— Если кому-нибудь из людей известна причина, не позволяющая законным путем соединить этого мужчину и эту женщину, пусть говорит сейчас или навсегда похоронит ее в себе.

Комнату наполнила звенящая тишина.

Нед ждал взрыва. Каждый мускул его тела натянулся до боли, готовый к вторжению. Сейчас распахнется парадная дверь, и голос Девлина объявит, почему Эмма не может выйти за него. И все будет кончено.

Но ничего не произошло.

Церемония пошла дальше, и Нед произнес слова: «Я, Эдвард Стрэтхем, беру тебя, Эмму Норткот, в свои законные жены…» — и все остальные, а потом надел ей на палец золотое обручальное кольцо.

— И пусть никто не разделит тех, кого соединил Господь… Я объявляю вас мужем и женой.

Теперь она была его женой перед Богом и законом.

Женщина, которую он любил.

Нед заключил ее в объятия и поцеловал.

Это был самый лучший момент в его жизни. И в то же время самый худший. Потому что он спас Эмму от нужды и от скандала. Потому что женился на женщине, которую любил. И, сделав это, доказал самому себе, что он самый презренный из людей.


Свадебный завтрак поражал роскошью. Денег на него явно не пожалели. Шампанское и изысканные экзотические угощения были достойны самой королевы. Столовую тоже украшали фиалки. Гирлянда из крохотных цветочков протянулась по каминной полке. Маленькие букетики красовались на каждом настенном канделябре, а посередине обеденного стола из красного дерева стоял ряд маленьких хрустальных вазочек с фиалками, чередовавшихся с ананасами. Эмма удивилась, как это роскошное и продуманное пиршество можно было организовать в такой короткий срок.

Во время еды расположившийся в углу столовой струнный квартет негромко играл прелестные мелодии Вивальди. Свадебный торт представлял собой большое белоснежное сооружение из сахара, похожее на те, которые так любил принц-регент. Сооружение изображало дворец, по стенам которого каскадом спускались сахарные фиалки. Это было очень красиво и в то же время имело для Эммы и Неда особый скрытый смысл.

Гостям подавали нежнейшую свинину, бифштексы и запеченных цыплят. А еще угрей в винном соусе, запеченный морской язык и крабов в масле. Блюдо с картошкой в чесноке со сливками, фасолью и грибами. Десерт из взбитых сливок, сахара и белого вина и творожный пудинг с апельсинами и миндалем. Вкуснейшие пироги на выбор. И среди всего этого великолепия, красовавшегося на тончайшем фарфоре, словно медный фартинг среди золотых соверенов, выделялось блюдо с бараньими отбивными и жареной картошкой.

Список гостей был невелик, но достаточно солиден, чтобы исключить любые намеки на вынужденный и скандальный характер этого бракосочетания: граф и графиня Мисборн, виконт и виконтесса Линвуд, мистер и леди Мэриэнн Найт, маркиз и маркиза Рейзби, леди Рутледж, миссис Хилтон и еще несколько старых дев, явившихся сюда, чтобы оказать любезность леди Ламертон. Леди Ламертон собственной персоной, миссис Тэдкастер и мистер Финчли. И конечно, отец невесты. Однако среди гостей не было ни одного человека из окружения Девлина или из тех, кто считался приятелем ее брата, что могло только радовать Эмму.

Внешне эта свадьба выглядела как брак по любви, и в каком-то смысле так оно и было. По крайней мере, для Эммы. Ей почти удавалось вести себя так, словно в кабинете полковника Морли ничего не произошло. Особенно после того, как она почувствовала теплую руку Неда, сомкнувшуюся вокруг ее руки.

И еще больше после того, как, взглянув ему в глаза, она ощутила всю силу того, что их связывало. Теперь это чувство стало еще сильнее и еще прочнее.

Эмма не сомневалась, что Нед хочет ее, как мужчина хочет женщину. Даже будучи невинной девушкой, она чувствовала, как клокочет страсть, влекущая их друг к другу. Она не сомневалась и в том, что он любит ее. То, как он смотрел на нее, как прикасался к ней, говорило, что Нед чувствует к ней то же, что и она к нему. Стоять здесь рядом с ним — это было как возвращение домой. Эмма чувствовала, что это правильно. Так и должно быть. Но вместе с тем она понимала, что он женится на ней, чтобы спасти ее, и если бы не происшествие с Девлином, Нед никогда не сделал бы ей предложения.


Наконец празднование подошло к концу, и довольные гости разошлись, оставив Эмму и Неда одних.

