— Откуда взялась эта рубашка? — спросила Блейз. — У меня такой не было:

— Это подарок миледи Фицхаг, мистрис, — отозвалась Геарта. — Она прислала ее сегодня с наставлением, чтобы вы надели ее вечером. Никогда еще такой не видывала!

Блейз от души расхохоталась. Это было вполне в духе Блисс — прислать ей столь откровенное одеяние.

— Да, Геарта, — кивнула она, — и мне не доводилось видеть ничего подобного. Кажется, что-то в этом роде носят французские куртизанки, но это не важно. Если моя сестра считает ее подходящей для меня, тогда кто же я такая? Деревенская мышка для дворцового кота.

— Как приятно слышать, что вы смеетесь, миледи! — воскликнула Геарта. — Последние недели вам было невесело. — Она взяла щетку и, усадив свою госпожу, принялась расчесывать ей волосы.

—  — Я решила отказаться от борьбы с судьбой, Геарта, что мне еще остается делать? — вздохнула Блейз.

Геарта расчесывала волосы своей госпожи плавными взмахами, пока они не заблестели в теплом свете свечей.

Внезапно дверь, скрытая среди панелей стены, отворилась, и в комнату вошел король, одетый в стеганый синий бархатный халат. От неожиданности Геарта выронила щетку, и та глухо стукнулась об пол.

— Кто это рядом с тобой, дорогая? — с улыбкой спросил король. Сегодня он был невозможно обаятелен.

Блейз вскочила и опустилась в реверансе.

— Это Геарта, моя горничная, ваше величество.

Опомнившись, Геарта низко присела перед Генрихом.

— И давно ты служишь своей госпоже, Геарта? — спросил король.

— С тех пор, как она вышла замуж за милорда Эдмунда, сир, — поспешила ответить Геарта. — Я родилась в Риверс-Эдже.

Король стащил с мизинца узкое золотое колечко и протянул его горничной:

— Возьми этот маленький знак благодарности за твою верную службу леди Уиндхем, Геарта. Надеюсь, ты и впредь будешь заботиться о ней.

У Геарты от изумления открылся рот, и, только когда Блейз с силой толкнула ее в бок, горничная низко присела и приняла у короля кольцо.

— О, благодарю вас, ваша милость! Не сомневайтесь, я буду как следует заботиться о миледи, — пробормотала она, пятясь из комнаты.

— Она чуть не умерла от испуга, — улыбнулась Блейз. — Вы наградили ее с королевской щедростью, милорд. Она навсегда запомнит это и когда-нибудь будет рассказывать внукам, что удостоилась беседы с самим королем, который подарил ей кольцо.

— У нее есть дети? — спросил Генрих.

— Да, несколько, но она вдова. Дети уже выросли и служат Уиндхемам.

— Дай-ка взглянуть на тебя, — попросил Генрих и поставил Блейз перед собой. Медленно обведя взглядом ее фигуру, он заметил:

— Этот наряд невыносимо соблазнителен, мадам. Пройдитесь по комнате. — Когда Блейз выполнила приказ, король широко заулыбался. — В нем при ходьбе видны твои восхитительные обнаженные ножки.

— Эта рубашка — подарок моей сестры, — призналась Блейз.

— Прелестная леди Фицхаг знает, как позолотить розу, — заметил король, — но я вижу, рубашка тебе не нравится.

— Пожалуй, сир, для меня она слишком откровенна, — тихо подтвердила Блейз. Она уже не боялась стоящего перед ней мужчины. И только чувства, которые он возбуждал в ней, вызывали у Блейз страх.

Король шагнул ближе и небрежным движением разорвал рубашку, швырнув обе половины в огонь, где они с шипением исчезли во вспышке пламени. Ошеломленная Блейз застыла на месте.

Долгое время король разглядывал ее, прежде чем: произнести:

— Как же долго я мечтал увидеть тебя такой, какой сотворил тебя Бог! Ты меня не разочаровала. — Взяв Блейз за руку, он подвел ее к огромному зеркалу. Стоя рядом, Генрих подхватил ладонями ее груди, и тяжесть теплой плоти вызвала у него взрыв желания. — Твои прелести безупречны, Блейз, — пробормотал он и, склонившись, запечатлел поцелуй на ее округлом плече. Тем временем его пальцы медленно скользили по соскам.

Блейз глубоко вздохнула, чувствуя, как ее охватывает знакомая истома. Каким образом ему удается возбудить в ней такие ощущения? Ведь она его не любит! Генрих — ее король. В случае отказа он угрожает благополучию ее ребенка. Он грубо обошелся с ней, и тем не менее его прикосновение рождало внутри Блейз пламя. Неужели так бывает со всеми женщинами? Она прижалась к королю, и ее груди налились от ласки. Сквозь полузакрытые веки Блейз разглядела, что Генрих улыбается.

— Похоже, дорогая, ты тоже чувствуешь желание, верно? — Его губы принялись исследовать ее стройную шею, задержавшись в месте слияния шеи и плеча. — О моя прелесть, ты заставляешь меня сгорать от страсти! — Он подхватил Блейз на руки, пронес ее через всю спальню и бережно уложил в постель.

Блейз лежала неподвижно, наблюдая, как король сбрасывает сначала стеганый халат, затем белую шелковую ночную рубашку. При виде его наготы Блейз широко распахнула глаза. Если ее тело казалось Генриху прелестным, то Блейз сочла своего царственного любовника великолепным. Его плечи были широкими и сильными, как и грудь, заросшие густыми красноватыми волосами, тело — стройным, с узкой талией и бедрами, а ноги — длинными и мускулистыми, тоже покрытыми волосками. Низ живота украшал пушистый треугольник пепельных завитков, окружающих мужское достоинство. Увидев орудие, ранее вонзавшееся в ее плоть, Блейз была изумлена его размерами — она не могла поверить, что такое громадное копье поместилось в ней.

Перехватив ее взгляд, Генрих рассмеялся:

— Да, дорогая, вот этот малыш сегодня днем произвел хаос в твоих сладких ножнах! Взгляни на него и убедись сама — он уже успел отдохнуть и вновь проголодался. Ему не терпится вкусить твоих прелестей. Но сейчас он не станет спешить — в прошлый раз он поторопился лишь благодаря чудовищному аппетиту. — Король бросился на постель и положил Блейз к себе на грудь, так, что чувственные соски ее грудей соприкоснулись с его жесткими волосами. — А теперь поцелуй меня, деревенская простушка, — попросил он. — Я жажду коснуться твоих милых губ.

Она склонилась, и их губы встретились в робком поцелуе. Блейз еще никогда не приходилось оказываться сверху, и ее щеки потеплели при этой возбуждающей мысли. Генрих требовательно поцеловал ее в ответ, прижимая язык к ее губам, дразня их, вызывая у Блейз и вожделение, и угрызения совести. Он понял, как она смущена.

— Нет, дорогая, — прошептал он ей прямо в губы, — тебе незачем смущаться. Разве ты не знаешь, как я люблю тебя, Блейз? — Он осторожно положил ее на спину и взглянул прямо в глаза. — Твой король любит тебя, моя милая деревенская простушка. Он вручает тебе свое сердце. Неужели ты отвергнешь его? Разве можно быть такой жестокой?

— Мне жаль вашу бедную жену, сир, — пробормотала Блейз, не осмеливаясь верить только что услышанным словам. Разве можно верить тому, что король или любой другой мужчина скажет, чтобы соблазнить женщину? Как жаль, что ей так недостает опыта!

