Хочешь, чтобы вести о твоей истерике дошли до короля и он оскорбился бы, узнав, что леди, которую он почтил вниманием, недовольна? Черт бы тебя побрал, Блейз, ведь он не какой-нибудь деревенский сквайр. Он — король, дорогая!

— Король — самый ничтожный из мужчин! — всхлипнула Блейз.

— Ты не можешь отказать ему, сестра. Оставаясь с ним, ты должна быть приветлива и любезна. Ни одна из любовниц Генриха еще не оплакивала своей судьбы, и ты этого не сделаешь. Подумай об остальных, дорогая! Ведь стоит тебе оскорбить короля, Блейз, как его гнев падет не только на тебя, но и на нас с Оуэном. В конце концов ты прибыла ко двору с нами, — пеняла Блисс, подводя сестру к дивану у камина и усаживаясь рядом. — Послушай, Блейз, — уже мягче продолжала она, — ну что здесь такого? Король хочет любить тебя, а он, если верить слухам, превосходный любовник. В его предложении нет ничего страшного, верно?

— Король — женатый мужчина, Блисс! И меня в отличие от тебя это тревожит.

— Король уже давно не живет с королевой, сестра! Кроме того, никто не обвиняет королей в неверности супруге, когда они всего лишь обзаводятся любовницами. Генрих же не сажает своих возлюбленных на трон рядом с собой! Королева уже привыкла смотреть сквозь пальцы на его невинные шалости. Единственное, за что она ненавидит Бесси Блаунт и Мэри Болейн, — это за то, что они подарили Генриху здоровых сыновей, чего она сама так и не сумела сделать.

И потом, Блейз, король так или иначе расстанется с Екатериной Арагонской. Ему нужна жена, которая способна произвести на свет сыновей, и он ее получит. Как жаль, что твой титул так незначителен, иначе ты могла бы занять место Екатерины Испанской!

— Блисс, что ты говоришь! — ужаснулась Блейз словам младшей сестры.

Блисс только с улыбкой пожала плечами.

— Ну вот, наконец-то ты перестала рыдать, — деловито заметила она.

— Что же мне теперь делать, Блисс! Умоляю тебя, помоги мне!

Блисс вздохнула.

— Давай говорить начистоту, Блейз: король не делает тайны из своих намерений. В этом вопросе у тебя нет выбора. Кроме, пожалуй, — она усмехнулась, — выбора цвета портьер для своих новых покоев.

— Что? — задохнулась от возмущения Блейз.

— Ты должна стать любовницей короля, глупышка! Это не просто мимолетный роман между фрейлиной и каким-нибудь придворным средней руки! Несомненно, король отведет тебе собственные покои — поблизости от своих.

— Прямо над его комнатами, соединенные отдельной лестницей, — сухо добавила Блейз, находя в своем положении повод для черного юмора.

Блисс моментально исполнилась почтения к сестре.

— Из тех комнат, говорят, открывается восхитительный вид на реку. У тебя будет сразу несколько слуг! Когда ты перебираешься на новое место?

— Думаешь, мне очень нужна эта свора незнакомых вертихвосток, разносящих по дворцу сплетни о каждом моем поцелуе и вздохе? Нет уж, спасибо! Кроме Геарты, я не хочу никого видеть, — фыркнула Блейз.

— О черт! — выругалась Блисс. — Как будет завидовать ей моя Бетти! При дворе она стала так тщеславна. Она, видишь ли, возлагала на меня большие надежды.

— Блисс, неужели ты неверна Оуэну?

— Нет, — усмехнулась Блисс, качая головой. — Должно быть, мне так и не удастся всецело изменить ему — увы, я люблю этого негодяя! Правда, король редко обращает внимание на дам, счастливых в браке. Он настоящий джентльмен.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что не сможешь «всецело» изменить Оуэну? — не отставала старшая сестра.

— Ну, скажем, я не прочь обменяться поцелуем или обняться с каким-нибудь красавцем. Но ведь это еще не значит, что я изменяю мужу.

— О Блисс! — беспомощно простонала Блейз. — До сих пор я даже и не подозревала, как мы с тобой отличаемся друг от друга! Тебе действительно место только при дворе, а я, как верно подметил король, всего лишь деревенская простушка.

— Он целовал тебя? — слова сестры не произвели впечатления на Блисс.

— Да.

— И что же?

— Это был обычный поцелуй, только и всего, — пожала плечами Блейз, стараясь не вспоминать, какую беспомощность ощущала от прикосновений его губ.

— Черт возьми, сестра, никогда не говори мужчинам ничего подобного! Лучше, если понадобится, притворяйся — особенно с королем. Схитрить совсем нетрудно, а мужчины гордятся, когда женщины говорят, что без ума от них. Он ласкал тебя?