Они стояли в столовой в лучах теплого предвечернего света, игравшего радужными отблесками на хрустальных подвесках великолепной люстры, вспыхивавшего светлым ореолом на черных волосах Эммы и делавшего ее бархатные карие глаза золотыми. В воздухе между ними покачивались и мерцали мелкие пылинки, добавлявшие магии этому и без того волшебному моменту.

Она была его женой. Его женой. Которую он получил, так и не открыв правды. Но хорошо это или плохо, Нед не жалел об этом. Он любил ее. Он хотел ее. Он был готов подарить ей весь мир.

Нед протянул руку и, поймав кудрявую прядь, пропустил ее между пальцами.

— Ты прекрасна.

Эмма улыбнулась:

— Бьюсь об заклад, ты говорил это всем служанкам в тавернах.

— Нет, — возразил он. — Только тебе, Эмма Стрэтхем. — Уже не Норткот, а Стрэтхем, и это значило для него очень многое.

— Очень рада это слышать. — Она снова улыбнулась.

И он тоже.

— Спасибо тебе, Нед. За фиалки, за сахарный дворец с голубями. За то, что ты превратил этот день в праздник. За то, что заставил всех поверить, что это брак по любви. — Она отвела взгляд в сторону, но он заметил ее смущение. — Я понимаю, что тебя вынудили жениться на мне, и что…

Нед нежно приподнял пальцами ее подбородок, чтобы она смотрела прямо на него.

— Ты считаешь меня человеком, которого можно заставить что-то сделать против его воли?

— Я считаю тебя человеком, которому небезразлична моя честь.

— Эмма, я хотел жениться на тебе с тех самых пор, когда мы встречались в Уайтчепеле. В то утро на старой каменной скамейке, когда я сказал, что нам надо будет поговорить после моего возвращения…

— Ты собирался сделать мне предложение? — Эмма закрыла глаза, но Нед все равно успел заметить, как в них блеснули подступившие слезы.

— Эмма, — тихо сказал он, — мое сердце принадлежит тебе. И всегда принадлежало. И всегда будет принадлежать. — Из кармана своего фрака он извлек белую бархатную коробочку и протянул ее Эмме.

Открыв коробочку, она увидела лежавшее внутри лиловое колье из драгоценных камней в виде фиалок.

— О, Нед! — Эмма прижала руку ко рту. Лепестки были сделаны из аметистов, сердцевинки — из бриллиантов, а листочки — из изумрудов и перидотов.

— Самые нежные из всех цветов, — сказал он.

— Ты запомнил?

Нед выгнул свою разбойничью бровь, заставив Эмму улыбнуться. Они смотрели друг на друга, вспоминая тот день и то, как расцветала их любовь.

— Спасибо тебе, Нед.

Он застегнул колье на шее Эммы, глядя, как вспыхивают и мерцают на ее груди драгоценные фиалки.

— Я люблю тебя, Нед Стрэтхем.

Их губы сблизились и прильнули друг к другу, как будто этим прикосновением хотели доказать справедливость их слов. Руки Эммы скользнули к Неду под фрак и обхватили его за пояс. Их тела качнулись вперед, готовые слиться в союзе, к которому они так долго стремились.

Он поднял ее на руки и понес в спальню.


Нед вытащил шпильки из волос Эммы, распустил их, позволив свободно спадать по ее плечам и спине.

— У тебя такие красивые волосы. — Он наклонился и вдохнул их аромат.

Поднимая прядь за прядью, он пропускал их между пальцами, играя ими, как будто гладил драгоценный гагат.

— Они как черный шелк.

— Настолько же темные, как твои светлые. В нас двоих так много противоположного.

Нед посмотрел куда-то вдаль, и его взгляд помрачнел.

— Много, — низким эхом вторил он ей.

— Но противоположности уравновешивают друг друга. Вместе мы одно целое.

Его глаза снова вернулись к ней и остановились, глядя на нее с такой любовью, что Эмме вдруг захотелось плакать.

— Ты говоришь слова, которые я ношу в своем сердце, — тихо сказал он и нежно провел костяшками пальцев по ее щеке.

Потом с улыбкой взял в ладони ее лицо и поцеловал с особенной нежностью. Нед был ее мужчина, ее муж, ее любовь. Эмма хотела его, хотела слиться с ним в том соитии, которое скрепило бы их брак и навеки связало бы их вместе.

