Анна Годберзен - Блеск

— Его королевское высочество принц Баварии.

Изабелла встала. Рукава её кремовой блузки скользнули вниз, пока хозяйка дома поправляла одежду.

Несколько секунд спустя Пруденс несколько неохотно поднялась вслед за мачехой. В гостиной Шунмейкеров повисло напряженное молчание. И тут вошел принц в костюме цвета слоновой кости и с соломенным канотье в руках. Он щелкнул каблуками черных парадных туфель, кивнул и принялся целовать дамам руки, шепча каждой «Вы прелестны».

К Пенелопе он подошёл в последнюю очередь и задержался возле неё, не отпуская кончики её пальцев после поцелуя. Горничная, убравшая пролитый Пенелопой чай, всё ещё суетилась поблизости, склонив голову в белом чепце с рюшами. Пенелопа жестом подозвала её и сказала:

— Что будете пить, ваше высочество?

— Шампанское.

Принц выпустил её руку, но глаз не отвел. Горничная, услышав его пожелание, забрала у гостя шляпу и пошла за напитком. Принц оказался выше, чем помнила Пенелопа, а его глаза — светлее. Казалось, он совсем не моргал, а лишь откровенно пожирал её глазами так долго, что Пенелопа даже почувствовала приятное потрясение.

— Вы уже бывали у нас? — быстро спросила она, понимая, что за ними наблюдают. — Наш дом очень красив. Члены семьи моего мужа — видные коллекционеры.

Принц наконец оторвал от неё взгляд и осмотрел обшивку потолка и богато украшенные стены.

— Да, вижу, — пресыщенным тоном отозвался он.

Пенелопа наклонила голову с высокой прической, и принц протянул ей руку, словно приглашая обойти комнату и осмотреть портреты и скульптуры. Когда они отошли от остальных присутствующих, Брэдли уселся рядом со старшей миссис Шунмейкер, а Пруденс обиженно уткнулась в книгу.

— Не могу выразить словами, как мне понравились цветы, принц…

— Можете называть меня Фредерик, мадам.

— Хорошо, принц Фредерик. Не могу выразить словами, как мне понравились цветы, хотя могу себе представить, что вас привела в замешательство утренняя заметка в «Империал». Надеюсь, вы не думаете, что я настолько некультурна, что предала вашу заботливость огласке?

— Это была не заботливость. — Принц широко улыбнулся, блеснув большими здоровыми зубами, и Пенелопа сразу поняла, что именно такой комплимент она хотела услышать. Нос принца был крупнее, чем у Генри, и Пенелопа предполагала, что причина тому королевская кровь. — Знаете, дорогая, на континенте, когда мужчина — настоящий мужчина — видит что-то красивое, что он жаждет получить, он не тратит время на замешательство, а просто выказывает свой интерес. Вот и все, что я сделал.

В груди Пенелопы расцвела приятная жизнерадостность, и девушка улыбнулась, медленно, но уверенно, адресуя улыбку ему одному. Она уже забыла, каково это: флиртовать с незнакомым мужчиной. Во время прогулки они держались на безопасном расстоянии друг от друга, разве что локоток Пенелопы устроился на сгибе руки принца.

Соприкосновение их рук стало для Пенелопы неким волшебством, словно намекая на то, что принц желал касаться её не только рукой.

— Так значит, вы настоящий мужчина? — слегка шутливо спросила Пенелопа.

— Мне жаль, если при нашем… знакомстве вы посчитали меня не таким, — в столь же беззаботной манере ответил он. — Но уверяю вас, с этого дня вам больше не удастся спутать настоящего мужчину с кем-то менее надежным.

Они обошли ещё одно скопление антикварных диванов и алебастровых торшеров и развернулись обратно в направлении вестибюля. Полуденный свет играл на высоких скулах Пенелопы и блестящих волосах смелого гостя. Пенелопа невольно улыбнулась и, оглянувшись, поняла, что у порога гостиной стоит Генри. Он остановился в дверях и в своем коричневом костюме и почти такой же, как у принца, шляпе казался портретом в дверной раме из красного дерева.

— Как нам повезло, что нас посетил гость, способный не только очаровывать, но и наставлять, — сказала она, глядя на Генри, но обращаясь обольстительным шепотом к принцу. — Я искренне желаю, чтобы ваше общество доказало, что я не заблуждаюсь.

