Эмма не стала запечатывать письмо, оставив его сохнуть, и подошла к нему. Его тревожное состояние очень беспокоило Эмму, тем более что в последние недели оно только усугублялось.

— Я всегда о чем-нибудь думаю.

— Ты слишком много работаешь, Нед.

— Недостаточно много, — возразил он, взяв в руки маленький овальный портрет в истертой золоченой рамке, стоявший на прикроватном столике.

Глаза Эммы скользнули по любимой миниатюре.

— Это портрет моего брата Кита, написанный незадолго до того, как он связался с Девлином, Хантером и всей этой бандой повес и проиграл все состояние нашей семьи.

— Ты винишь Девлина в том, что случилось той ночью?

— Я виню их всех. Это они отвели его в игорный притон. И позволили проиграть все.

— Может быть, это было меньшее из зол.

— Чего же еще он мог лишиться? Скажи мне. Я не понимаю.

Нед не ответил.

— Они должны были его остановить. Настоящие друзья остановили бы его.

— Но не они же забрали его деньги.

— И что? — Его слова не убедили Эмму.

Наступила тишина.

Нед вернул миниатюру на место, но его глаза задержались на ней.

— Ты когда-нибудь думала о том, что за человек играл против твоего брата?

— О, я думала о нем, — с чувством сказала она. — Выиграть деньги — это одно. Но забрать у человека последнюю рубашку, его дом, достоинство, забрать все… не знаю, каким негодяем надо быть, чтобы спокойно жить с этим.

— Возможно, он и не может.

Эмма скептически засмеялась:

— Что-то я в этом сомневаюсь. Бьюсь об заклад, что он не мог поверить в свое счастье, когда увидел, как мой брат садится за стол. Богатый молодой глупец, как будто специально предназначенный для того, чтобы его ощипали.

— Возможно. Но этот человек не мог предвидеть, к каким последствиям приведут его действия в ту ночь. Он не мог знать, что за спиной этого молодого богатого глупца стоит семья. Что он приведет к краху и их жизнь. Он не мог знать, что у этого глупца есть сестра, что и она будет страдать.

— Это его не извиняет.

— Нет, не извиняет, — согласился Нед. Его взгляд вернулся к миниатюре. — Ты не очень похожа на него.

— Я похожа на свою мать, да упокоит Господь ее душу, а Кит пошел в нашего отца.

— Но у вас есть что-то общее в глазах.

Эмма улыбнулась:

— Моя мама всегда говорила, что у него лукавые глаза.

— У тебя тоже, — сказал Нед, но не улыбнулся. Вместо этого он продолжал пристально всматриваться в портрет, и на его лице появилось замкнутое непроницаемое выражение.

— Кит был очень озорным ребенком. Всегда втягивал меня в разные шалости и приключения. А когда стал старше, дразнил меня, как умеют только братья.

— Вы с ним были близки.

— Да, — ответила она. — Хотя в последние месяцы, перед тем как он исчез, уже не очень. Тогда я не смогла до него достучаться. И никто не смог. Он был… очень озабочен тем, что случилось. — Эмма отвела взгляд в сторону, вспомнив те тяжелые дни.

— Ты очень любила его.

— Он мой младший брат. Нет ни одного дня, чтобы я не молилась за него, за то, чтобы он вернулся домой. Когда моя мать лежала на смертном одре, я дала ей клятву, что найду его. Поэтому я не дождалась тебя, Нед. Мне нужно было это место у леди Ламертон. Ее сын служит в Уайтхолле, у него есть связи, и он взялся отыскать следы Кита, чтобы сделать приятное своей матери. Но время идет, и до сих пор ничего нет… Иногда мне становится страшно, что все… напрасно.

Эмма заметила, как Нед крепче стиснул зубы.

— Иногда надежда остается единственным, что заставляет нас идти вперед. — Его пальцы по-прежнему сжимали портрет Кита, а глаза хмуро и задумчиво вглядывались в него. Как будто он видел перед собой не только портрет ее брата, а что-то еще. Как будто Нед пребывал в каком-то другом мире, полном тревог, несчастий и опасностей. — Возможно, мои связи иного сорта, чем у Ламертонов, но я клянусь тебе, Эмма, я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти твоего брата. — Однако, говоря это, Нед не смотрел на нее, продолжая сжимать в руке портрет.

Эмма кивнула. Она знала, что если и есть на земле человек, способный отыскать Кита, то это Нед. И вместе с тем чувствовала, что с ним что-то не так.

