Виктория Холт - Битва королев

Кто он, ее брат? Действительно ли король или марионетка в ярмарочном балагане, где за ниточки дергает Губерт де Бург, который чем-то испугал ее, когда она впервые увидела его при дворе?

Губерт де Бург уже давно ждал аудиенции у короля. Все, казалось бы, складывалось в его пользу, но то, что ему неизменно выпадали счастливые карты почему-то тревожило его.

Государственный муж, достигший таких, как он, высот, должен бы спокойно относиться к затеваемым против него интригам. А он, мужчина в зрелом возрасте, горячился, как мальчишка.

Он знал, что все кому не лень злобно шепчутся за его спиной. Его давний враг Питер де Роше, епископ Винчестерский, хоть и набрал воды в рот после мятежа, все же молча подбрасывает хворост в разгорающийся костер. Битва между ними продолжается и закончится лишь с уходом на тот свет одного из них.

У Губерта была только одна возможность выиграть сражение – сохранить благосклонное расположение к себе короля. У него не было знатных родственников, чье древнее и прославленное имя, как у Уильяма Маршала, могло оградить его от королевской немилости. Старый Уильям Маршал, первый граф Пембрук, заслужил своей преданностью короне вечную благодарность английского народа и короля. Второй граф Уильям-младший был личностью таинственной. Его намерения никто не мог разгадать, даже самые ловкие подосланные к нему шпионы.

Молодой Маршал утверждал, что поддерживал высадившихся на берега Англии французов исключительно из любви к родине, чтобы избавить страну от безумного тирана, которым вдруг стал «оборотень». Это говорил Уильям Маршал сейчас, когда французы были изгнаны и на престол сел, причем без его помощи, новый король.

А если ветер подует опять не в ту сторону? Чего ждать от молодого Маршала?

Надо было бы сомнительного верноподданного обезглавить, повесить или удушить потихоньку, но как это сделать, когда за ним стоит могущественный древний род и репутация его прославленного папаши? Только приковать его к себе тоненькой серебряной цепочкой, женив на крошке Элеонор, приблизить к королевской семье и удовлетворить его тайные похотливые желания.

Как должно ему польстить после женитьбы, что он станет шурином короля. Он будет зачислен в список возможных, пусть это и невероятно, но законных претендентов на престол – и войдет в «ближний круг» монарха.

Губерт де Бург хотя и был против, но не посмел противиться. Он сам, сочетавшись браком с сестрой шотландского короля Александра, вошел в число «Божьих избранников», и ему по ночам стала сниться корона – неважно какая, но главное, что перед ним, мелким дворянином, герцоги обнажали головы и опускались на колени…

Он уже был больше не покорным слугой, как когда-то… когда Джон послал его приглядывать за Артуром, а потом кастрировать принца. Боже, даже по прошествии стольких лет Верховный судья просыпался в холодном поту, когда ему снилось подобное.

Снова заснуть ему уже не удавалось, и он слонялся по комнатам до рассвета и спозаранку вызывал писцов и секретарей для занятий делами государства.

О государстве ли пекся он или о себе? И с какого времени он посчитал, что у королевства и у него самого общая казна?

Губерт знал, о чем шепчутся у него за спиной и что волна враждебных слухов нарастает день ото дня.

А в народе говорилось, что он устилает свое гнездышко пухом, а для этого обдирает всех уток и лебедей и скоро несчастные птицы возопят…

А почему бы и нет? Каждая птица вьет себе гнездо и тащит туда то, что ей попадется. Таков закон природы, и об этом он скажет королю. Не вправе стыдить его жадные вельможи и завистливые, корыстные простолюдины. И у них рыльце в пушку. Каждый одеяло тянет на себя, а король должен быть выше всех этих мелких дрязг. Веками такое происходило и веками будет продолжаться, пока человеческий род не вымрет. И кто упрекнет создание Божье, что оно заботится о своем потомстве?

Два недавних события подлили масла в огонь, и это было известно Губерту. Эрл Арундел скончался, и Губерт де Бург взял на себя опеку над его малолетним наследником и, естественно, над его наследством. Тут же отдал Богу душу и граф Норфолк, и опять же опекуном его сына стал Губерт. Так как оба мальчика были весьма богатыми наследниками, а их почившие в бозе отцы занимали высокое положение в феодальной иерархии, Губерту в руки досталось многое – и большие деньги, и широкие связи.