Принц отвел взгляд от Пенелопы, посмотрел на силуэт в холле и сразу же понял, в чем дело, но не ослабил руку, на сгибе которой покоился локоток Пенелопы, и никоим иным образом не попытался отстраниться от спутницы. Они находились возмутительно близко друг к другу для замужней женщины и мужчины, который, по слухам, ухаживал за французской аристократкой.

— Но зачем мне вести себя столь безрассудно? — ответил принц как раз перед тем, как Генри надвинул шляпу на лоб и тронулся с места.

Пенелопа повернулась лицом к гостю и медленно, со смыслом подмигнула ему.

— Не думаю, что вы на это пойдете, — сказала она и завела его в тихий уголок, где можно было говорить, не опасаясь чужих ушей, но и света было достаточно, чтобы принц в полной мере оценил её красоту. Устроившись там и приняв напитки из рук ливрейного лакея, Пенелопа лениво предложила: — Знаете, сегодня вечером мой свекор устраивает прием в честь моего мужа, который только что вернулся из армии. Может быть, придете и докажете мне, что далеко не безрассудны?

Молодая пара спустилась с высокого перрона и влилась в толпу, бредущую по Сёрф-авеню к деревянной набережной. Они выглядели обыкновенной парой: юноша в коричневом костюме из тонкой шерсти и соломенной шляпе и девушка в белой приталенной рубашке и длинной темно-синей юбке. Единственное, что отличало их от прочих визжащих загорелых любителей развлечений — короткие волосы девушки, но их сложно было заметить под частично скрывавшей лицо соломенной шляпкой. Пока они не вышли на набережную, девушка держалась чуть позади, но едва ступив на дощатый променад, юноша развернулся и обнял спутницу за талию.

— Я соскучилась, — прошептала Диана, прикусывая нижнюю губу от нахлынувших на неё чувств. Встреча с Генри показалась ей столь сладкой после несправедливой разлуки. — Без тебя мне невыносимо.

— Это чересчур, — сухо ответил Генри. Но тут же рассмеялся и подхватил Диану под мышки, подняв её в воздух и закружившись вместе с ней. — Думаю, я с ума схожу, — добавил он, почти крича. — Я так по тебе соскучился!

Но никому на Кони-Айленде не было дела до ещё одной влюбленной парочки, потерявшей голову от любви, и любая возможность выдать себя потонула в визге, раскатах смеха, скрипе карусели и далеком рокоте прибоя. Воздух был теплым, несмотря на солоноватый ветерок, и вскоре Генри снял пиджак и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Сейчас молодые люди находились вдалеке от гостиных Манхэттена.

День только начинался, и какое-то время у Дианы и Генри голова шла кругом. Они прокатились на карусели — Генри крепко держал Диану перед собой, пока механические лошади неслись по кругу, — а затем отправились предаваться простым развлечениям.

Диана успела проехать через всю страну, но её сердце все равно замирало, а глаза распахивались от диковинок, увиденных здесь. Они с Генри посмотрели в калейдоскоп, затем увидели бородатую женщину, татуированного мужчину, карлика и великана. Позже сели под полосатым тентом выпить пива с жареными моллюсками. Они смотрели друг на друга счастливыми глазами, в которых плясали солнечные блики, и в блаженном молчании наслаждались любимым обществом.

— Как бы я хотел проводить так каждый день, — спустя некоторое время сказал Генри.

Женщины в оборчатых купальных костюмах щеголяли обнаженными лодыжками, словно это в порядке вещей, привлекая свист и ленивые одобрительные улыбки совершенно не кажущихся возмущенными джентльменов с подкрученными вверх длинными усами. Диана протянула руку и коснулась кончиками пальцев подбородка Генри, любимой части его тела. Со времени их последней встречи он побрился, и теперь его кожа казалась по-девичьи мягкой, что шло вразрез с нарочито нахмуренными бровями.

— Почему бы и нет? — с легкостью в голосе отозвалась Диана.

— Потому что у тебя самая строгая мать во всем Нью-Йорке… — начал Генри, поднимая бутылку пива и чокаясь с Дианой.

— …на которую я совершенно не обращаю внимания, — перебила его девушка, с хихиканьем касаясь своей бутылкой его пива, прежде чем сделать долгий глоток.

— … а я женат на самой жутко самодурствующей светской даме в городе.

— О, — беззаботно отозвалась Диана. — Она.