Эмма забрала у него из рук миниатюру и снова поставила ее на столик. Взяла его руки в свои и, заглянув ему в глаза, спросила:

— Нед, что с тобой?

Какое-то время Нед не решался посмотреть на нее. Его взгляд был по-прежнему прикован к портрету. Потом по его лицу пробежала какая-то тень и челюсти сжались еще сильнее.

— Нед? — тихо повторила она.

Он наконец посмотрел ей в глаза, и Эмма увидела в них проблеск какой-то муки, похожей на ту, что заметила в тот вечер у Мисборнов после карточной игры.

Нед покачал головой и снова отвел глаза.

— Ты сам на себя не похож.

— А я и не я. Я совсем другой человек.

Эти слова взволновали Эмму, напомнив упрек, который бросил ей Девлин: «Что вы знаете о том, кто такой Эдвард Стрэтхем на самом деле?» Смятение пронзило ее, словно порыв холодного ветра.

— Ты меня пугаешь, Нед.

— Ради всего святого, я не должен был пугать тебя, Эмма. — Он посмотрел на нее. Поднес их сомкнутые руки к губам и долгим поцелуем прижался к ее пальцам. — Ты права. Прости меня, Эмма. Я слишком много думал в последние дни. — Нед улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

— Нед Стрэтхем, что мне с тобой делать? — тихо сказала она и нежно поцеловала его в разбойничью бровь.

Он обнял Эмму и прижал ее к себе. Положив щеку к нему на грудь, она услышала, как бьется его сердце, и почувствовала себя под надежной защитой его теплых рук.

— Я и сам задаю себе этот вопрос, Эмма, — прошептал ей на ухо Нед. Но в его словах не было ни намека на шутку. Он нежно поцеловал Эмму в макушку и замер, не выпуская ее из своих объятий, словно боялся, что она исчезнет.


Каждая ночь была для них ночью любви. Нед любил ее так нежно, как будто в первый раз, и так страстно, как будто в последний. Бережно и благоговейно. Пламенно и неистово. Как будто, только утопая в ней, мог забыть тревогу, которую она видела в его глазах. И она хотела его. Он был ей необходим, как и она была необходима ему. Эмма знала это.

Вдвоем они забывались в этом соитии тел, сердец и душ. И в эти благословенные часы в темноте для них не существовало ничего, кроме них двоих и их любви.

Они двигались вместе, следуя единому ритму, понимая, что нужно каждому из них. Они двигались вместе до тех пор, пока она не выкрикивала его имя и не задыхалась от наслаждения, взрывавшегося сотнями солнечных искр. Снова и снова.

А потом, когда она лежала в его объятиях и он, прижимая ее к себе, гладил по волосам и целовал в лоб, Эмма по глазам видела, как его тревога возвращается вновь. Нед держал ее в своих объятиях, пока она не засыпала, но часто, просыпаясь по ночам, она видела, что постель рядом с ней пуста, а Нед стоит у окна и смотрит в темное ночное небо.

Было что-то, что он скрывал от нее. Что-то очень страшное. Просто Эмма не знала, что это и как к нему подступиться. И еще с некоторых пор она стала подозревать, что в противостоянии Неда и Девлина есть что-то еще, помимо социальных различий.

Глава 16

Нед сидел в кабинете за своим большим письменным столом из красного дерева. В доме царили тишина, спокойствие и сон, как во всем остальном, укрытом темным покрывалом ночи Лондоне. Но Нед не мог спать. Ни в эту ночь, ни в прошлую, ни в позапрошлую. Он вообще сомневался, сможет ли когда-нибудь уснуть.

Он не зажигал свечей. В камине чернела пустота. Луна заливала комнату серебристым светом, мерцавшим на темной полированной поверхности стола и освещавшим один-единственный лист бумаги, который лежал на столе. Впрочем, для того, чтобы прочитать слова, написанные на бумаге, свет был Неду не нужен. Он знал каждое слово сердцем. Они отпечатались в его душе, и их невозможно было стереть.

Раздался слабый скрип половицы, и Нед увидел, как под дверью мелькнул свет. В следующую секунду дверь в кабинет открылась, и на пороге появилась Эмма.

На ней была ночная рубашка. Одной рукой она придерживала шаль, которая норовила соскользнуть с ее плеч. В другой держала подсвечник с наполовину сгоревшей свечой, отбрасывающей вокруг дрожащий свет. Ее волосы, растрепавшиеся от любовных ласк, спадали вниз красивым черным водопадом. Эмма не успела найти ночных туфель, и ее босые ступни нежно белели на фоне блестящего темного пола, отливая золотисто-оливковым цветом. При виде ее взволнованного лица Нед почувствовал, как заныло его переполненное любовью сердце.

Он взял со стола лежавшую на нем бумагу и, сложив ее, зажал в руке. Потом встал и пошел ей навстречу.

— Ты опять не можешь уснуть? — спросила она.

Нед покачал головой.

Эмма взглянула на бумагу, зажатую в его руке, и снова перевела взгляд на его лицо. Потом, подойдя ближе, остановилась прямо перед ним.

— У тебя неприятности? — Она поставила подсвечник на стол.

— Да. — Он не стал отрицать.

— Нед, ты не хочешь рассказать мне? Может быть, я смогла бы тебе помочь.

— Смогла бы.

— Я беспокоюсь за тебя.

Он молчал.

— Расскажи мне, Нед. Ты же понимаешь, что должен рассказать.

— Да, — прошептал он. — Я должен тебе рассказать.

Нед заглянул в ее глаза. Темные, теплые, полные любви. Ему хотелось остановить время и удержать этот момент, удержать ее любовь, удержать ее и все, что было между ними. Любовь… Он прожил полжизни, не ведая, что это такое. Даже не представляя себе, какой прекрасной, сильной и могущественной она может быть. Нед любил Эмму всем своим существом, и именно поэтому знал, что должен сделать то, что страшило его больше всего на свете. Больше, чем лишения и голод. Больше, чем кулаки и ледяные пальцы ночи, крадущие жизни у беспомощных тел, распростертых на темных улицах и на порогах домов. Самое трудное. И самое простое.

— Я люблю тебя, Эмма.

— Я знаю. Я тоже люблю тебя.

Нед улыбнулся. Он жадно впитывал ее слова, звук ее голоса, нежность ее глаз, словно хотел запастись этими сокровищами в преддверии грядущих темных дней.

— Я люблю тебя, — повторил он. — Всегда помни об этом. И, что бы ты ни думала, это правда.

— Я никогда не буду думать иначе.

— Нет, будешь.

Нед смотрел ей в глаза, цепляясь за эти последние прекрасные секунды. Протянув руку, он погладил пальцами ее нежную щеку. Эмма прижалась щекой к его руке и, накрыв ее своей ладонью, замерла.

Нед наклонился вперед, вдыхая запах ее волос, и прижался последним поцелуем к ее губам.

— Я виноват, Эмма. Я отдал бы все на свете, чтобы ты не страдала… чтобы изменить то, что я наделал.

— Нед, — мягко сказала Эмма. Между ее бровей залегла тонкая тревожная морщинка. — Расскажи мне, что это. Что ты сделал?

Он вдохнул и едва заметно кивнул.

Секунды тянулись бесконечно, но Нед чувствовал облегчение, понимая, что сейчас мучительное ожидание наконец закончится.

Он поднял руку, в которой крепко сжимал бумагу, разжал ладонь и, разгладив помятый лист, протянул его Эмме. И, сделав это, пронзил свое сердце кинжалом, выкованным словами, которые разрушили жизнь целой семьи.

Эмма взяла бумагу и поднесла ее ближе к свече, чтобы прочитать то, что было на ней написано.

— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Это расписка, подписанная Китом. Он клянется нашим домом, состоянием отца и всем, чем он владеет… — Эмма нахмурилась и покачала головой. — Нед, я не понимаю, — снова сказала она.

Но в следующий миг Нед увидел, что она все поняла, увидел, как ледяной ужас исказил ее лицо. Эмма подняла на него взгляд.

— Да, — ответил он на вопрос, который видел в ее глазах, вопрос, который ее губы не в силах были произнести. — Я тот человек, который играл с твоим братом и которому он все проиграл. Это я лишил состояния вашу семью…

Эмма смотрела на него, как будто не могла в это поверить. Но она поверила. Нед видел это по ее глазам, наполнившимся болью и ужасом. По тому, как задрожал лист бумаги в ее руке.

— Ты? — шепнула она.

— Я, — подтвердил он.

— Ты тот человек, который погубил моего брата… Человек, разрушивший нашу семью…

Нед ничего не ответил.

— Нет. — Эмма покачала головой, словно пыталась отмахнуться от этой правды. — Нет, — снова прошептала она. Ее лицо исказилось от боли.

— Да, Эмма, — сказал он. — Я отдал бы все на свете, чтобы сказать, что это не так, но я не могу.

— О боже! — Она задохнулась и прижала руки к груди. — О боже, пожалуйста, нет!