— Ну конечно! — воскликнула супруга посла. — Как чудесно, что вы обвенчаетесь здесь! Представляю, как вам было страшно в Константинополе, в который со дня на день могут ворваться эти ужасные русские!

— С маркизом… я была счастлива, — сказала Николь.

— И теперь вы сыграете свадьбу! Это так романтично! — вновь воскликнула супруга посла.

Потом, внимательно оглядев Николь, она сказала:

— Я полагаю, моя дорогая, что вы захватили с собой не много вещей?

— Очень мало, — правдиво ответила Николь.

— Ничего, я уверена, мы что-нибудь придумаем, — сказала супруга посла. — Дайте-ка сообразить… У меня две дочери, и одна из них как раз вашего роста.

Поняв, что она имеет в виду, Николь сжала вместе ладони.

Больше всего на свете ей хотелось выглядеть красивой в глазах маркиза.

Но разве в платье, которое она носила в течение четырех лет и которое давно вышло из моды, это было возможно?

— Давайте поднимемся наверх, — предложила супруга посла.

Николь еще больше укрепилась в мысли, что все это ей снится.


Вернувшись к маркизу, посол сказал:

— Моя супруга позаботиться о мисс Танкомб, и позвольте мне, милорд, поздравить вас! Мисс Танкомб, безусловно, одна из самых красивых девушек, которых я видел за всю свою жизнь!

— Полностью с вами согласен, — ответил маркиз.

— А теперь расскажите мне, — продолжал посол, — что происходит в Константинополе? — Я считал, что вы располагаете более поздней информацией, нежели я, — ответил маркиз. — Мы шли в Афины на максимальной скорости, а когда уплывали, судьба Константинополя, висела на волоске.

Посол улыбнулся.

— Тогда у меня для вас хорошие новости, — сказал он. — Только сегодня утром я слышал, что адмирал Торнби получил приказ взять шесть линейных кораблей и провести их через Дарданеллы.

Маркиз откинулся в кресле.

— На это я и рассчитывал! — воскликнул он.

— Теперь русские поймут, — сказал посол, — что в своих действиях должны учитывать реакцию британского правительства, и будут вынуждены обсудить условия перемирия.

— Надеюсь, что вы правы! — сказал маркиз.

— Если хотите знать мое мнение, — продолжал посол, — а я хорошо разбираюсь в этих вещах, — то великий князь Николай пре — красно понимает, что русская армия не в состоянии в данный момент вести войну с Британией.

Маркиз с удовлетворением подумал, что его телеграмма расшевелила кабинет министров.

— Из достоверных источников мне известно, — добавил посол, — и, я уверен, вы сможете подтвердить это, что у русского царя в казне пусто, а армия истощена.

Маркиз ничего не ответил, и после паузы посол тихо сказал:

— Я не собираюсь спрашивать вас, милорд, какую роль в этом деле сыграли вы, поскольку уверен, что вы предложите мне заняться своими делами, но у нас есть все основания отпраздновать отказ России от посягательств на Константинополь и вашу женитьбу!


Через час, когда Николь и супруга посла снова спустились вниз, им дважды передали, что капеллан уже дожидается.

— Пусть дожидается, — сказал супруга посла в ответ на второе сообщение.

— Я боюсь… маркиз будет сердиться, — с легким волнением в голосе заметила Николь.

— Он тоже может подождать, — отвечала супруга посла. — Я уверена, моя дорогая, что, увидев, какая вы хорошенькая, он поймет, что ради этого стоило немного потерпеть.

Поглядев в зеркало, Николь сама себя не узнала.

Супруга посла подобрала ей белое вечернее платье из гардероба своей младшей дочери.

Оно удивительно хорошо сидело на Николь, и понадобилась всего одна английская булавка, чтобы чуть заузить его в талии.

Турнюр этого платья из тонкого шифона был обшит каскадом оборок и заканчивался небольшим шлейфом.

На плечах Николь сверкали брызги крошечных стразов, делая ее похожей на цветок с росинками на лепестках.

Горничная супруги посла уложила ей волосы в модную прическу.

За неимением фаты они смастерили ее из тюля, который был куплен на платье.

В ней Николь казалась эфирным созданием.

Фата удерживалась на волосах маленькой диадемой с алмазами, принадлежащей супруге посла.

— Вот теперь вы действительно похожи на невесту! — с восторгом воскликнула ее превосходительство.

Служанка открыла дверь, и они медленно спустились по лестнице.