— Да, она. Господи, ну почему мы не сбежали, когда была такая возможность? — Голос Генри звучал мрачно, хотя типично ослепительный для побережья солнечный свет с такой любовью падал на его кожу, что она казалась почти золотой, и Диана почти видела тонкие нити, из которых была соткана его белая рубашка с воротником. Закинув ногу на ногу, Генри откинулся назад на складном деревянном стуле и мог бы показаться любому стороннему наблюдателю полноценно отдыхающим человеком. Но Диана провела рядом с ним много часов и услышала в его голосе беспокойство. — Мы не должны были позволять этим гарпиям вновь нас увидеть. Вообще не должны были возвращаться в Нью-Йорк.

— То же самое говорит и Элизабет, — заметила Диана, словно подумав вслух, глядя на море. — Она говорит, что здесь не место для нас.

Складной деревянный стул скрипнул по потрепанным морем доскам, когда Генри резко выпрямился.

— Ты рассказала о нас Элизабет?

— Конечно, она же моя сестра! — Диана рассмеялась и ласково положила руку на плечо Генри. — И не делай такое лицо, она полностью на нашей стороне.

— Правда? — Генри изумленно покачал головой. Он на секунду замолчал, собираясь с мыслями. — Как думаешь, что она имела в виду, говоря «не место для нас»?

— Нью-Йорк, Манхэттен, гостиные и бальные залы, скачки, особняки на Лонг-Айленде… — Диана вздохнула и счастливо пожала плечами, прервавшись, чтобы посмотреть на веселящихся прохожих. — Она говорит, что здесь нам никогда не позволят быть вместе, — добавила девушка и, хотя собиралась пояснить это беззаботно, почувствовала, что голос её против воли понизился, а тон стал более зловещим. — И чтобы жить счастливо, нам нужно уехать.

Генри пристально посмотрел на неё и положил обтянутую брюками лодыжку на колено другой ноги. Вытащил из кармана рубашки сигарету и взял её в рот, отвернувшись от Дианы лишь на секунду, чтобы зажечь спичку. Он затушил огонек, бросил обгоревшую спичку между досками и на выдохе вновь посмотрел Диане в глаза.

— Поехали, — сказал он. Медленный ленивый тон исчез, и Диана уставилась на дернувшееся горло Генри, единственную часть его тела, не оставшуюся спокойной и уравновешенной. Диана наклонилась и вытащила из нагрудного кармана Генри сигарету для себя. Влюбленные не отводили друг от друга взгляда, пока Генри перегибался через небольшой круглый столик, чтобы помочь Диане прикурить.

— Куда? — после паузы спросила Диана.

Генри окинул взглядом черных глаз волны и людей на пляже и вновь посмотрел на неё.

— А куда ещё едут американцы, когда устают от родной страны? В Париж.

— В Париж? — Диана быстро затянулась и выпустила дым. Курение напомнило ей о проливном серебристом дожде в Гаване. Сбежав из дома, она пристрастилась к курению и понимала, что сейчас эта привычка её радует, поскольку сердце билось очень быстро, а табак успокаивал нервы. Диана точно не знала, отчего так занервничала, услышав предложение Генри: ведь у неё легко получилось в одиночестве гнаться за ним через всю страну. Но в прошлый раз она убегала из дома с тяжестью на сердце, зная, что совершает ужасный поступок. Тогда она уезжала с четко обозначенной целью. А предложение Генри означало, что придется отринуть прошлое ради места, которое никогда не видела и будущего, которое не могла себе вообразить. — Но на что мы будем жить?

— У меня есть немного личных денег из тех, что завещала мне мать… — Генри выдохнул клуб дыма, на секунду затуманивший его благородное загорелое лицо, и отбросил окурок в сторону. — Я больше не могу притворяться, не могу выносить детских игр с Пенелопой. Не могу больше терпеть постоянных мыслей о тебе без возможности обладать тобой. Пожалуйста, давай уедем, и все встанет на свои места.

Диана закрыла глаза и позволила себе отбросить все предположения о том, как пройдет остаток её жизни, и чем будут заняты её дни. Она слегка кивнула, словно собираясь с духом, и потянулась через деревянный столик к руке Генри.

— Ты хочешь уехать в Париж со мной?

Он накрыл её руку обеими ладонями.

— Больше, чем чего-либо в жизни. Я бы уехал прямо сегодня, если бы ты сказала «да».