам топтать их землю, – продолжал граф Пембрук.

– Однако до сих пор они это позволяли, – заметила королева.

– Лишь от отчаяния, мадам! Несчастное правление короля Джона довело их до этого.

На его заявление ей нечего было возразить.

– Но теперь, когда у нас новый король, мальчик, которого можно наставить на путь истинный, дела пойдут по-другому.

– Молюсь и надеюсь на это, милорд.

– Но король становится королем только после коронации… Нам нельзя медлить с церемонией.

– Чем он будет коронован? Джон утопил королевские регалии в заливе Уош.

– Да, к стыду всех англичан! Но разве в том предмете, который мальчик наденет на голову, заключен смысл коронования? Короля возводят на престол люди. Обруч на голову – лишь символ…

– Для коронации нужен и этот символ, и святые мощи Эдуарда Исповедника. До них еще надо добраться! – прервала его речь Изабелла. – Правда, что Лондон занят французами?

– Мне горько в этом признаться, но это так. Надеюсь, что долго они там не продержатся. Когда народ узнает, что тиран почил в бозе, а Англией правит невинный ребенок, тысячи сильных рук потянутся за оружием…

Изабелла кивнула в знак согласия. Уильям Маршал был известен не только своей преданностью королевской власти, но и даром предвидения.

– Архиепископ Кентерберийский должен провести церемонию….

– Это невозможно, мадам. Он сейчас в Риме и добивается спасения вашего супруга от церковного отлучения.

– А архиепископ Йоркский и архиепископ Лондонский – где они сейчас?

– У нас нет времени их искать, и нам не нужны высокие церковные сановники. Любое лицо, обладающее духовным саном, имеет право короновать вашего сына. Я уже послал гонца к епископу Винчестера…

– А народ?

– С ним будет посложнее… Уж слишком большую ненависть к себе вызвал покойный король Джон. Существует глупое поверье, что яблоко от яблони недалеко падает. Простые люди могут отвернуться от сына короля Джона. Но у нас есть способы убеждения.

– Какие? Мечи, стрелы?

– И это в том числе.

Изабелла вздрогнула.

– Народ, который не верит в нового короля, архиепископы, которые или отсутствуют, или находятся в плену у врага… какая может быть коронация?

– Но иначе мы не спасем Англию, мадам!

Его взгляд вдруг уперся в золотой обруч с вкрапленными в него бриллиантами, надетый на ее шею. Она немного смутилась, ее пальцы потянулись к этому украшению.

– Позвольте мне рассмотреть его, Ваше Величество?

– Да пожалуйста!

Она отстегнула застежку, протянула обруч старику.

– Вот и корона для Генриха Третьего, – сказал Уильям Маршал, граф Пембрук. – То, что украшало вашу лебединую шею, станет короной, вполне подходящей для маленькой головки нашего нового короля.


Еще до наступления сумерек к замку подъехал Губерт де Бург. Он был верным вассалом и по мере сил противостоял французам, удерживал Дуврскую крепость, пока это было возможно. Он горевал по поводу иноземного вторжения в Англию, но радовался кончине короля Джона.

Как и многие в стране, он был осведомлен о злодеяниях, чинимых этим недостойным монархом, о его подлых и извращенных поступках. На его глазах рушилось могущественное некогда государство, созданное трудами Вильгельма Завоевателя, Генриха Первого и Генриха Второго. Но как может процветать страна, если правитель ее был лишь озабочен снисканием себе ратной славы, а на землю свою, где он считался королем, не ступал ногой добрый десяток лет?

Ричард, которого прозвали Львиное Сердце, и был таким неразумным правителем. А после его нелепой гибели в чужих краях к власти пришел растленный, беспринципный, жестокий человек, чье безрассудство превосходило даже его коварство. И Англия была обречена.

Теперь тиран мертв, и Уильям Маршал послал за верным вассалом. Новый король еще ребенок. Смогут ли они вытащить Англию из пучины бедствий, в которую ввергли страну два предшествующих правителя, смыть позор, запятнавший ее некогда светлый лик, вернуть Англии ее былое величие?

Если Маршал граф Пембрук верит в это, то Губерт де Бург будет целиком на его стороне.