Нед был амбициозен. Он строил собственную империю, имел свои планы. А у нее были своя гордость и свои обязательства. Малейший намек на скандал — и она потеряет место у леди Ламертон, а с ним последнюю надежду найти Кита. Отец верил ей. И если вспомнить, что происходило между ней и Недом в Уайтчепеле… Эмме вспомнилась старая пословица: «Попался на обман впервые — позор лжецу, попался на обман вторично — позор глупцу».

Она любила его, но она была совсем не глупа.

А значит, надо пожелать ему удачи в поисках невесты и забыть о нем.


Нед сидел один на деревянной скамейке в Грин-парке. Перед ним простирался вид, так не похожий на тот, которым он любовался, сидя на другой, каменной скамейке, всего в нескольких милях отсюда, в Уайтчепеле. Ему нужно было выбраться из четырех стен дома на Кавендиш-сквер, нужно было побыть одному, чтобы подумать. Но на сегодня он запланировал столько дел и столько встреч, что времени на то, чтобы пойти в Уайтчепел, не оставалось. Хотя, сказать по правде, он не пошел туда не только поэтому. С тех пор как Эмма переселилась в Мейфэр, Нед ни разу не возвращался в Уайтчепел.

Небо накрывали свинцовые тучи, воздух казался противоестественно неподвижным. Вся атмосфера буквально излучала напряжение, от которого людям становилось не по себе, и они начинали испытывать беспричинную тревогу. Похоже, надвигалась сильная гроза. Все, кто мог, не выходили из дому, а остальные спешили по улицам, чтобы поскорее туда добраться. Холмистые лужайки и дорожки парка обезлюдели, и Нед остался один, если не считать одной или двух случайных фигур вдалеке, торопившихся убежать прочь от неприятного ощущения приближающейся бури.

С Недом все обстояло не так просто. Возвращение на Кавендиш-сквер не могло избавить его от душевного дискомфорта. Как, впрочем, и ничто другое.

«Я не собираюсь за ней ухаживать. Это невозможно, учитывая, кто она». Собственные слова звучали у него в ушах как насмешка.

Он не мог выкинуть Эмму из головы. Возможно, именно из-за того, кто она такая. Возможно, именно потому, что она была единственной женщиной в мире, которую он не должен был хотеть и никогда не мог бы сделать своей. Возможно, причиной было и то и другое, а может быть, ни то ни другое. Нед не знал. Но что он знал точно, в чем больше не мог обманывать себя, так это то, что он хотел Эмму Норткот так же сильно, как хотел Эмму де Лайл. Переехав из Уайтчепела в Мейфэр, она не изменилась. Это была та же самая женщина. Нед понял, почему она лгала, но это не изменило ничего. Ни того, что он хотел ее, ни того, что он любил ее. И от этого все становилось только еще сложнее.

Это несло в себе такую опасность, с какой ему еще не приходилось сталкиваться. Он рисковал всем, ради чего трудился всю свою жизнь. Опасность грозила ему, самой его сущности и всем его помыслам.

Нед знал, кто он такой, и его это всегда устраивало. Он смотрел на вещи ясно и бесстрастно. Но с Эммой Норткот все обстояло иначе. Это толкало его туда, где он никогда не был и не желал быть. Заставляло задумываться о вещах, о которых он не хотел думать. Это заставляло его спрашивать себя, что он за человек.

Нед делал пальцами правой руки привычные, успокаивающие движения, катая фишку взад-вперед, взад-вперед.

Если он любил ее, то как мог быть с ней, помня, кто он такой?

В отличие от всех других трудностей, с которыми он сталкивался в жизни, от всех тех огромных проблем эта дилемма не имела другого решения, кроме того, чтобы отступить, уйти в сторону.

У него есть обязательства. Своя судьба, свои долги. И хотя Нед не играл по правилам, которые признавал свет, у него был свой кодекс чести, свои принципы.

Каждый раз, когда он думал об этом, все аргументы, предоставленные ему разумом и логикой, сводились к одному — оставь ее в покое. Другого выхода нет.

Но Нед никак не мог заставить себя не думать о ней.

* * *

Письмо, которое Эмма написала отцу, было отправлено. Под предлогом того, что ей нужен свежий воздух, она сама отнесла его на почту вместе с двумя письмами леди Ламертон, положив его между ними, чтобы никто не смог увидеть, что в адресе указано: Уайтчепел. Впрочем, нельзя сказать, что предлог был вымышленным. После происшествия в ботаническом саду Эмма никак не могла прийти в себя, и ей хотелось побыть одной. Погулять, чтобы освежить голову и успокоить сумятицу в мыслях.

Эмма знала, как трудно жить в ином мире, чем тот, в котором ты родилась и выросла. Оборвать все корни, пойти другим путем было совсем не просто. Она вспомнила все то, чему ей пришлось научиться, чтобы выжить в Уайтчепеле. Нед сделал и до сих пор продолжал делать то же самое здесь. Он всегда казался уверенным, и все же она знала, что здесь все до последней мелочи чуждо ему.

Небо постепенно темнело, превращаясь из серого в угрожающе черное.

Надвигалась гроза. Эмма ощущала зловещую неподвижность воздуха. Чувствовала запах приближающегося дождя и затаившееся в атмосфере напряжение. Она понимала, что находится слишком далеко от Гросвенор-сквер, чтобы успеть добраться до дома леди Ламертон до начала грозы, и бросила обеспокоенный взгляд на свою зеленую шелковую юбку. Когда-то испорченное дождем платье означало для нее всего лишь еще один поход к модистке. Теперь все изменилось. Она оказалась по другую сторону жизни, там, где женщины носили одно платье всю свою жизнь.

Хмуро улыбнувшись этой мысли, Эмма пошла коротким путем, через Грин-парк.

На полпути она заметила джентльмена, одиноко сидящего на деревянной скамейке.

Он напомнил ей другого мужчину, сидевшего на другой скамейке совсем в другом месте. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Но чем ближе Эмма подходила, тем сильнее начинало стучать ее сердце, тем быстрее неслась по жилам кровь, потому что она узнала его. Узнала эти светлые волосы и это магическое движение пальцев, катавших маленький диск из слоновой кости. Это был как будто оживший сон, если не считать того, что Эмма видела его наяву своими собственными глазами.

На мгновение сердце ее замерло. Ноги остановились сами собой.

Нед поднял глаза и посмотрел на нее так, словно специально сидел здесь и ждал ее. Диск в его пальцах прервал свой ритмичный бег.

Время остановилось. Каждое мгновение тянулось невыносимо долго.

Нед встал. Он стоял и смотрел на нее, ни на секунду не сводя с нее глаз.

Сердце Эммы грозилось вырваться из груди. Она сделала вдох и продолжила идти. Но так же, как и он, не могла отвести взгляд.

Не дойдя до него несколько шагов, она остановилась.

— Эмма. — Его низкий голос звучал хрипло.

— Нед.

Снова наступила тишина. Напряжение нарастало. Эмма чувствовала его каждой клеточкой своего тела.

— Как поживаете? — тихо спросил Нед.

— Хорошо, спасибо, — медленно ответила она. — А как ваша рана? — Эмма опустила взгляд на его фрак.

— Быстро заживает. Благодаря вам. — Взгляд Неда не отрывался от ее глаз. Она заметила, как дернулся его кадык. — Вы не должны были этого видеть.

— Я видела вещи и похуже, — соврала она. — Вы забыли, я работала в «Красном льве».

— Я ничего не забыл, Эмма. — В его словах было все. Темные ночные улицы, страстные поцелуи, последнее солнечное утро на каменной скамейке, обещания и намеки… Все, что связало их тогда. — Вы рисковали собой и своей репутацией, чтобы помочь мне, Эмма.

— Значит, теперь мы квиты, Нед.

— Мы никогда не будем квиты.

Эмма не поняла, что значили эти слова, но она видела его потемневшие упорные глаза, и от того, как он смотрел на нее, ее сердце стучало все быстрее и больнее.

Она сглотнула.

— Мне надо идти домой. Меня ждет леди Ламертон.

Нед ничего не ответил, лишь едва заметно кивнул в знак согласия.

Эмма присела в реверансе.

Он поклонился.

Эмма пошла вперед, оставив его стоять на месте.

Но, сделав всего несколько шагов, остановилась. Приложила руку ко лбу и закрыла глаза, чтобы удержать подступившие слезы. Она понимала, что другой возможности задать этот вопрос может и не быть. Никогда.

Повернувшись, Эмма встретилась с ним взглядом.

Он стоял не шелохнувшись и казался более напряженным, чем обычно. Его глаза затуманила тень.

— Могу я спросить вас, Нед?

Он кивнул.

— Почему вы постоянно возвращались в Уайтчепел?

— Там мой дом. А где может отдохнуть человек, если не у себя дома?

— Но у вас есть дом на Кавендиш-сквер.

— Кавендиш-сквер — это место, где я живу. — «Не мой дом».