Руки Неда скользнули по спинке ее лифа и принялись расстегивать ряд перламутровых пуговок. Его пальцы неспешно делали свою работу, вызывая в ней мучительное томление каждый раз, когда касались голого тела под платьем. Лиф постепенно раскрылся, и платье соскользнуло с плеч Эммы. Она стряхнула его вниз, позволив шелку, скользнув по бедрам, упасть на пол у ее ног. Протянув руки, Эмма положила их на лацканы его фрака, потом расстегнула фрак и попыталась стянуть его с плеч Неда. Но фрак сидел так плотно, что у нее ничего не вышло.

Нед снял фрак и бросил его на кресло. За ним последовал его вышитый жилет.

Эмма ослабила узел галстука и, развязав его, позволила длинной полоске белого шелка мягко опуститься на пол, как ленте, принесенной откуда-то ветром.

Открытый ворот его рубашки обнажил тело, заставляя кровь Эммы бежать быстрее. Она завороженно смотрела на Неда. Потом неуверенными движениями вытащила рубашку из его брюк.

Нед поднял рубашку вверх и, стянув ее через голову, бросил на пол.

— О боже! — шепнула она.

Нед улыбнулся.

Эмма протянула руки и легкими, словно перышки, пальцами провела по его мускулистой груди, поражаясь различию в цвете их кожи. На фоне его белизны ее пальцы казались золотисто-оливковыми. Она дотронулась до него более смело, впервые исследуя мужское тело. В одежде Нед казался ей могучим воином, но сейчас, полураздетый, с обнаженной грудью, он был воистину великолепен: упругие точеные мышцы, длинные крепкие руки. Нед был воплощением силы и мощи. В его словно высеченной из гранита фигуре не было слабости ни на дюйм.

От этого зрелища у Эммы пересохло во рту, а сердце начало неистово стучать. По телу пробежала дрожь, бедра вспыхнули огнем, рассылая по всему телу незнакомые ощущения.

Руки Эммы опустились ниже и, скользнув по ребрам, легли ему на живот, касаясь тонкой полоски шрама, оставленного ножом бандита.

— Он уже совсем зажил.

— Благодаря тебе.

Воспоминания о той ночи навсегда останутся в их памяти.

Эмма провела пальцем вокруг пупка, Нед затаил дыхание. Увидев голубое пламя, с новой силой вспыхнувшее в его глазах, она поняла, как велика сила ее чар. Ее охватило пьянящее чувство собственной власти над ним.

Эмма приложила руку к его груди, накрыв ею сердце, чтобы чувствовать его ровные и сильные, как все в этом человеке, удары. Потом посмотрела в его глаза, самые удивительные глаза в мире, затуманенные страстью. Страстью, которую пробудила в нем она.

Нед медленно провел руками по ее плечам и стал развязывать нижние юбки. Слои тонкого льна незаметно соскользнули на пол. Его глаза пробежали по губам Эммы, а потом опустились ниже на выпуклости ее грудей, выступавших над тугим корсетом. Взгляд Неда был таким голодным и жарким, что Эмма почувствовала его как прикосновение. Сердце ее понеслось галопом во весь опор, кровь мчалась по жилам с такой скоростью, что у Эммы закружилась голова. Дыхание сделалось сбивчивым от нестерпимого желания и предвкушения.

Каждая секунда ожидания стала мукой. И с каждой секундой страсть бушевала все неистовее.

Эмма отчаянно хотела почувствовать его руки на своей обнаженной груди, ощутить губами его горячий рот. Но Нед ничего этого не делал. Вместо этого он повернул ее кругом и, собрав все волосы в охапку, нежным движением перекинул их ей через плечо, а затем с ловкостью, которой позавидовала бы опытная горничная, принялся расшнуровывать корсет. Эмма почувствовала, как он упал и с тихим стуком приземлился на турецкий ковер, лежавший у нее под ногами.

Ее охватил трепет. Эмма жаждала ласк Неда. Хотела отдаться ему. Возможно, ей придавало храбрости то, что она стояла к нему спиной, а может быть, она действительно была такой храброй. Но независимо от причины она сбросила с плеч бретельки своей нижней рубашки, и тонкий полупрозрачный шелк соскользнул с ее тела.

Эмма стояла совершенно обнаженной, если не считать чулок и туфель. Стояла и ждала, пока не почувствовала, как его пальцы ласково коснулись ее голой кожи, как они скользнули по ее спине с самого верха до самого низа, вызывая дрожь и покалывание в самых неожиданных местах. Дыхание вырвалось у нее с легким стоном.

Она почувствовала, что Нед улыбается, почувствовала на плече его теплое дыхание, заставившее ее вздрогнуть, прежде чем его губы коснулись ее.

Эмма дышала все тяжелее и чаще.