Неудивительно, что все стали поговаривать: наконец-то мы знаем, кто нами правит – не кукла, а кукловод!

Затаившийся Питер де Роше ничем не обнаруживал себя, но это не значило, что он смирился с поражением.

Враги… везде враги. Одна надежда на доброе расположение короля. Но, к сожалению, Губерт обязан был сообщить Его Величеству неприятную новость. Король Франции не только отказался признать права английской короны на Нормандию, но и заключил союз с Лузиньяном, а значит, и с матушкой Генриха против него.

Генрих был поражен:

– Не может быть! Чтоб моя собственная мать…

– Нет никаких сомнений, что вы обидели ее, отказав в выдаче приданого, а король Людовик этим воспользовался. Поздно сожалеть о содеянном…

– Мы можем наскрести кое-что в казне и выслать ей…

– Это будет проявлением слабости, милорд. Лучше дать королю Франции и Лузиньяну заодно по зубам. Для этого надо готовиться к войне…

Генрих нахмурился:

– Не хочу воевать с матушкой. Я не буду разрешать семейные споры, проливая кровь своих подданных. Я выше этих мелких дрязг.

– Великие и справедливые слова вы произносите, государь!

Губерт де Бург оценил старания наставников Генриха. Они обучили короля говорить красиво.

– Но, кажется, я прервал вас, Ваше Величество… – извинился Губерт де Бург.

– Я все сказал.

– Нет, вы что-то собирались еще сказать о величии Англии.

– Да-да, спасибо, что ты напомнил мне, Губерт. Французам мы ничего не отдадим…

– Тогда надо готовиться к войне…

– Война? Пусть будет война…

Генрих чувствовал себя таким уверенным в стенах своего дворца, имея такого верного советника, как Губерт.

Решить, что надо начать войну, легко, а осуществить это на деле ох как трудно. Прежде всего надо было собрать налоги – и не только недоимки за прошлые годы, но и за два года вперед. А кроме того, придумать и возложить на подданных еще пару-тройку новых налогов.

Все эти деньги сжирало вместе с жутким количеством свинины, говядины и птицы собираемое для войны с французами войско. Оно успело опустошить южное побережье точно так же, как это сделали бы высадившиеся там иностранные варвары.

Губерт настоял, чтобы одна пятнадцатая часть расходов на войну пала на церковь, и это вызвало волну недовольства у простолюдинов и мелких дворян, а шпионы, посланные Губертом для опроса населения, все в один голос говорили, что короля стали меньше уважать.

В это тревожное время Элеонор была спешно обвенчана с Уильямом Маршалом, который сразу же был назначен Верховным судьей, а следовательно, и правителем Ирландии, вскипающей от непрерывных мятежей провинции.

Это была почетная ссылка. В такой же ссылке должна была пребывать Элеонор до той ночи, когда супруг вернется и в брачной постели, познав супругу, заронит в ее лоно свое семя и зачнет наследника.

Как все это напоминало Джоанне конюшню – жеребцов и кобыл! Элеонор оставалась вдали от мужа, в Англии, а ее супруг месяц за месяцем и, видимо, с большим удовольствием по поручению короля отрубал головы непокорным ирландцам.

Генрих-король, Губерт-правитель, Маршал-палач – все были довольны.

Довольна была и Элеонор, вернувшаяся после свадебной церемонии в прежнюю детскую комнату.

Зря она волновалась и напрасно беспокоилась за нее старшая сестра – никто не сделал ей ничего плохого, разве что жесткие губы незнакомого ей мужчины слегка коснулись ее губ.

Все это она описала в письме к старшей сестре, посланном в далекую ледяную Шотландию, а там, среди зимы, весточка от Элеонор согрела сердце Джоанны.

Она ощущала себя изгнанницей – впрочем, а кто нет? Пока еще не запроданная никому Изабелла была как бельмо на глазу у Генриха. Ричард – тем более. Король Генрих Третий только и думал, чтобы избавиться от сестер и младшего братца, хотя они ему никак не досаждали.

Советники внушили королю, что множество неприятностей он претерпит от них в будущем. Самым опасным был, конечно, его младший брат.

В день шестнадцатилетия Ричарда посвятили в рыцари, объявили эрлом Корнуолл и назначили главнокомандующим войском, отправляющимся через Пролив, чтобы воевать с Францией.

