— А если бы дела у тебя шли не так хорошо, как сейчас, если бы ты не нажил такого богатства, ты смог бы быть счастлив здесь со мной?

— С тобой?

— Ну да.

— Абсолютно, — ответил он так же серьезно. — Хотя, — добавил он тут же, сцепляя руки у нее за спиной и подтягивая ее к себе, — ты, может быть, не захочешь здесь оставаться, когда узнаешь, что твои изумруды лежат на прежнем месте в Монтмэйне.

Она резко вскинула голову, и глаза ее засияли от восторга.

— О-о, как я рада, Ян. Ты не представляешь, как мне было обидно, что я продала их, когда я узнала правду о Роберте.

— Тебе будет еще обиднее, — с шутливым укором поддразнил он, — когда ты узнаешь, что перевела на мое имя несколько меньше, чем они стоят на самом деле.

Те, что ювелир успел уже продать, я выкупил за сорок пять тысяч фунтов, и за пять тысяч фунтов я купил у него те, что остались.

— Бессовестный мошенник! — вскричала Элизабет. — Он заплатил мне пять тысяч за все! — Она в отчаянии покачала головой, ужасаясь неумению Яна торговаться. — Он нажил на тебе огромные деньги.

— Честно говоря, меня это не особенно беспокоит, — продолжал дразнить жену Ян, наслаждаясь ее возмущением, — потому что я планировал вычесть эти деньги из твоего содержания. С процентами, разумеется. По моим подсчетам, — сказал он, делая паузу, чтобы подсчитать в уме цифру, — на сегодняшний день ты должна мне примерно сто пятьдесят одну тысячу сто двадцать шесть фунтов.

— С-сколько? — вскричала она, не зная, смеяться ей или сердиться.

— Видишь ли, сюда входит еще и Хэвенхёрст. Я приплюсовал и его к этой стоимости.

Слезы заволокли ее прекрасные глаза.

— Ты выкупил его у этого кошмарного мистера Демаркуса?

— Да. И он действительно «кошмарный». Им бы работать на пару с твоим дядей. У обоих врожденный инстинкт торговцев верблюдами. Я заплатил за Хэвенхёрст сто тысяч фунтов.

Она ахнула.

— Сто тысяч! О-о, Ян…

— Я люблю, когда ты произносишь мое имя. Элизабет улыбнулась, но голова ее была все еще занята великолепной сделкой, которую заключил Ян.

— Даже я не смогла бы купить дешевле! — великодушно признала она. — Ведь именно за эту сумму я его продала, и когда все бумаги были подписаны, он сказал мне, что через год рассчитывает получить за него сто пятьдесят тысяч.

— Возможно, он и получил бы их.

— Но только не от тебя! — гордо заявила она.

— Только не от меня.

— А он пытался?

— Он заломил двести, как только понял, что мне необходимо выкупить его.

— Представляю, как тонко надо было повести дело, чтобы он так сильно сбросил цену.

С трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться, Ян кивнул.

— Очень тонко, — согласился он, подавляя смех. — А можно поинтересоваться, почему он оказался таким сговорчивым?

— Ну, полагаю, это произошло потому, что я сумел очень наглядно показать ему, что в жизни существуют более ценные вещи, чем деньги.

— Правда? — завороженно спросила она. — И что же это?

— Его горло, например.

Эпилог

Стоя у балюстрады террасы, Ян смотрел вниз, в сад, где Элизабет с их трехлетней дочкой Каролиной стояли на коленях возле клумбы и рассматривали цветы герани. Их головы склонились так близко друг к другу, что невозможно было понять, где кончаются золотые волосы Элизабет и начинаются волосы Каролины.

Элизабет что-то сказала девочке, и та залилась счастливым смехом, от которого у Яна всегда теплело на сердце.

За его спиной, удобно расположившись за резным столиком, играли в шахматы старый герцог и Дункан. Сегодня вечером ожидались гости. В честь дня рождения

Элизабет Ян устраивал бал и пригласил на торжество больше семисот человек.

Молчаливая сосредоточенность игроков была нарушена внезапным появлением шестилетнего мальчика, удивительно похожего на Яна, и его репетитора, на лице которого было написано отчаяние, — интеллект ученика явно превосходил возможности учителя.

— Прошу прощения за наше вторжение, — извинился мистер Твинделл, — но у нас с мистером Джонатаном возник спор, который, как я сейчас понял, могли бы разрешить вы, викарий. Не будете ли вы так добры рассудить нас?

Оторвав взгляд от шахматной доски, а мысли — от победы, которую он вот-вот должен был вырвать у противника, Дункан сочувственно улыбнулся сконфуженному учителю.

— Чем могу быть полезен? — спросил он, переводя взгляд с учителя на красивого мальчика, который моментально переключил внимание на шахматную доску.

— Мы заговорили о небесах, — объяснил мистер Твинделл, — а конкретно о том, как выглядит это место, которое — что я все утро пытаюсь втолковать мистеру Джонатану — существует совершенно по иным законам, чем все здесь на земле.

