– Нам обоим всего лишь по двенадцать лет, и мы должны многому научиться, прежде чем ты станешь… чем мы станем, – тут он поправился, – … способными к настоящему супружеству.

Его улыбка была очаровательной, и мальчик ей все больше и больше нравился.

Он рассказал ей, как ему живется в отцовских замках и дворцах, как много часов приходится уделять наукам. Учителя говорили ему, что, когда он женится, его супруга будет заниматься вместе с ним, и тогда ему не будет так скучна арифметика. Людовик поинтересовался, чему ее обучали в Кастилии, и обрадовался, узнав, что они проходили одни и те же предметы. Значит, во Франции их совместные уроки будут им не в тягость.

Ну и конечно, они будут часто прогуливаться верхом. Людовик обожал лошадей.

– А ты их любишь?

– Да, мой принц.

Он мог говорить о лошадях самозабвенно и до бесконечности. Эта тема ее мало волновала, но Бланш притворялась, следуя советам бабушки, ревностной лошадницей.

– Тебе не будет скучно при французском дворе, и ты не будешь одинока, – убеждал ее принц.

И он был прав, называя имена множества ее родственников, французских вельмож, и дядь, и теть, кузенов и кузин – и все они готовились к встрече с супругой дофина.

– И не страшись моего папаши, он не такое пугало, как его представляют некоторые… – Тут лоб мальчишки вдруг прорезала морщина печали. – Его многие не понимают, но он по-настоящему заботится о молодом поколении, о тех, кто будет править после него. Он полюбит тебя… Ему так хотелось, чтобы я скорее женился.

В эти мгновения Людовик выглядел несколько смущенно, а Бланш, вспомнив наставления бабушки, насторожилась. Впрочем, никаких оснований для тревоги не было. Король-отец, естественно, желал еще при жизни укрепить на троне свою династию, заимев на всякий случай внука. Но бабушка говорила, что не так все просто с правами наследования, и Бланш с похолодевшим сердцем начала расспрашивать Людовика о его сводном братце и сестричке, младенцах, рожденных от незаконной королевы Агнесс, из-за которой Францию отлучили от церкви.

Людовик при упоминании о мачехе лишь пренебрежительно пожал плечами. Бланш, в свою очередь, рассказала принцу о кастильском дворе и о забавной истории с подменой невест.

– Я рад, что не Уррака, а ты, Бланш, приехала сюда.


…Через три дня, в воскресенье, на паперти церкви Пер-Морт состоялось бракосочетание.

Оно было достаточно торжественно, если не принимать во внимание, что король Франции Филипп Август на нем не присутствовал. Однако прихожане столпились возле символически опечатанного папской властью храма и одобрительно встретили и проводили пару молодоженов. Какие они прелестные оба – девочка и мальчик, – разве воспрещено пожелать им счастья в будущей супружеской жизни?

Они начали свой совместный жизненный путь на смирных лошадках, двигаясь бок о бок по дороге, занятые детской беседой, радостно улыбаясь друг другу, а рядом с ними меж зеленых весенних берегов спокойно текла голубая Сена.

И каждое селение встречало их праздничным звоном колоколов, несмотря на папский запрет. Но колокола замолкали, как только кортеж приближался к храму на четверть мили.

– Отлучение действует. Мы с тобой, Бланш, как проклятые… Тишина должна сопутствовать нам, – объяснил жених удивленной невесте. – Эта глупость прекратится, как только отец послушается Римского Папу и прогонит Агнесс, но он этого никогда не сделает.

– И Франция останется без церквей?

– Никто не знает, чем все это кончится. Святейший Папа упрям, а мой отец еще упрямее. Люди опасаются, что Господь разгневается на них обоих. Они уже обвиняют отца в том, что чума пришла в нашу страну.

– А он ее любит?

– Кого?

– Агнесс.

– Он от нее без ума. Скоро ты сама в этом убедишься.

– Как страшно… – У Бланш озноб пробежал по телу. – Остаться без покровительства Божьего.

– Никто не знает, почему отец прогнал Ингеборг и взял в жены Агнесс. Все говорят – это дьявольское наваждение.

Общая боязнь неких таинственных чар, свойственная детям, еще больше сблизила их. Бланш трепетала, представив себя брошенной ненавидящим ее мужем в затхлый, сырой монастырь, но юный Людовик был так добр, ласков… И еще много лет пройдет, прежде чем они встретятся в королевской спальне под балдахином супружеской кровати. И кто тогда будет главенствовать – женщина или мужчина? Бабушка утверждала, что женщина, и Бланш хотелось бы ей верить. К тому времени и Франция освободится от папского отлучения и вздохнет с облегчением.

Вот, наконец, они переправились через Сену и оказались на острове, названном великим Цезарем Лютенцией, то есть «грязным островком», потому что он нигде так не испачкался в топкой грязи, как здесь, на месте будущего города Парижа.

Людовик приосанился, въезжая в столицу. Он любил Париж и знал, что когда-нибудь эта старая Лютенция станет его собственностью, как и все французское королевство.

Прославленный Юлий, поразившийся двенадцать веков тому назад обилию грязи на острове посреди Сены, давно канул в Лету, а грязь еще осталась. Но Людовик все же гордился своей столицей.

– Мой отец многое сделал для украшения Парижа. За время его правления город преобразился. Веками Париж утопал в грязи, а отец очистил его. Он однажды, выглянув из окна дворца, вдруг возмутился жалким обликом столицы. И тут же принялся за благое дело.

Прежде всего он запретил крестьянам въезжать в город на телегах с живностью и овощами, если колеса у них были облеплены грязью. Крестьяне отмывали колеса и только после этого получали разрешение на въезд и торговлю. И дурные запахи неприятно действовали на отца, заставляли его кашлять и сморкаться. Он приказал смыть весь навоз и всю гниль, и рассказывают, что Сена потом на целый год почернела и провоняла вплоть до Руана.

Денег на это потребовалось очень много, но он созвал богатых горожан и сказал им, что «город на грязи», то есть Лютенция, по выражению Цезаря, плохое название для столицы французского королевства и, если они не раскошелятся, придется им перебраться в провинцию и лишиться покровительства короля. Они поняли, что отец прав, потому что в Париже уже свирепствовали холера и прочие болезни. И мух развелось множество, и тараканов, и крыс. Один купец – отец часто упоминал его фамилию, но я не запомнил, кажется Жерар де Пуасси, – сразу пожертвовал одиннадцать серебряных марок, чтобы соорудить в Париже каменные мостовые, и ты теперь можешь ими полюбоваться.

– Народ должен быть благодарен твоему отцу.

Людовик улыбнулся:

– Ты знаешь, как это бывает. Сначала горожане злились, что все на улицах перевернуто вверх дном, а потом, когда появились каменные мостовые и тротуары, тут же забыли, что недавно еще утопали в грязи, и занялись подсчетом расходов. Не жди благодарности от подданных – таков наш королевский печальный удел. Мой отец печется о своем государстве. Его единственная мечта – вернуть ему былую славу и величие, как было при Карле Великом. Но он – человек и способен любить. Поэтому он никогда не откажется от Агнесс, пусть это будет стоить ему потери многих владений и даже короны.

– Я начала уважать твоего отца, даже еще не увидев его.

– Когда ты с ним встретишься, то поймешь, какой он замечательный человек. Ко мне он всегда был добр. Он вспыльчив, но быстро отходит. Он великий король, поверь мне! И он сражался в крестовом походе.

– Я знаю, он был там, в Святой земле, с моим дядюшкой Ричардом. Бабушка рассказывала мне, что они даже на какое-то время крепко подружились.

– Это правда. Ему нравился Ричард Львиное Сердце, хотя они считались врагами. Все короли Франции и Англии исконно враждовали… так уж на роду им было написано… из-за английских владений во Франции.

– Неужели им не суждено никогда помириться?

– Только если Англия вернет эти земли французской короне. Нам с тобой надо принять эту извечную вражду как неизбежное зло и жить с тяжелым камнем в душе. Посмотри на эти громадные стены, окружающие Париж. Мой отец воздвиг их, опасаясь английского нашествия. И многие города в стране имеют такие же укрепления.

Бланш с трепетом разглядывала эти каменные свидетельства непрестанной тревоги народа и короля за свою судьбу.

Они достигли Ситэ, и здесь, на ступенях дворца, она впервые увидела своего знаменитого свекра.

Он был высок и выступал с истинно королевским достоинством. Густая рыжая борода украшала его, скрывая резкую костистость лица. Взгляд серых глаз пронзал, словно острый меч.

Этим наводящим жуть взглядом Филипп Август окинул ее фигурку и, похоже, остался доволен.