Адъютант бросил на Николь восхищенный взгляд и бросился открывать перед нею дверь в гостиную.

Маркиз с послом при виде Николь поднялись с кресел. Она застенчиво приблизилась к ним.

Маркиз долго смотрел на нее, а потом сказал:

— Именно так вы и должны были выглядеть!

— И именно так вы должны были сказать! — воскликнула супруга посла.

— Капеллан ждет, — напомнил посол.

Маркиз подошел к стулу, на котором лежал букет цветов. Он взял его в руки, и Николь увидела, что это розы.

Она поняла, что он выбрал их из-за картины «Мадонна в беседке из роз».

Николь посмотрела на него с благодарностью, но ничего не сказала. Слова были излишни.

В глазах маркиза появилось выражение, которого она никогда раньше не видела.

Николь показалось, что она возносится к небу. Маркиз предложил ей руку, и в сопровождении посла и его супруги они пошли в часовню.

Часовня находилась во внутреннем дворе посольства. Когда они прибыли, священник уже облачился в стихарь и готов был свершить таинство. Кто-то невидимый негромко играл на органе. Когда маркиз вел ее по проходу между скамьями, Николь показалось, что ее отец и мать в эту минуту рядом и видят, как она счастлива.

Капеллан произнес чудесные слова обряда бракосочетания.

Маркиз надел на палец Николь свое кольцо с печаткой. Для нее это был самый драгоценный подарок в мире. Вместе с ним он вручил ей Небо и Землю. Они опустились на колени для благословения.

В эту минуту Николь подумала, что те молитвы, которые она обращала к «Мадонне в беседке из роз», помогли им соединиться.

Невероятно, немыслимо — но маркиз полюбил ее!

Когда они выходили из часовни, Николь испугалась, что красота и святость их венчания слегка увянут, если им придется завтракать — в посольстве.

К ее облегчению, маркиз повел Николь к парадному входу, где у ворот ихожидала карета.

— Примите наши наилучшие пожелания и будьте счастливы, — сказал посол.

— Я благодарен вашему превосходительству за все, — ответил маркиз.

Супруга посла поцеловала Николь.

— Вы счастливица, моя дорогая, и маркиз тоже счастливец, — сказала она. — Ни у кого из пэров нет такой красивой жены!

— Неужели все это не сон… — пролепетала Николь.

— Пришлите мою диадему с каретой, когда вернетесь на яхту, — сказала супруга посла. — Но платье прошу вас принять в качестве свадебного подарка.

— Вы действительно мне его дарите? — спросила Николь.

— Следовало бы подарить вам вазу из серебра, — улыбнулась супруга посла, — но мне кажется, что это более практичный подарок. Кроме того, моя горничная уложила для вас еще несколько платьев, пару ночных рубашек и туфли.

— Как мне вас благодарить? — воскликнула Николь. — Огромное, огромное вам спасибо!

Она поцеловала супругу посла и забралась в карету.

Маркиз сел рядом с ней и, когда лошади тронулись, взял ее руку и поднес к губам.

— Не могу поверить, что… это правда, — пробормотала Николь.

— Это правда, — ответил маркиз, — и я расскажу вам об этом, когда мы вернемся на яхту.

Пока они отсутствовали, матросы не теряли времени даром.

«Морской конек» был украшен флажками и расцвечен огнями.

Трап увит гирляндами цветов, на борту играла музыка.

Вся команда во главе с капитаном встретила их троекратным «Ура».

Маркиз поблагодарил всех и повел Николь в салон.

Только сейчас она вспомнила о диадеме.

Маркиз осторожно снял ее с головы Николь и отдал Довкинсу, который поспешно сбежал по трапу и передал диадему кучеру.

Потом Николь сняла фату, и яхта подняла якорь.

Не успели они отчалить, как стюард подал завтрак.

Кок приготовил любимые блюда Николь, но она была так взволнована, что даже не почувствовала их вкуса.

Она могла думать только о том, что маркиз сидит рядом.

Он рассказал ей о британских линкорах, которые вошли в Дарданеллы.

И хотя маркиз более ничего не сказал, Николь поняла, что это его заслуга.

«Он такой… умный и такой… замечательный, — сказала она себе. — Как он мог… меня полюбить?»

После завтрака, когда они остались одни, маркиз сказал:

— Мне так много нужно сказать тебе, моя любимая, и я не хочу, чтобы нас беспокоили. Я думаю, нам лучше спуститься вниз.

