Джудит Макнот - Благословение небес

— Знаешь, как долго я ждала от тебя слова «любимая»? У него болезненно сжалось горло.

— Сколько? — хрипло спросил он.

Положив руки ему на плечи, Элизабет приготовилась к любой боли, которую ей придется испытать и приближение которой она чувствовала по его возросшему напряжению.

— Два года. Я ждала и жд…

Ее тело дернулось и из груди вырвался резкий вскрик, но боль почти тут же прошла, и он вошел в нее глубже, пока она не наполнилась вся его жаром и силой и не забылась, отдавшись прекрасным ощущениям, которые будили в ней его медленные глубокие движения. Поддавшись чистому инстинкту и силе своей любви,

Элизабет стала невольно подстраиваться под его движения, двигая бедрами ему в такт и доводя его этим почти до неистовства. Ян держался из последних сил, чтобы не дать себе расслабиться до тех пор, пока она не достигнет пика наслаждения, но это давалось ему нелегко, поскольку юная искусительница инстинктивно распаляла в нем желание, ритмично сжимаясь вокруг него своей теплой влажностью.

Элизабет вдруг почувствовала, как в ней поднимается что-то дикое и примитивное — разбегаясь по венам, пронизывая все ее тело. Голова ее откинулась на подушке, она ждала и жаждала этого нового неизведанного чувства — каким бы оно ни было. Он продолжал входить в нее снова и снова… а потом наступил взрыв, который заставил ее приподняться и закричать.

Ян откинулся и, переждав немного, стал входить в нее короткими резкими толчками в такт спазмам, сотрясающим ее тело, и в ту же секунду, как они утихли, он вошел в нее во всю длину, изливаясь в нее и не понимая, что протяжный стон, который он услышал, был его собственным. Его тело начало содрогаться, и он обхватил ее и прижался к ее щеке, дыхание его стало частым и тяжелым, сердце билось как сумасшедшее, пока его жизнь сливалась с ее жизнью.

Когда силы вернулись к нему, он перекатился на бок, все еще не отпуская ее. Ее волосы шелковым водопадом упали ему на грудь, и он дрожащей рукой отвел их от ее лица, мысленно благословляя ее за беззаветную нежность и страсть.

Через несколько минут Элизабет пошевелилась в его руках, и он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза.

— Говорил я тебе когда-нибудь, что ты изумительная? Она покачала головой, но потом вдруг вспомнила, что он уже называл ее однажды изумительной, и от этого воспоминания жгучие слезы защипали ей глаза.

— Ты говорил мне это, — поправилась она, проводя пальцами по его плечу, чувствуя, что не в силах перестать дотрагиваться до него. — Ты говорил мне это, когда мы были…

— В домике лесника, — закончил он за нее, тоже припоминая этот момент.

В ответ она упрекнула его, что тогда он вел себя так, словно считал изумительной и Черайз Дюмонт, и в который уже раз Ян пожалел об упущенном времени… сколько дней и ночей она могла бы быть в его объятиях, как сейчас.

— Знаешь, чем я занимался, когда ты ушла из домика лесника? — Она покачала головой, и он невесело усмехнулся: — Я провел время в мечтах о предстоящем вечере… Тогда я, конечно, не знал, что пройдет два года… — Он натянул на нее простыню, чтобы она не замерзла, и продолжил все тем же тихим ласковым голосом: — В тот день я так хотел тебя, что испытывал настоящую боль, когда смотрел, как ты застегиваешь платье. Хотя, — Ян усмехнулся, — за прошедшие четыре недели это состояние стало для меня почти привычным. Интересно, буду ли я по нему скучать.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Элизабет, чувствуя что он совершенно серьезен, несмотря на свой легкомысленный тон

— Агонию неудовлетворенной страсти, — объяснил он, поцеловав ее в лоб, — которую я испытывал оттого, что постоянно хотел тебя.

— Хотел меня? — - Элизабет вскочила так резко, что чуть не спихнула его, и безотчетно прикрылась простыней. — Так это… то, чем мы сейчас занимались, то есть, я хочу сказать…

— Шотландцы называют это «заниматься любовью», — ласково перебил ее Ян. -

В отличие от большинства англичан, которые предпочитают называть это

«выполнением супружеского долга», — с ядовитой усмешкой добавил он.

— Да, — отсутствующе подтвердила Элизабет, думая о том, что он хотел ее так сильно, что это причиняло ему физическую боль, — но неужели ты имел в виду это, когда столько раз говорил, что хочешь меня?