— Милая моя Блейз, — ответил король, — у меня нет жены. Священники давно убедили меня, что брак, совершившийся между мной и принцессой Арагонской, является незаконным перед лицом Бога, — ведь она была замужем за моим братом, Артуром. Вот почему Бог и отказывает мне в сыновьях. Мой брак — тяжкий грех, и потому его нельзя считать настоящим. Мои сыновья от Бесси Блаунт и Мэри Болейн — свидетельства Божий, что с законной женой я буду иметь сыновей, которые мне так нужны.

Ты, моя дорогая, вдова, а я — холостяк, права которого вскоре будут подтверждены папой. Я в этом уверен. Мы можем без опасений любить друг друга, Блейз! Не отвергай меня, любимая, ибо, поступая так, ты разбиваешь мое сердце!

— О Гэл! — воскликнула Блейз, понимая, что совершает безумный поступок, но не в силах устоять. — Люби меня, мой повелитель!

Рассудок предостерегал ее: она еще пожалеет о своих словах. В конце концов король предаст ее. Однако после смерти Эдмунда она страдала от тоскливого одиночества, ей недоставало наслаждений, которые испытывают вместе мужчина и женщина. Короля не следовало отвергать, так зачем же медлить, не давая себе насладиться? Хуже, чем сейчас, ее положение уже не станет. В сущности, ее давно уже поздравляют с тем, что ей удалось завоевать благосклонность короля.

Понимая, что одержал победу, Генрих Тюдор покрыл ее лицо страстными поцелуями, склонился над грудью Блейз и попробовал на вкус сначала один, а затем другой сосок.

Его зубы осторожно прикусывали нежную плоть, и по всему телу Блейз разбегались волны удовольствия. Он жадно припадал к ее соскам, заставляя ее вздрагивать от блаженства. Он коснулся коленом ее ног, и они послушно раздвинулись. Улегшись между ее ногами, он направил свое громадное орудие точно в цель одним длинным, плавным движением, которое исторгло у Блейз крик наслаждения и боли. Не спеша он отстранился, а затем вновь вернулся на прежнее место, и каждый раз он проникал в нее все глубже.

Звук, напоминающий плач, слетел с ее уст, и ее ногти впились в сильную и широкую спину короля. Ее бедра неистово задвигались, пока он заполнял ее собой, и, достигнув первой вершины страсти, Блейз закричала, вонзая ногти еще глубже в мускулистое тело.

— Вот оно что! — довольно пробормотал король ей на ухо. — У моей кошечки острые коготки! Значит, ей нравится моя любовь. Отвечай же, дорогая: она нравится тебе?

— Да, да! — задыхаясь, простонала Блейз. — О Гэл!

Не прекращай эти чудесные муки! Не останавливайся, умоляю тебя!

Чем больше он отдавал ей, тем сильнее разгоралось ее желание. Наконец-то, думал Генрих, он нашел женщину, страстность которой не уступала его собственной! Он не мог поверить, что эта милая простушка, несмотря на свою робость, способна превращаться в разъяренную тигрицу. Он свирепо набрасывался на нее, пока Блейз не изогнулась под ним, и он не излился в ее тайный сад.

Румянец отхлынул от ее лица, но теперь, пока Генрих отдыхал, ее щеки медленно начинали розоветь. Поднявшись с кровати, король прошел через комнату к столу, где стоял графин с крепким красным вином. Наполнив два кубка, он вернулся в жаркую постель и укрыл одеялом Блейз. Осторожно притянув ее в объятия, он поднес кубок к ее губам.

Поперхнувшись, Блейз глотнула крепкого вина и обнаружила, что оно великолепно подкрепляет силы. Убедившись, что вино пришлось ей по вкусу, король глотнул из своего кубка.

— Ты сумела угодить мне; Блейз, — наконец произнес он. — Ты несказанно угодила своему королю.

— И вы тоже угодили мне, милорд, — отозвалась она.

Генрих рассмеялся, вспомнив, что прежде не слышал этих слов ни от одной женщины. Он не сомневался, что женщины довольны им, но ни одна открыто не признавалась в этом.

— Ты — словно струя свежего воздуха в моей жизни, Блейз Уиндхем. Ни когда еще мне не доводилось любить такую женщину, как ты.

Он снова заговорил о любви. Как просто он обращался с этим словом, но в самом ли деле думал то, о чем говорил?

Впрочем, какая разница? Пока она — его любовница, и, несмотря на свою деревенскую наивность, Блейз знала, что в конце концов им придется расстаться. Даже если церковь даст разрешение на развод с королевой, Генрих Тюдор не женится на дочери нищего баронета из Херефордщира, какой бы страстной она ни была. Его женой должна стать принцесса.

Король задремал, положив на плечо Блейз свою львиную голову. Под мужским обличьем таилась душа одинокого мальчика — Блейз видела, каким беспомощным и добрым стало его лицо во сне. Сейчас она испытывала к королю почти материнские чувства и улыбалась самой себе в полумраке комнаты, освещенной отблеском огня из камина. Но в любви он был отнюдь не мальчиком — это Блейз поняла, несмотря на свою неопытность. Долг каждого подданного — служить королю, подумала она, и она будет служить ему телом до тех пор, пока это угодно Генриху.

Он сказал, что любит ее, и Блейз подозревала, что в каком-то смысле он сказал правду. По крайней мере в этот миг он верил своим словам. Генрих Тюдор не был скуп, и Блейз понимала: когда-нибудь, когда придет пора расстаться, он не забудет отблагодарить ее. Вероятно, он выберет для нее мужа, и ей придется послушно выйти замуж, ибо теперь Блейз понимала: женщине нужна мужская защита, чтобы выжить в этом жестоком мире. А пока, в объятиях короля, она была в безопасности и, что еще важнее, могла не тревожиться за судьбу Ниссы. По крайней мере в заботе о дочери она не обманет ожиданий Эдмунда.

Глава 10

Началось лето, и двор перебрался из Гринвича в близлежащий Элтем. Так же как и Гринвич, Элтем окружали обширные парки. Здесь король и его свита проводили дни, охотясь с соколами и с собаками, играя в шары на лужайке, стреляя из луков. Король развлекался, обучая Блейз стрелять, и, к его изумлению, она очень быстро стала метким стрелком.

— Ей-богу, дорогая, мне придется дать тебе офицерский чин, если начнется война, — одобрительно заметил он однажды теплым летним днем.

Стояла настолько теплая погода, что они зачастую проводили на воздухе целые дни, уходя во дворец лишь с наступлением темноты. Устраивались многочисленные пикники, балы и катание на лодках по озеру в королевском парке. Но король часто покидал общество еще ранним вечером, ибо новая возлюбленная не наскучила ему и он по-прежнему изумлялся силе ее страсти. Однако в поведении Блейз на людях не было ничего вызывающего — «Тихая любовница»— так прозвал Блейз кардинал Уолси, и это прозвище сразу прилипло к ней. В отличие от своих предшественниц, Элизабет Блаунт и Мэри Болейн, Блейз Уиндхем не воспользовалась вниманием короля, чтобы завладеть властью. При дворе находились люди, которые считали, что попросту глупо упускать преимущества, открывающиеся перед нею, как перед фавориткой короля. Они не понимали женщины, которая предпочитала не разрабатывать эту золотую жилу, чтобы помочь родственникам и друзьям, что все считали вполне естественным делом. Лишь немногие, вроде Томаса Мора, догадывались, что прекрасная молодая вдова не стремилась завоевать расположение короля и, хотя служила ему верой и правдой, предпочитала делать это с достоинством и скромностью, какие только возможны для женщины в ее положении. Она не нажила себе врагов, и даже те, кто считал ее глупой из-за явного недостатка тщеславия, вскоре были покорены ее добротой, учтивыми манерами, мягким остроумием и обаянием.