Оказалось, новости есть. Прямо с порога Ритка потащила ее к компьютеру:

– Смотри!

На экране монитора красовалось фото улыбающегося мужчины возрастом ближе к пятидесяти. Одной рукой мужчина упирался в капот красивой красной машины, другая была откинута немного в сторону, будто указывала на виднеющийся вдали двухэтажный дом, крытый терракотовой черепицей.

– Это кто, Рит?

– Как кто? Не догоняешь, что ли? Это же Лукас, мой австралийский жених!

– Ах, Лукас… Что ж, довольно основательный Лукас…

– А то! Это вот его машина, а там, вдали, собственный дом. Смотри, какой он мордатенький! Видно, что наглый, ага? Ух, люблю таких… Ой, да не это ж главное-то, Лизка, чего я тебе зубы заговариваю! Он же мне приглашение прислал, представляешь?

– В каком смысле? В гости зовет?

– Ну да, в гости… Буду я туда-сюда кататься! Ты знаешь, сколько стоит билет до Сиднея? Целое состояние относительно наших заработков! Так что я уж не в гости, я уж насовсем попытаюсь…

– Ой, Ритка… Но ты же его не знаешь совсем…

– Ничего себе, не знаю! Я с ним четыре месяца переписывалась!

– Да что там – переписывалась! Разве можно по письмам человека узнать? По-моему, это вообще верх легкомыслия – вот так, сразу… А вдруг он совсем чужим окажется? Или, не дай бог, маньяком каким-нибудь? Вон, в последнее время сколько пишут о таких браках… Не знаешь человека и летишь очертя голову!

– Подумаешь! Не знаю, так узнаю. Тебе, Лизка, хорошо говорить, да только тебе понять меня сложно. Ты ж у нас девушка такая, нежным духом живешь, как птичка в полете, тебе и не надо ничего… Там клюнула, полетела, там какнула, дальше полетела…

– Ничего себе, как ты себе мою духовную жизнь представляешь! – подняла она возмущенные глаза на Ритку.

И рассмеялись обе, лихо соприкоснувшись ладонями в звонком шлепке. Вернее, это она смеялась, а Ритка ржала, как взнузданная лошадь. А перестав ржать, вдруг проговорила грустно:

– Да, тебе хорошо… А у меня с духовной жизнью напряг, мне бы физической, да побольше… Нет, Лизка, не пугай меня и не отговаривай, все равно поеду. Не зря же я себя в последние месяцы диетами изводила! Прям как чувствовала, что позовет! Вот смотри…

Подскочив со стула, Ритка отвела руку назад, натянула на талии футболку, другой рукой вальяжно провела по бедру.

– Скажи, правда же, похудела?

– Ну… В общем…

– Да похудела, точно, похудела! Хотя и видно, что она у меня не природная, худоба-то…

– Да ничего такого не видно, Рит! Худоба и худоба!

– Э, нет, не скажи… Искусственно вымученную бабью худобу сразу видно, тут и глазу напрягаться не надо.

– И как ее видно?

– Да так и видно! Слишком уж похудевшая баба ее подчеркивает, потому как масса страданий в это дело вложена. И все в ней в этот момент кричит – смотрите, смотрите, какая я стройная! И обтягивающую одежку тут же норовит напялить, и поясок на талию присобачить, и задницей по-особому начинает вертеть!

– А что, Ритка… Может, ты и права… – Лиза снова рассмеялась. – Это как у Гоголя в «Мертвых душах», помнишь? Если какая дама знает, что у нее красивая шея, или плечи, например, то она непременно полагает, что все будут восхищаться только шеей или плечами, а на остальные детали не обращать внимания…

– Ну да. Примерно так. А кому эта худоба-стройность природой подарена, тот ее и не замечает. Живет и живет себе, к своему счастью привыкши, ничего не подчеркивает. Вот как ты, например.

– Ну уж, нашла пример! И все-таки, Рит, если серьезно… Опасно вот так ехать, неизвестно к кому…

– Ой, Лизка, хватит причитать! А под таким, как твой Герка, лучше жить, что ли? Женская судьба – это всего лишь техника, Лизка… Ну, определенный риск есть, конечно, я не спорю… Но главное, чтобы техника не подвела. Семью надо создавать технически, чтобы, не дай бог, в правильных расчетах не ошибиться. Да и не в расчетах даже дело… Семья, Лизка, это костер, в который надо всю себя бросить. Все свои причиндалы, и духовные, и физические, без остатка. Вот ты никогда не задумывалась, к примеру, отчего у тебя семейная жизнь с Геркой не задалась?

– Ну? И почему, по-твоему?

– А потому, что ты своим пресловутым духовным не захотела с ним делиться. То есть в общий костер не бросила, себе оставила. А это ведь грех, Лизка, по сути… Духовное, оно ж не твое, оно богово. И потому, если хочешь семью полноценную, не греши, отдай.