Если бы он попросил ее подняться по радуге в небо, Николь согласилась бы. Но она по-прежнему не могла поверить, что все это происходит наяву.

Спускаясь вниз, она думала, что вот-вот проснется и окажется в одиночестве.

Маркиз не повел Николь в ее каюту, как она ожидала.

Вместо этого он открыл дверь своей.

Она вошла и замерла на пороге, пораженная тем, что увидела.

Вся каюта утопала в цветах.

Их аромат окутал ее, и она поняла, что все это розы.

Там были розы почти всех существующих оттенков — но у изголовья кровати стояли лишь белые.

— Как вы догадались?! — воскликнула Николь.

— Разве мог я подумать, что тебя привлекают другие цветы? — спросил маркиз. — Я знаю, моя драгоценная, что ты молилась «Мадонне в беседке из роз» с первого дня нашего знакомства — и особенно сильно, когда мне угрожала опасность.

— Да, это так, — согласилась Николь. — Но я думала, что…

Она отвела взгляд.

— Ты думала — о чем? — поторопил ее маркиз.

— Что я надоела вам, — прошептала Николь.

— Надоела? — воскликнул маркиз. — Это была неописуемая пытка — быть рядом с тобой и не иметь возможности поцеловать тебя после того, как мы оставили Константинополь.

— Тогда… почему, — спросила Николь, — почему вы так… отдалились? Я… не понимаю…

Маркиз обнял ее и усадил на кровать.

— Моя драгоценная, — проговорил он, — когда я тебя поцеловал, чтобы русские нас не подслушали, я понял, что люблю тебя так, как не любил ни одну женщину прежде.

Он притянул ее ближе к себе и коснулся губами ее щеки.

— Я видел, что ты чувствовала то же, что и я, — продолжал он, — такое же наслаждение, и понял, что мы были суждены друг другу от начала времен.

— Почему… почему вы… не сказали мне об этом? — прошептала Николь.

— Потому, моя драгоценная, что взял тебя в эту поездку исключительно для собственного удобства, — сказал маркиз и, улыбнувшись, добавил: — И даже на мгновение не мог вообразить, что полюблю тебя. Но когда это случилось, я понял, что нашел в тебе все, что хотел бы видеть в своей жене.

Николь еле слышно пробормотала что-то и спрятала лицо у него на груди.

— И как моя жена, — продолжал маркиз, — ты должна была быть чистой, святой и непорочной до тех пор, пока я не надену тебе на палец кольцо и ты не станешь моей.

— Как могла я догадаться о… том, что вы чувствуете? — прошептала Николь.

— Все, что я чувствовал, — это жгучее, непреодолимое желание поцеловать тебя и пробудить для чуда любви. Но я знал — ты решишь, что это неприлично, пока мы не женаты.

Теперь Николь все поняла.

Она подумала, что никто, кроме него, не смог бы так тонко понять ее чувств, если бы это произошло.

— Теперь ты моя, — сказал маркиз низким голосом, — и только этого, любимая, я ждал. Теперь мне не придется лежать ночи напролет без сна и тосковать по тебе.

Он помолчал и добавил:

— Я не смел на тебя смотреть, потому что боялся не удержаться и поцеловать тебя, потому что уже почти не владел собой.

— Я… люблю… тебя! Я… люблю… тебя! — выдохнула Николь.

Эти невысказанные слова каждую ночь заставляли ее плакать в подушку, и она думала, что никогда не произнесет их вслух.

— Как и я тебя! — воскликнул маркиз.

Николь взглянула на него, и в следующее мгновение его губы прижались к ее губам.

Он поцеловал ее сначала нежно, как будто она была бесценным сокровищем.

В эту минуту святость их венчания еще оставалась с ними.

Потом в нем вспыхнули крошечные искорки наслаждения.

Он понял, что Николь испытывает то же самое, и губы его стали более требовательными.

Николь почувствовала, что тает в его объятиях.

Она была так смущена тем чудом, которое он пробудил в ней, что едва заметила, как он поставил ее на ноги.

Очень осторожно он расстегнул ее платье, а потом поднял Николь на руки и положил на увитую розами кровать.

Только тогда она осознала свою наготу и смущенно потянула к груди простыню.

Розы, казалось, придвинулись.

Их благоухание усилилось, а маркиз сел рядом с Николь и заключил ее в объятия.

Его сердце стучало так же сильно, как в ту ночь, когда на яхту поднялись русские.

Но теперь он билось от любви, а не от страха.