— Да. — — Да? Просто «да»? Рассказывай немедленно! — потребовала Блисс.

— Мне нечего рассказывать, — заявила Блейз, поднимаясь с места. — Оставь меня в покое, Блисс! Я устала и должна отдохнуть. Даже мне, деревенской простушке, известно, что сегодня вечером мне придется появиться за ужином с сияющей улыбкой, если только я не хочу, чтобы в Гринвиче прибавилось сплетен насчет короля и меня.

С того дня, как Блейз получила незримое клеймо собственности короля, к ней стали относиться совсем иначе. В тот же вечер она имела возможность заметить это. Титулованные особы, которые прежде не удостаивали ее даже взглядом, низко кланялись, улыбались и кивали ей, проходя мимо. В покои эрла Марвудского то и дело доставляли приглашения на партии в карты и пикники.

Больше никому не приходилось строить догадки: желание, которое король питал к леди Уиндхем, было заметным и очевидным. Во время застолий король усаживал Блейз рядом с собой на помосте, подавал ей свой кубок и подкладывал на тарелку лучшие куски.

Поведение леди Уиндхем все считали безупречным.

Блисс говорила, что у короля еще не бывало такой элегантной любовницы. Блейз была очаровательна со всеми, но никому не отдавала предпочтения. Ей хватило ума понять, что вряд ли страсть короля к ней продлится вечно, и потому она старалась не наживать себе врагов.

— Я еще не любовница короля, — возражала Блейз сестре.

— Это вопрос времени, — отмахивалась Блисс. — Думаешь, после завтрашнего переезда в новые покои ты сможешь с такой же легкостью держать Генриха Тюдора на расстоянии, как делала это до сих пор? Нет, он настоящий мужчина, и я вообще не понимаю, как это ему до сих пор хватило терпения. Неужели ты не рада? Ты станешь любовницей короля! Какое блаженство!

«Какой кошмар», — мысленно возразила ей Блейз. Конечно, Блисс права: послезавтра ей уже не удастся держать короля на расстоянии. Завтра первое мая, и Блейз предстояло быть избранной королевой майских праздников, королевой красоты и любви. Блисс даже привезла из Лондона свою портниху, чтобы обновить наряды Блейз. Эта женщина оказалась мастерицей своего дела, вынуждена была признать Блейз, хотя льстивые манеры портнихи ее раздражали.

Ну почему все так уверены, что стать любовницей короля — великая честь? Неужели это она ошибается, а все остальные правы? И можно ли ошибаться или быть правым в таких вопросах?

Первого мая восход солнца был особенно ярким и живописным. Блейз и другие придворные дамы поднялись в самую рань, чтобы по обычаю собрать цветущие ветки и яркие бутоны на полях, пока не сошла роса. Этим веткам и цветам предстояло украсить Гринвич. Павильон с занавесями в пурпурную и золотую полоску на невысоком помосте был сооружен на лужайке, там же, где воздвигли майский шест. После службы, которую этим утром посетили все придворные до единого, начался праздник.

Король нарядился в великолепный, короткий, плотно облегающий камзол из светло-зеленой парчи, жесткий от вышивки золотой нитью, мерцающими топазами и золотистым жемчугом. Если бы ему пришлось позднее днем снять верхнюю одежду, то все увидели бы, что рукава его камзола разрезаны, а из разрезов выбивается кремовая шелковая рубашка, вышитая мелким речным жемчугом. Поверх камзола король надел плащ длиной до колена, сшитый из темно-зеленого бархата и отделанный широкими полосами белоснежного горностаевого меха у ворота и по подолу. Его пышные рукава покрывала вышивка, в которой поблескивали жемчужины, а из-под рукавов виднелись кружевные манжеты рубашки. Панталоны имели более темный зеленый оттенок, как и чулки, подчеркивающие форму стройных икр — зеленые полоски на них чередовались с золотыми.

Пряжки туфель с квадратными носами отбрасывали искры.

Редеющие рыжеватые волосы короля были подстрижены по французской моде, на них красовался зеленый берет с тремя страусовыми перьями. На крепкой шее, вздымающейся из ворота верхнего плаща, Генрих носил несколько золотых цепочек, инкрустированных изумрудами или осыпанных разноцветными полудрагоценными камнями. Генрих обожал украшения — все его пальцы были унизаны золотыми кольцами с камнями. Костюм в этот день он выбирал соответственно наряду своей дамы.