При этих словах мистер Джонатан оторвал заинтересованный взгляд от шахматной доски и, заложив руки за спину, обратился к старшим с таким видом, словно слова учителя были настолько абсурдны, что ему даже неловко их повторять.

— Мистер Твинделл, — сказал он, подавляя смешок, — думает, что улицы на небесах сделаны из золота. Но, конечно же, этого не может быть.

— Почему не может? — спросил удивленный герцог.

— Потому что тогда они будут слишком раскаляться на летнем солнце и лошади обожгут копыта, — сказал Джонатан, пораженный недогадливостью деда.

Повернувшись к Дункану, Джонатан с надеждой спросил: — Сэр, а разве вы не находите идею о металлических улицах на небесах в высшей степени невозможной?

Дункан, которому сразу вспомнились аналогичные дебаты с Яном примерно в таком же возрасте, откинулся в кресле, и на лице его отразилось предвкушение удовольствия.

— Джонатан, — сказал он, радостно улыбаясь, — спроси у своего папы. Он стоит вон там, у балюстрады.

Мальчик согласно кивнул, на секунду задержался, чтобы шепнуть что-то на ухо герцогу, и убежал к отцу.

— Почему ты не ответил на его вопрос, Дункан? — полюбопытствовал герцог. — Описание рая как раз по твоей части.

Дункан иронично приподнял брови и отрицательно качнул головой.

— Когда Яну было шесть лет, — сухо сказал он, — он частенько вовлекал меня в теологические беседы вроде этой. И каждый раз я проигрывал. Должен сказать, меня это крайне расстраивало. — Подняв взгляд на маленького мальчика, который терпеливо ждал, когда отец его заметит, Дункан разомлевшим от счастья голосом произнес: — Как долго я ждал этого дня… Между прочим, а что это Джонатан сказал тебе на ухо?

Герцог покраснел.

— Он… он сказал, что если я не закроюсь слоном, то через четыре хода ты съешь мою королеву.

Взрыв смеха за шахматным столиком заставил Яна обернуться, и он заметил стоящего чуть позади Джонатана. Ян с улыбкой посмотрел на сына, который был зачат в ту снежную декабрьскую ночь, когда он приехал в свой шотландский дом и нашел там Элизабет.

— Похоже, у тебя есть ко мне какой-то вопрос. — Ян посмотрел на расстроенное лицо учителя, потом снова на сына и спросил: — Полагаю, у вас с мистером Твинделлом опять возникли расхождения? По какому вопросу на этот раз?

Джонатан вспыхнул и кивнул. Он знал, что отец никогда не будет ни шокирован, ни смущен его вопросами, а, наоборот, всегда поймет его и попытается ответить.

— Мы говорили о небесах, — снова начал объяснять Джонатан и, закатив глаза в немом удивлении бестолковостью своего учителя, закончил тихим заговорщическим голосом: — Мистер Твинделл хочет, чтобы я поверил, будто улицы там сделаны из чистого золота. Ты можешь себе представить, — со смехом сказал мальчик, — какой температуры достигнет чистое золото, когда на него будет светить июльское солнце десять часов подряд? Да никто не захочет ходить по таким улицам!

— А что тебе сказал мистер Твинделл, когда ты заметил ему это? — спросил Ян, напустив на себя серьезный вид.

— Он сказал, что, возможно, у нас там не будет ног.

— Такой рай меня тоже не устраивает, — согласился Ян. — А какими тебе кажутся небеса?

— Не знаю. А что думаешь ты?

— У меня есть мнение на этот счет, но учти, это мое личное мнение, — предупредил Ян заинтригованного мальчика. Он обнял сына за плечи и кивком указал на сад. Словно почувствовав, что за ними наблюдают, Элизабет и Каролина одновременно посмотрели на террасу и, увидев Яна с Джонатаном, заулыбались и стали махать им руками.

— По-моему, — сказал Ян, глядя на двух зеленоглазых и золотоволосых фей, которые с любовью смотрели на них, — вот такими должны быть небеса. — Он обвел рукой сад.

— Но здесь нет ангелов, — заметил Джонатан.

— Я вижу как минимум двух, — тихо ответил его отец и, посмотрев на сына, с ухмылкой поправился: — нет, пожалуй, трех.

Мальчик медленно кивнул, продолжая о чем-то напряженно думать, потом повернулся к отцу:

Значит, ты думаешь, что небеса — это место, где человеку больше всего хочется быть, так?

— Я нахожу это весьма возможным.

— Я тоже, — согласился Джонатан после минутного размышления. Он повернулся, чтобы уйти, но увидел учителя, Дункана и деда, которые выжидательно смотрели в их направлении, и с беспомощной улыбкой снова повернулся к отцу. -

Они спросят меня, что ты сказал. И если я передам мистеру Твинделлу, что ты сравнил небеса с нашим садом, он будет очень разочарован. Видишь ли, он очень рассчитывает на золотые улицы, ангелов и крылатых коней.

— Хорошо, Джонатан, — сказал Ян, погладив сына по щеке, — в таком случае скажи ему, что наш сад — это почти небеса.