— Разве вы не можете отдыхать здесь?

— Здесь я должен играть роль джентльмена, но мы-то с вами знаем, что я не джентльмен.

— Но, мне кажется, эта роль дается вам довольно легко.

Нед улыбнулся:

— Спасибо за комплимент. Но, чтобы добиться этого, мне пришлось нанять множество учителей и долго практиковаться.

Эмма улыбнулась в ответ, но улыбка получилась грустной.

— А одежду вы меняли, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания?

— Явиться в «Красный лев» в костюме от Вестона?… — Нед поднял вверх свою разбойничью бровь.

Взгляд Эммы скользнул по шраму, ей вспомнился свой последний поход в Уайтчепел.

— Представляю. — Немного помолчав, она спросила: — Вы не заходили в последнее время в «Красный лев»?

Намек на улыбку исчез.

— Я был слишком занят. — Пристальный взгляд Неда невольно наводил на мысль, что это не единственная причина его отказа возвращаться в знакомую харчевню.

Напряжение неотвратимо нарастало. Казалось, сам воздух между ними вот-вот взорвется.

С неба начали падать крупные тяжелые дождевые капли. Две из них, попав на щеки Эммы, медленно покатились по ним, словно слезы. Упав на оливково-зеленый шелк, они оставили темные пятна.

Эмма подняла глаза и увидела, что свинцовое небо, потемнев еще сильнее, стало почти черным.

— Мне надо идти.

Ее слова потонули в оглушительном раскате грома. Небо до самого горизонта озарила вспышка молнии. Разразилась гроза. Дождь полил с неистовством, которое было сродни бушевавшим в них чувствам.

— Слишком поздно, Эмма, — произнес Нед, и эти слова показались ей зловещими.

Он снял с себя фрак и накинул его на плечи Эммы. Потом схватил ее за руку, и они под проливным дождем бросились к ближайшим дубам.

Нед завел ее под сень густых, низко растущих веток, дававших надежное укрытие. Они стояли лицом друг к другу, по-прежнему держась за руки. Так близко, что Эмма видела, как блестели капли дождя на его жилете, как проглядывали упругие контуры груди сквозь намокшую ткань рубашки. Так близко, что его грудь на вдохе прикасалась к ней. Так близко, что она чувствовала запах намокшей от дождя ткани, а сквозь нее — знакомый, чистый, манящий запах Неда.

Эмма подняла голову, чтобы посмотреть на него.

Его мокрые от дождя волосы сделались темными и облепили голову. А его глаза, самые удивительные глаза в мире, были словно окно в его душу.

Ветви дубов и стена дождя плотной завесой отгородили их от реального мира. Эмма и Нед понимали, что эти мгновения не повторятся больше никогда.

— В тот день, когда я последний раз видела вас в Уайтчепеле… В тот день на старой каменной скамейке… когда вы сказали, что нам нужно будет поговорить, когда вы вернетесь…

Дождь струйками стекал по лицу Эммы.

Нед нежно смахнул рукой капли с ее щек. Его глаза пристально вглядывались в нее.

— Да, — сказал он, отвечая на ее так и не заданный вопрос. — Я рассказал бы вам про Мейфэр. Я рассказал бы вам все. — Он действительно сделал бы это, потому что считал ее ровней. Такой же, как он, привыкшей к тяжелому труду, умной и достаточно амбициозной, чтобы карабкаться вверх. Он считал ее женщиной, которой он мог бы поверять свои устремления, которая могла бы его понять. Женщиной, которая смогла бы разделить с ним его двойную жизнь.

— Нед… — шепнула она.

Она и сейчас была той самой женщиной. Той же женщиной, но под другим именем, в котором заключалась самая жестокая ирония судьбы.

Взгляд Эммы скользнул с его глаз на губы, и Нед понял, что она хочет его с такой же силой, с какой он хотел ее. Он был создан для того, чтобы любить ее. Она была создана для того, чтобы любить его.

В небе над ними сверкали молнии. Гром грохотал так, что земля, казалось, раскалывалась на части. Очередная вспышка ярким белым светом озарила лицо Эммы.

— Прости меня, Господи, — дрогнувшим голосом прошептал Нед и наклонился к ней.

Он целовал ее нежно. Он целовал ее страстно. Наслаждаясь этими мгновениями, потому что знал, что других не будет.

Эмма прильнула к нему, обхватив его руками. Они забыли обо всем. Остались только их чувства, только их страсть, не уступавшая по силе бушующей вокруг них грозе.