– Хм… Довольно странно ты рассуждаешь. А если я не хочу, к примеру?

– Ну, вот и получила уже результат своего нехотения! Потому ты себе никогда мужика и не найдешь! А Герка-то ведь любил тебя, между прочим. Честно любил, как мог, как умел. Да он и сейчас тебя любит.

– Что?! С ума сошла, что ли? Думай, чего говоришь! – отпрянула она, удивленно подняв брови вверх. – Не смеши, Рит! Герман меня любит!

– Да больно мне надо тебя смешить, что думаю, то и говорю. Ну, посуди сама… Ты даже понять не можешь, в чем твоя проблема, Лизк… А проблема твоя в том, что ты вообще не способна на такие подвиги, чтоб из нутра что-то отдать. Оно у тебя гордыней порченое, само по себе живет и никого в себя не пускает. А Герка хоть и дурак, но шестым чувством до этого допер… Понял, что не осилить ему. Сила ж не в силе, Лизка, сила-то у тебя вот тут… – ткнула она твердым пальцем ей в солнечное сплетение, – и она сильнее самой сильной силы… Оттого он и бесится, что разгрызть этот орешек не смог. Не по зубам ему. И сейчас к тебе бегает, унижает. А все потому, что, казалось бы, унизить тебя – раз плюнуть, но ведь нутро твое сильное фиг унизишь… Потому он и злится.

– Вот именно, злится! Это ты правильно сказала! Так порой злится, что…

– Так это и есть любовь, Лизка! – перебила она ее на полуслове. – Как ты не понимаешь-то? Он просто задеть, расшевелить тебя побольнее хочет… Чего с него возьмешь, он мужик, да еще и не шибко отесанный. Вот скажи… Он тебе о жизни со своей молодухой иногда рассказывает, да? В самых интимных подробностях? Ты не хочешь, а он все равно рассказывает?

– Ну… Да, бывает…

– То есть норовит подчеркнуть, какой он ухарь и как она его любит да страшно ревнует?

– Ну… да, в общем.

– Вот видишь! Эх ты, глупая, глупая Лизка… Не поняла ты, значит, своего счастья, не удержала около себя. Потому что нормальная была у вас семья, муж да жена вроде как на одном уровне, ты – медсестра, он – водитель… Да, вполне нормальная. Но если копнуть поглубже… Ну где ты увидишь медсестру, читающую взахлеб Чехова да Хемингуэя, да еще и рассуждающую, чей перевод этого самого Хемингуэя лучше?

– И что, Рит? Чем я мешала ему с Чеховым и Хемингуэем?

– Да тем и мешала, что за живое задевала. Получается, что ты не с Геркой жила, а вроде как с ними… А надо было не с ними жить, а Герку изо всех сил тащить до своего уровня! Ну, или самой к нему вниз опускаться… А ты не захотела ни того, ни другого!

– Хм… А по-моему, ты со всем этим перемудрила, Рит. По-моему, все гораздо проще. Тем более Герман понятие «уровень» совсем по-другому мыслит. Например, полагает, что уж сейчас-то поднялся гораздо выше моего, как ты говоришь, уровня! Раньше он, к примеру, у своего шефа простым водителем был, а сейчас, женившись на его дочери, до начальника службы охраны дослужился… Для него, Рит, слово «начальник» и есть уровень, и больше он ничего в это понятие не вкладывает.

– Ну, не знаю… Слушай, а как это Геркин шеф дочурку так неосмотрительно проворонил? Или просто хотел замуж сбагрить побыстрее, пусть и за водителя? Знаешь, эти нынешние девицы такое, бывает, вытворяют… Сначала напрыгаются по тусовкам, раздрызгают себя до невозможности, а потом спохватываются – замуж-то все равно страсть как охота! Вот и хватают то, что плохо лежит… Да, Лизка, профукала ты свое семейное счастье, как есть профукала. Говорю же, надо в этот костер полностью прыгать, иначе ничего не получится… Вот я бы, например, с большим удовольствием прыгнула, да видишь, никто шибко не зовет. Приходится в Австралии свои костры разжигать с такими Лукасами мордатыми…

Обе вздохнули одинаково грустно, сунулись лицами в экран монитора. Мордатый красавец Лукас по-прежнему улыбался, сиял плотной лысиной в отблесках австралийского солнца. Она вздохнула еще раз:

– Когда едешь-то, Рит?

– Не знаю… – озабоченно скрестила руки под грудью Ритка. – Надо еще визу оформлять, билеты покупать… Потом еще квартиру сдать надо… Не знаю, может, за неделю управлюсь, если сильно поднапрягусь. Придется все свои знакомства поднять…

– Ой, все-таки страшно за тебя, Рит!

– Не боись, не пропаду. Ты мой характер знаешь, у меня сдача на обиду в кармане не заржавеет. Я ж не ты, божья птичка духовная. Ну что, птичка, пойдем, отметим мою удачу, выпьем по рюмке красненького, закусим чем бог послал?