Платье Блейз, под которое она надела несколько шелковых нижних юбок, было сшито из ярко-зеленого шелка и имело пышную юбку, расходящуюся колоколом. Кремовая нижняя юбка была расшита узором из маргариток и примул, перемежающимся блестящими топазами, всю ее усыпали маленькие жемчужины золотистого оттенка. На рукавах платья Блейз были такие же разрезы, как и на одежде короля. Это роскошное одеяние было достойно королевы. Стройную шейку Блейз украшали нить жемчуга и золотая цепь, подаренная Блисс на двенадцатую ночь. По требованию короля Блейз оставила волосы распущенными, единственным их украшением служила кремовая шелковая лента, сплошь усеянная речным жемчугом.

— Медовый оттенок волос леди Уиндхем бесподобен, — заметил Чарльз Брэндон королю. — Какая жалость, что ныне в моде чепцы!

Блейз танцевала с одиннадцатью другими молодыми женщинами, в числе которых были Блисс и леди Адела Марлоу, — они получили приглашение лишь благодаря Блейз, которая с изумлением обнаружила, что в таких вопросах ее слово считается законом. «Так вот что такое власть», — размышляла она, не понимая, нравится ей это или нет. Возможно, цена за власть слишком высока. Они кружились вокруг майского шеста, сплетаясь в затейливых фигурах, не выпуская из рук разноцветные ленты. Когда майский шест оказался полностью увит ими, каждая из дам нашла себе партнера, и пары пустились танцевать на лужайке, заросшей мелкими ромашками. Блейз пришлось выбрать короля.

Вместе они исполнили первый из изящных придворных танцев, а чуть позже перешли к резвым и буйным деревенским пляскам. Король оказался превосходным и неутомимым танцором, мало кто мог сравниться с ним, кроме Блейз.

На мгновение она забыла о своих горестях и просто наслаждалась праздником. Вскоре ее щеки порозовели, и среди шума и музыки зазвучал мелодичный смех — король высоко подбрасывал ее в танце, и Блейз бесхитростно смеялась ему в лицо. Наконец остальные, уже успевшие устать и не питающие надежд соперничать с королем и Блейз, прекратили танец, взяли кубки у проходящего слуги и стали неторопливо прогуливаться по лужайке.

Под завистливыми взглядами других мужчин, которых не останавливало даже присутствие Генриха Тюдора, Блейз болтала и смеялась свободнее, чем когда-либо с тех пор, как прибыла ко двору. Король наблюдал за ней, чувствуя, как вспыхивает в нем страсть. После танца Блейз тяжело дышала, и ее грудь поднималась над вырезом платья. Кое-кто из мужчин осмелился даже в открытую разглядывать то, что Генрих Тюдор считал своей собственностью. Только теперь он понял: пока он всецело не овладеет ею, она не будет по-настоящему принадлежать ему. Как она прекрасна и невинна, эта деревенская простушка! Она должна быть его любовницей! Больше он не в силах ждать! Только Богу известно, какой ценой удается ему сдерживаться. Блейз весело рассмеялась какой-то шутке своей сестры, и тут терпение короля лопнуло.

Крепко схватив за руку, король оттащил ее от остальных и заявил:

— Идемте, мадам! У нас есть другие дела. — Он поспешил через лужайку, не обращая внимания на изумленные взгляды и позы окружающих. Генрих почти волоком привел Блейз во дворец, в свои внутренние покои.

— В чем дело, милорд? — воскликнула Блейз, опасаясь; что чем-нибудь оскорбила его, и исполнилась страха за своих близких.

Генрих с треском захлопнул дверь.

— В чем дело, мадам? Это я вам сейчас объясню. Вы преследуете меня наяву и во сне! Я предлагаю вам любовь, а вы робеете! Я желаю вас, как ни одну женщину в мире, а вы отказываетесь! Я был терпелив, мадам, но мое терпение не безгранично. Я хочу вас, и вы будете моей! Здесь, и немедленно! — схватив Блейз в объятия, король страстно поцеловал ее, жадно впиваясь губами в ее губы.

Блейз попыталась оттолкнуть его, но он лишь усмехнулся:

— Нет, мадам, больше я не намерен мириться с вашими отказами! Ни за что! — Он подтащил Блейз к длинному дубовому столу, поставил к нему лицом и приказал:

— Наклонитесь, мадам, и положите ладони на стол.

— Милорд, умоляю вас… — начала было она, но Генрих резко оборвал ее:

— Только заговорите еще раз без позволения, мадам, и клянусь, я отдам вашего ребенка Тому Сеймуру. А теперь делайте, как ведено!

Блейз медленно положила ладони на стол и склонилась над ним. «Плакать нельзя, — молча предупредила она себя. — Жизнь Ниссы зависит от того, как я поступлю. Нельзя и отталкивать его: если он будет недоволен, пострадает моя дочь».