Затем он обнял невесту сына, назвал своей дочерью и представил придворным.

Король громко провозгласил, что верит в ее счастливое замужество и обязуется охранять ее, по мере сил своих, от всяческих напастей.

Позади него стояла молодая, красивая, изящного сложения женщина, – вероятно, это была та самая пресловутая королева Агнесс, из-за которой всю страну отлучили от церкви. Когда настал ее черед, она доброжелательно приветствовала Бланш.

Девочке показалось, что король и его супруга живут в полном согласии, и это согрело ее сердце.

Так как церковная церемония была отменена вердиктом Папы Римского, то обошлись без нее.

Невесту сразу препроводили в пиршественный зал и усадили на жесткий с прямой спинкой стул между женихом и его отцом. Агнесс заняла место слева от короля. Встречаясь взглядом с Бланш, она ободряла девочку лучезарной улыбкой.

Стол ломился от блюд с яствами, о которых Бланш раньше не имела представления. Слуги и служанки, одетые в великолепные наряды, накладывали кушанья на тарелки и быстро уносили недоеденное, едва гость успевал что-то распробовать. Музыканты играли, а менестрели распевали песни, но делали это негромко и ненавязчиво, лишь бы заглушить чавканье приглашенных.

Бланш ела, запивала еду вином, откликалась улыбкой на тосты, произносимые в ее честь, и пыталась уже сейчас, за первым пиршеством, приноровиться к нравам чужого ей двора.

И вкус блюд, и запахи приправ – все было ей внове и отличалось от того, что подавалось к столу в Кастилии. Но бабушка предупреждала Бланш, что таков удел принцесс – стать своей среди чужих.

Жених потянулся к ней с наполненным до краев бокалом и заявил:

– Нет лучшего вина, чем вино Франции! У нас его умеют делать.

Король Филипп Август благосклонно взглянул на юную парочку, и девочка под его взглядом осушила половину бокала.


Она быстро освоилась с придворными порядками. Людовик помогал ей во всем и был отличным товарищем. Они вместе посещали уроки доверенных учителей, которых Филипп Август собрал по всей Европе. История, география были основными предметами – их в первую очередь должны изучить и будущий король, и будущая королева. Их ум был свеж и восприимчив к наукам. И оба они понимали, что все, что происходит в разных частях христианского мира и даже далеко за его пределами, касается их непосредственно, как наследников престола самого могущественного из европейских государств. Литература и музыка тоже входили в список предметов, изучаемых принцем и принцессой. Короли обязаны были выражать свои мысли не только четко, но и с остроумием и в приятной для слуха подданных форме.

От того, что они обучались вместе, уроки были легки и знания быстро усваивались. Людовик заменил для Бланш ее дорогих сестричек. Впрочем, она постоянно получала добрые вести из дома. Родители сообщали ей только о радостном – Беренгария благополучно родила, а Уррака обручилась и скоро станет королевой Португалии.

«Я горжусь всеми тремя моими девочками, – писала королева-мать, – а тобой, Бланш, больше всех, ибо Франция – истинный бриллиант!»

Дворец, как ни странно, был заполонен детьми. Филипп Август любил детей, и сыновья и дочери благородных вельмож воспитывались при дворе и жили под гостеприимной крышей королевского дворца в уюте, безопасности, в тепле и в сытости. Не было ни одного знатного дворянина во Франции, кто бы не счел величайшей честью для себя отправить своего отпрыска на воспитание ко двору. Кроме двух детей Филиппа от Агнесс, там еще подрастали два его побочных сына, и ко всем детям он относился ровно и благожелательно.

Но, конечно, Людовик был его любимцем. Однажды, оставшись наедине с Бланш, он обратился к ней:

– Ты должна заботиться о нашем Луи. Он никогда не отличался крепким здоровьем. Когда ему было два годика от роду, мы чуть не потеряли его. Мне пришлось прервать крестовый поход и вернуться, так как я опасался, что он не выживет. С тех пор я внимательно слежу за его самочувствием.

Бланш заверила короля, что будет делать то же самое.

Жених и невеста часто выезжали на совместные прогулки верхом, и король убедил Агнесс, что такое общение гораздо полезнее детям, чем если бы наскоро уложить их в брачную постель.

Его метод воспитания имел успех, ибо Бланш и Людовик сблизились и души не чаяли друг в друге.