– Нет, Рит, поздно уже, давай в другой раз…

– Да в какой другой раз? Мне ж потом некогда будет, закручусь со сборами, с хлопотами!

– Ничего, найдем время. Все равно ж не уедешь, не попрощавшись. А мне завтра в шесть утра вставать, я в утреннюю смену иду. А вечером…

Она вдруг замолчала, почувствовав, как непроизвольно растягиваются губы в улыбке. И отвернулась торопливо, чтоб Ритка этой улыбки не заметила.

– Побегу я, Рит, не обижайся, ладно?

– Ладно, черт с тобой… Выберем потом время, посидим, попрощаемся. Ладно, иди…

Уже в дверях, чмокнув ее в щеку, вдруг отстранилась, пригляделась. Сощурив глаз, спросила плутовато:

– А что это с тобой, Лизка? А? Я сначала и не поняла…

– А что со мной? – пугливо скосила она глаза в сторону.

– Да вроде сияешь, как медный таз! Глаза горят, будто лампочки включены!

– Да ну, Рит, скажешь тоже! Тебе показалось, наверное!

– Ну да, показалось… Сколько тебя знаю, сроду таких чудес не наблюдала…

– Ладно, все, побежала я. Пока, Рит.

– Пока, пока…

И опять – бегом вниз по лестнице, выстукивая дробь каблуками. Если б не боялась упасть, через две ступеньки скакала бы, по-девчачьи. Что за денек сегодня выдался – все бежит и бежит, будто и впрямь торопится куда! Зачем и куда ей торопиться? До завтрашнего вечера еще так далеко…

* * *

Телефонный звонок за дверью верещал так жалобно, будто абонент не оставлял надежд быть услышанным. Да еще и ключ в замке вдруг застрял – слишком торопливо она пыталась его провернуть… Наконец все получилось, и дверь открылась, и еще шаг, и трубка уже в руках…

– Да! Слушаю!

– Ой, Лиза! Ты почему так долго трубку не берешь! – с легкой радостной укоризною поплыл в ухо голосок Вари Истоминой. – Я тебе звоню, звоню… Двадцатый уж раз набираю! И мобильник тоже молчит! Я уж подумала, может, случилось чего!

– Да нет, Варюш, все в порядке. Вот, только в квартиру зашла. А мобильник у меня в сумке был, не слышала звонков, прости.

– Ну, ты у нас, как всегда… Рассеянная немного. Я вот, например, каждые десять минут в свой мобильник заглядываю, боюсь вызов пропустить. А вдруг мой Никитин звонил, а я не услышала? Кстати, я о нем и хотела с тобой поговорить, Лиз…

– Да? – несколько настороженно спросила она, удивляясь такой постановке вопроса.

Еще бы не удивиться. Вариного парня по фамилии Никитин она и в глаза никогда не видела, только фамилия из Вариных уст была на слуху – все Никитин да Никитин. Даже имени его Варя никогда не называла. А тут вдруг…

– Понимаешь, Лизок, тут такое дело… Завтра Юркины родители приезжают… Всего на один день, понимаешь?

– Понимаю. А Юрка, стало быть, это и есть твой Никитин?

– Ну да… Они вечером приезжают, Лиз!

– Понятно. И что?

– Да как что, Лиз! У меня же завтра вечернее дежурство! А мне, сама понимаешь, этот завтрашний вечер до зарезу нужен! Может, ты меня подменишь, Лиз? Я в твою смену с утра выйду, а ты в мою вечернюю?

– Но у меня на завтрашний вечер тоже планы, Варь… Я обещала…

– Ой, ну какие планы, Лиз? Что, твои планы нельзя днем осуществить? А у меня, можно сказать, жизнь решается… Я думаю, Юрка обязательно представит меня родителям как свою невесту… Пойдем все вместе, например, в кафе, и… Лизочка, милая, мне очень нужен завтрашний вечер! Ну, я тебя умоляю, Лизочка!

Вот что было с этой Варварой делать? А ничего и не сделаешь – остается только пойти навстречу. Ладно, придется подменить… И визит к Ангелине Макаровне придется перенести на дневное время, что, в общем и целом, тоже никакой проблемы не составляет. Хотя и царапнулась в голове маленькая досада – а вдруг ее сына днем дома не окажется…

Царапнулась – и тут же свернулась стыдливым комочком. При чем тут сын, если по большому счету?

– Ладно, Варь, договорились, подменю я тебя. Выходи утром, а вечером решай дела со своим Никитиным и его родителями. Желаю тебе успеха, Варь. Только, знаешь, я старику Венедиктову из восьмой палаты обещала домашних котлет к обеду принести…

– Да без проблем, Лиз! Принесу я котлет Венедиктову! Хотя, если честно, вообще не понимаю твоего высокого альтруизма… Дался тебе этот Венедиктов! У нас же больница все-таки, а не санаторий! Пусть ему родственники к обеду домашние котлетки носят!