Его чувственные губы изогнулись в полуулыбке.

— Да.

Щеки ее порозовели, и, несмотря на старание сохранить строгость, в глазах ее зажглись смешливые огоньки.

— И в тот день, когда мы заключали сделку и ты сказал, что у меня есть нечто, чего ты очень хочешь, безумно хочешь… ты говорил об этом?

— Ну, помимо всего прочего, и об этом, конечно, — согласился

Ян, погладив ее пылающую щеку.

— Если бы я знала об этом тогда, — сказала Элизабет, улыбнувшись сожалеющей улыбкой, — я бы непременно потребовала дополнительных уступок.

Его неприятно поразила мысль, что, зная о своей власти над ним, она попыталась бы сделать условия сделки более жесткими. — И каких же уступок ты потребовала бы? — спросил он, тщательно следя, чтобы его лицо не отражало никаких эмоций. Она прислонилась щекой к его плечу и обвила руками его шею — Я бы сократила срок помолвки, время ухаживания и брачной церемонии.

Ее сердечная прямота породила в нем новый всплеск нежности гордости за эту женщину, не склонную к фальшивой стыдливости. Ян бережно обнял ее, глядя ей в глаза с радостным удовлетворением. Он понял, что она редкая и необыкновенная, в первые же минуты, как встретил ее, а через несколько часов уже знал, что она все, о чем он мечтал. Страстная и скромная, умная и чувственная, он любил в ней все эти качества, но больше всего восхищался качеством, которое открыл много позже — ее мужеством. Он так гордился отвагой, с какой она каждый раз поднималась навстречу противнику, даже когда этим противником был он сам. Если бы не это, Элизабет была бы потеряна для него уже давным-давно, потому что сделала бы то, что делают все. другие женщины: она уцепилась бы за первого попавшегося мужчину, который был бы ей не противен, и переложила на него свои жизненные тяготы. Его Элизабет не сделала этого, она попыталась самостоятельно справиться с денежными и жизненными проблемами. Эта мысль напомнила ему о ее бережливости, и он тут же решил, что бережливость — одно из самых очаровательных и удивительных ее качеств.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Я думаю, какой я умный, что с первых минут догадался, какое ты сокровище.

Элизабет засмеялась, посчитав эти слова откровенной лестью.

— И когда же ты обнаружил это?

— Наверное, тогда, когда ты посочувствовала Галилею, — задумчиво ответил

Ян.

Элизабет не ожидала, что он отметит ее ум, а не внешность.

— Правда? — с нескрываемым удовольствием спросила она. Он кивнул, с любопытством наблюдая за ее реакцией.

— А ты что думала?

Она неуверенно пожала плечами.

— Я думала, ты скажешь, что сначала заметил мое лицо. Оно всегда вызывает у людей экстраординарную реакцию, — с неудовольствием вздохнула Элизабет.

— Интересно, почему, — усмехнулся Ян, любуясь лицом, которое считал невероятно красивым и которое принадлежало женщине, лежащей перед ним как непорочная золотоволосая богиня.

— Я думаю, это из-за глаз. Они у меня необычного цвета

— Теперь я это вижу, — поддразнил он ее, потом сказал более серьезным тоном, — но когда я встретил тебя в саду, меня очаровало отнюдь не твое лицо — по той простой причине, что я не мог его видеть.

— Прекрасно мог. Я же видела твое, хотя и было темно.

— Да, но я стоял под фонарем, а ты пряталась в тени. Я, конечно, мог разглядеть, что у тебя правильные черты лица, так же, как был в состоянии оценить и другие твои достоинства, с которыми тоже все в порядке, но, боюсь, что это все, что было доступно моему взору А потом, вечером, я увидел тебя, когда ты спускалась по лестнице. Я был так поражен, что едва не выронил из рук бокал. Ее счастливый смех тихой музыкой разнесся по комнате.

— Элизабет, — сухо сказал он, — я не такой дурак, чтобы одно только красивое личико могло свести меня с ума, а тем более заставить жениться, этого недостаточно даже для того, чтобы вызвать сильное плотское влечение.

Она увидела, что он совершенно серьезен, и перестала смеяться.

— Спасибо, — тихо сказала она, — это самый лучший комплимент, который вы могли мне сделать, милорд.

— Только не называй меня милордом, — сказал Ян все так же серьезно, — если только в самом деле не имеешь этого в виду. Мне не нравится, когда ты напоминаешь мне о моем титуле.

Элизабет прильнула щекой к его крепкой груди.