Все знали, что руководить солдатами будет опытный полководец граф Солсбери, а Ричард для него – это лишнее перо на шляпе для придания большей значимости выполняемой им миссии.

Знал это и сам Ричард и обиделся смертельно, но смолчал, стиснув зубы, и выполнил волю старшего брата.

Ричард жаждал доказать, на что он способен, и оказался настолько умен и ловок, что быстро собрал вокруг себя единомышленников. Неподдельный энтузиазм, исходящая от молодого принца энергия привлекли на его сторону даже прославленного воина по имени Лонгсворд Длинный Меч, назначенного вроде бы на вторую закулисную роль.

Уильям Лонгсворд приходился юному Ричарду побочным родственником, так как был сыном его деда, Генриха Второго, от Розамунды Клиффорд. С детства его одаривали землями и титулами, потому что Генрих Второй искренне любил Розамунду Клиффорд и заботился о ее сыновьях. Он женил Уильяма на графине Солсбери, и таким образом супруг сделался обладателем этого почетнейшего титула.

В карьере Уильяма Солсбери были взлеты и падения, и его обвиняли во многих преступлениях, так как он в правление своего сводного братца Джона с удовольствием и с присущей тем временам жестокостью выполнял «деликатные» поручения короля и был одним из ближайших его советников.

Самым нашумевшим делом была расправа над Джеффри из Норвича – священником, который отказался служить мессу, когда Джона отлучили от церкви. Доказано было, что граф Солсбери лишь выполнял приказ короля, но ведь есть предел, который нельзя преступать, совершая самое жестокое наказание.

На бедного каноника накинули его капюшон из тяжелой, намоченной в соленой морской воде ткани. Это происходило в тюремном замке в Бристоле, и душили его медленно, постепенно, так что он скончался в адских муках. Однако народная молва, осуждающая преступление, – это одно, а монаршее расположение – совсем другое.

Граф Солсбери набирал силу при дворе, поддерживая Джона против восставших баронов, потом сменил покровителя, когда Людовик Французский вроде бы утвердился на английской земле.

После кончины Джона Людовик послал своего недавно обретенного союзника вести переговоры с Губертом де Бургом о сдаче Дувра.

Губерт де Бург встретил посланца французов с презрением и громогласно в присутствии всего гарнизона назвал его предателем и перевертышем. Такое оскорбление не забывается, и Лонгсворд запомнил, как с ним обошлись тогда во дворе крепости.

Но все течет… и все изменяется. Теперь Лонгсворд после позорного отступления французов, по прошествии многих лет возглавил войско, сражающееся против них. И молодой король простил ему прошлые грехи, папский легат еще раньше благословил его и собранный им отряд добровольцев на крестовый поход против альбигойцев.

Везде, где бы ни появлялся Длинный Меч, ему сопутствовала победа. Он доказал, что он хороший, крепкий, безжалостный воин, и поэтому король, ныне правящий, отправил его во Францию вторым командующим армией – на ступеньку ниже, чем принц Ричард.

Им обоим повезло – они не поссорились, не стали соперничать и ставить палки друг другу в колеса. Благодаря их общим усилиям Гасконь не пала под напором войска Людовика, славный город Бордо отказался подчиниться французской короне и первый этап войны был выигран англичанами.

Людовику предстояло крепко задуматься, прежде чем возобновлять атаки на эти твердыни английского владычества на материке.

Оставив Ричарда при армии, Лонгсворд вознамерился вернуться домой морем. Наступила осень, а вместе с ней пришли и осенние штормы. Несколько раз казалось, что судно непременно захлестнут свирепые волны Бискайского залива. Когда последний груз был выброшен за борт, чтобы облегчить тонущий корабль, набравший сквозь течи полный трюм воды, моряки впали в отчаяние, а Лонгсворд обратился с молитвой к Пресвятой Деве, которая покровительствовала ему, как он убеждал себя в этом с раннего детства, когда он впервые зажег свечку перед ее алтарем, и далее, со дня его посвящения в рыцари, и милостиво прощала ему все содеянные им злодейства.

В ответ на молитву Длинного Меча Господь позволил чуду свершиться.

И Лонгсворд, и моряки увидели над клотиком мачты фигуру. Это была женщина божественной красоты, в которой все сразу же признали Святую Девственницу. Она пришла к ним на помощь, когда они как раз в ней нуждались.