— Как вам угодно, мой господин.

Больше Ян уже не мог выдержать. Он перекатил ее на спину и жадно набросился на нее, заявляя свои права и руками, и всем телом.

— Я еще не слишком утомил тебя, дорогая? — прошептал Ян несколькими часами позже.

— Да, — ответила Элизабет, обессилено прижимаясь щекой к его плечу. — Но я слишком счастлива, чтобы сейчас уснуть.

Ян чувствовал то же самое, но считал себя обязанным предложить ей хотя бы попытаться уснуть.

— Ты пожалеешь об этом, когда утром нам надо будет выйти к завтраку, — сказал он, смеясь и придвигая ее к себе ближе.

К его удивлению, это замечание вызвало легкие морщинки на ее гладком лбу.

Она подняла к нему лицо и открыла рот, словно собираясь задать вопрос, но потом передумала и поспешно отвела взгляд.

— Что такое? — спросил он, беря ее за подбородок и поворачивая лицом к себе.

— Когда утром мы сойдем вниз, — сказала она с забавным смущением на лице,

— …все будут знать, чем мы занимались сегодня ночью?

Она думала, что он постарается уклониться от ответа.

— Да, — вопреки ее ожиданиям, прямо ответил Ян.

Она кивнула, смиряясь с этой мыслью, и повернулась в его руках.

— Спасибо, что сказал правду.

— Я всегда буду говорить тебе правду, — тихо пообещал он, и она поверила ему.

Ей вдруг пришло в голову, что прямо сейчас, когда он только что дал обещание, она может спросить, имеет ли он отношение к исчезновению Роберта. И так же быстро, как эта мысль мелькнула у нее в мозгу, она с ужасом отвергла ее.

Она не осквернит их брачное ложе этими отвратительными беспочвенными подозрениями, которые внушил ей человек, определенно имеющий зуб на шотландцев.

Сегодня утром она приняла сознательное решение довериться ему и выйти за него замуж, и теперь должна держать свою клятву любить и почитать его — тем более что у нее не было ни малейшего желания нарушать ее.

— Элизабет?

— М-м-м?

— Раз уж мы заговорили о правде, я хочу сделать тебе признание. Ее сердце глухо ударило по ребрам, и она напряженно застыла в его объятиях.

— Какое? — тихо и испуганно спросила она.

— Соседняя комната через дверь вовсе не является твоей спальней. Там ты можешь переодеваться и совершать утренний туалет. Видишь ли, я не одобряю английский обычай, когда жены спят отдельно от мужей. — Увидев ее обрадованное лицо, он улыбнулся. — Я счастлив видеть, — сказал он, целуя ее в лоб, — что в этом вопросе у нас нет разногласий.

В первые же недели после свадьбы Элизабет, к своему удовольствию, обнаружила, что может задавать Яну любые вопросы и что он ответит ей на них так подробно, как только она пожелает. Он ни разу не заговорил с нею свысока и не отмахнулся от ее вопроса на том основании, что этот предмет не должен интересовать женщину или, еще хуже, что он недоступен женскому пониманию.

Элизабет ужасно льстило, что он признавал ее ум, особенно после двух потрясающих открытий, которые она сделала.

Первое случилось через три дня после свадьбы, когда они оба решили провести вечер дома, за чтением.

После ужина Ян сходил в библиотеку и принес в гостиную свою книгу — тяжеленный том с каким-то непонятным названием. Элизабет взяла себе «Гордость и предубеждение», которую давно мечтала прочитать, зная, какой фурор произвела она в свете нестандартным подходом автора к отношениям между мужчиной и женщиной. Поцеловав ее в лоб, Ян расположился рядом с ней в кресле. Их разделял небольшой столик, он протянул руку, соединил свои пальцы с ее и открыл книгу.

Элизабет подумала, как уютно сидеть вот так, с ним рядом, соединив руки и читая книгу. И она нисколько не возражала против того, что переворачивать страницы ей приходилось одной рукой.

Вскоре она так увлеклась романом, что только через полчаса вдруг заметила, как быстро Ян переворачивает страницы. Краем глаза она стала наблюдать за ним и увидела, что, скользнув взглядом по обеим страницам листа, он тут же переворачивает его.

— Вы читаете книгу, мой господин, или только притворяетесь, чтобы мне не было скучно одной?

Он оторвал взгляд от книги, и Элизабет уловила на его загорелом лице какое — то странное нерешительное выражение. Тщательно взвешивая каждое слово, он медленно произнес: